Звезда и жернов - Макс Армай

— Ведь мы же были сегодня у того дома! — и Адэк вопросительно посмотрел на него, словно бы это он, Рин, всё это и устроил.

— Ну и что? — пожал плечами Рин.

— Ничего… — Адэк, кажется и сам не знал, что же из этого следует. — Просто странное совпадение… Ни я, ни ты почти никогда туда не заходили, а сегодня, как раз именно рядом с этим домом, тебе вдруг сделалось плохо… Почему, спрашивается?

Рин сосредоточенно уставился на свои ноги, пытаясь сообразить, значит ли это что-нибудь, или, действительно, является всего лишь совпадением. Ничего путного в голову не приходило.

— Ну, не знаю, — недоумённо развёл он руками.

— Вот и я не знаю, — сказал Адэк, а затем, уже чуть тише, добавил. — И мне кажется, что будет лучше, если об этом никто больше и не узнает.

Затем он встал, отряхнул штаны, и направился к лестнице. Уже перед тем, как спускаться, он оглянулся и сказал:

— И ещё… Лучше не ходи сегодня домой!.. Мало ли кого или что можно сейчас повстречать в городе…

Он говорил это совершенно серьёзно, и Рину ни капельки не хотелось сомневаться в справедливости его слов:

— Наверное, ты прав…

Они спустились с башни и, оживлённо делясь впечатлениями от только что увиденного, направились обратно к себе, в комнаты прислуги, в западной части замка.

На следующее утро в комнату Рина вошёл сердитый и немного грустный Ндади.

Адэк, с которым Рин проболтал всю ночь, обсуждая всё, что случилось накануне, при виде господина Ндади, коротко поклонился и тотчас же выскочил вон из комнаты. Но Ндади на него даже внимания не обратил: он не отрываясь смотрел на Рина.

— Если ты полагаешь, что из-за вчерашних событий на Замковой улице, господин герцог забудет о твоей выходке, то ты глубоко ошибаешься!.. Я не знаю… и боюсь даже сейчас предполагать, какое наказание изберёт для тебя господин герцог… но думаю, оно тебе очень не понравиться… И, скажу я — поделом! Глядишь, хоть немного поумнеешь… Ведь это же надо такое придумать!.. И ладно бы ещё, если бы господин герцог был один, или только со своим светлейшим семейством, а то при столь знатных гостях! — Ндади был рассержен и растерян одновременно: понять подобное поведение было выше его сил, и он лишь с досадой и недоумением взирал на Рина.

Лучше бы надавал подзатыльников, или же, прямо тут же, собственноручно высек, подумал Рин, невольно съёживаясь под его взглядом. Если уж и Ндади столь растерян, то дело его, наверно, и вправду — хуже некуда!

— Ну что молчишь, словно конийская бестолочь?.. Что я теперь скажу твоей матери?.. Пажом ему, видите ли, быть захотелось! В рыцари не терпится! — Ндади схватил его за волосы надо лбом, и заставил смотреть на себя, не пряча лица. — А меня-то хотя бы ты мог спросить?.. Я ведь, при дворе, чай не первый год — уж что-нибудь, да присоветовал!.. Ну… Чего молчишь?!..

— Вы… — Рин так тихо прошептал, что и сам себя не услышал.

— Что, что? — спросил Ндади, склонившись и слегка прищурившись.

— Вы бы меня и слушать не стали, если бы я пришёл к вам с подобной просьбой, — сделав над собой усилие, выговорил, наконец, Рин.

Несколько мгновений Ндади внимательно всматривался в его лицо, а затем отпустил волосы и отвернулся. Некоторое время он о чём-то размышлял, нервно постукивая ногой по полу, а потом вновь повернулся к Рину.

— Ты прав… Вряд ли бы я стал всерьёз обсуждать с тобой это… Но вот что я тебе скажу — уж по-всякому я бы поговорил с тобой и постарался бы тебя образумить, и уж точно — не допустил бы, чтобы ты совершил подобную глупость! — Ндади устало вздохнул и сел на кровать рядом с Рином. — Конечно, все мальчишки в твоём возрасте мечтают о чём-нибудь героическом, достойном того, чтобы это запечатлело перо придворного летописца… Но, поверь мне, Рин, далеко не всегда это того стоит: жизнь рыцаря, если он не принадлежит к сильным мира сего, зачастую состоит лишь из тяжёлого ратного труда, безденежья, болезней и увечий, и весьма далека от того придворного блеска, который ты видишь здесь и ошибочно распространяешь на всех, кто относится к рыцарскому сословию…

— Я знаю… Ади Питри мне уже говорил об этом…

— Ты может быть и знаешь, но пока ещё не понимаешь этого!.. Ты ещё, просто, слишком мал для того, чтобы разбираться, что хорошо в жизни, а что — нет! — Ндади, видимо, решил раз и навсегда избавить его от вредных, по его мнению, устремлений. — Конечно, достопочтенный ади Фрогган — рыцарь в высшей степени доблестный и знаменитый… пусть и в прошлом… Но что он сейчас имеет? — Ни семьи! Ни достатка! Ни, даже, здоровья!.. Лекарь к нему почитай каждый день ходит, а ведь ему только пятый десяток пошёл! Пройдёт ещё каких-нибудь несколько лет, и — не допусти, конечно, того Господь наш всеблагой и всемилостивейший — ади Фроггана с нами уже больше не будет! И кто о нём тогда, вспомнит?..

— Я!.. Я вспомню!.. — гневно вскричал Рин, вскакивая с постели. — Зачем вы так говорите о ади Фроггане, господин Ндади?

— Помилуй, Рин! Я ничего плохого о ади Фроггане не говорю! — возмутился в ответ Ндади. — Но разве же всё, что я сказал тебе о нём — неправда?

— Да пусть даже и так! По мне, так лучше быть таким рыцарем, чем распоряжаться всю жизнь на чужих обедах, пусть даже и у герцога! — Рина аж затрясло от возмущения. Как Ндади может всерьёз убеждать его, что жизнь прислуги лучше жизни рыцаря?

Ндади же ничуть не смутился и не рассердился: лишь грустно посмотрел на Рина:

— Ладно, Рин… Ступай домой!.. Я думаю, что твоя мама очень волнуется…

Затем криво усмехнулся, прокашлялся и вышел из комнаты, но через секунду вновь появился в дверях:

— Если вдруг господин герцог тебя затребует, я за тобой пришлю. Так что сиди дома и не куда не отлучайся!

И снова ушёл. Рин слушал, как удаляются по коридору его шаги, а когда они совсем стихли, он неохотно поднялся с кровати и, натянув на себя камзол, отправился домой.

Первым делом Рин побежал поглазеть на то, что осталось от несчастного дома. Но там и без него зевак было предостаточно, хотя смотреть-то, собственно говоря, оказалось не на что: полуразвалившиеся стены, битые стёкла, да оплавившиеся кое-где камни из кладки — вот и всё, что он там увидел. Соседние же дома, некоторые из которых тоже весьма сильно пострадали, уже вовсю ремонтировались. Тут же стояли и их взволнованные обитатели, яростной жестикуляцией и отчаянной мимикой живописующие благодарным слушателям о том, близкими свидетелями чего им довелось стать. Несмотря на то, что большую часть рассказа они выдумывали по ходу своего повествования, и все, в общем-то, прекрасно об этом знали, толпа, всё равно, сочувственно охала и с величайшей готовностью сопереживала. Рин тоже немного послушал, но он был сейчас слишком взволнован, чтобы получать от этого удовольствие. Ещё раз бросив вокруг себя взгляд, он заспешил домой.