Не спешите нас хоронить - Раян Фарукшин

Эта война, она ещё многому нас научит. И страну, и народ, и армию научит. Но научит-то на крови, на нашей с вами крови. Потом, через какое-то время, все сделают свои выводы, все, кроме Кремля. Усман, вот твоей БМП сколько лет?

— Старьё! Да она, поди, списана, лет сто назад! Бедный Сосед, как он мучается с нашей бэхой, всё время что-то исправляет, ремонтирует, налаживает, ковыряет. С другим водилой она бы и с места не сдвинулась. Ладно, Сосед — клёвый механик, а то я не знаю, как бы мы ездили! — я братски похлопал Соседа по плечу.

— Вот оно! Ельцин тратит деньги на фейерверки и праздничные столы! По случаю рождества, наверняка закатят банкет в Большом Кремлёвском зале, кучу бабок прожрут, пропьют и просрут.

— Точно!

— А могли бы купить новую бэшку и подогнать тебе. На мол, Усман, тебе технику в отличном состоянии, не волнуйся, ничего не полетит, не сломается, трать время только на уничтожение противника. Воюй на здоровье! Представляешь?

— Не верю, что такое возможно.

— То-то! Или вот даже возьмём эту войну. Война забирает львиную долю бюджета.

— Долю чего, какого бю? — впервые услышал непонятное заморское слово Сапог. — Ты это, по-русски объясни!

— Бюджета, то есть народных денег, полученных государством путём сбора налогов, продажи акций и других махинаций, безмозглая твоя голова. Чтобы самолёты летали и танки ездили — необходимо купить горючее, чтобы пушки, гранатомёты и автоматы стреляли — необходимо запастись боеприпасами и запасными частями всех этих творений безумного человеческого разума. В конце концов, чтобы солдаты шли в атаку — необходимо обеспечить их одеждой, питанием, медикаментами и так далее и тому подобное. Всё это — огромные тысячи миллионов рублей.

— Ого! Ну ты мыслишь! Я, например, никогда об этом не задумывался!

— А такие большие деньги можно было бы потратить… ну, например, на образование. В школах ни компьютеров нет, ни спорт инвентаря, да ничего нет! На всё не хватает средств. Школы бедствуют, учебников не хватает! От того народ в нашей стране и тёмный, что не выгодно государству растить умных людей. А вдруг такие умники будут грамотно работать и сместят тупорылую бюрократическую номенклатуру? И тогда…

— Кончай грузить! Я ни хера не понимаю в твоей болтовне! — Сосед резко прервал политическую муть Винограда. — Если ты шаришь в разных тёмных делах, если ты умный такой, что же ты тогда здесь делаешь? А, Виноград? Что же ты не в институте каком, а здесь, в этом бесом проклятом Грозном? А? Навыдумывал хренатени всякой и грузишь нас. Болтун! Может, переименуем тебя? Будешь у нас не Виноград, а Студент, или Профессор, а?

— Смейся, смейся. А кем ты сам будешь работать без образования? Тебя, с твоей деревянной головой, и в ПТУ учиться не возьмут, бездарь. Что, ордена навесишь, в коляску плюхнешься, да песенки армейские в подземных переходах петь будешь? Милостыню собирать? Слушать надо, пока умные люди дают бесплатные советы. А я для себя решил, приеду домой и сразу в институт поступлю.

— Поступишь. Если у них лапшавешательский факультет есть. Или возьмут тебя в губораскатнический институт, ха!

— Урод полуграмотный! — отмахнувшись от Сапога, Виноград устало уставился в зарево далёкого пожара. — Я бы ещё сказал, почему у духов и оружия, и боеприпасов больше, чем у нас. Сами-то они его не производят. Ни патронов, ни автоматов, ни, тем более, танков. А ведь у них всё есть, и всё новое. Спрашивается, откуда?

— И откуда? — поинтересовался я.

— Схема простая. Сначала…

— Ладно тебе, — Сосед пресёк нашу последнюю попытку продлить дебаты. — Лучше скажи, доживём мы до конца войны? — он убрал остатки пищи с воображаемого стола и выжидающе посмотрел на собеседника.

— Вин, скажи! — я положил руку ему на плечо.

— Хренушки… — совсем не весело рассмеялся Виноград, — хренушки…

Стояли у трёхэтажки, разговаривали. Я, Сосед и Сапог. Удивлялись услышанному по радио. Возмущались, по-своему, в тихушку, бунтовали, обзывали всеми известными неприличными словами высокое штабное начальство. А всё из-за того, что утром по радио передали сводку по убитым и раненым в наших войсках за истёкшие сутки. Нам, всем четверым, показалось, что количество убитых сильно занижено. Даже не показалось, а мы точно знали, что убитых гораздо больше. В действительности, только по 81-му полку потерь было в два раза больше, чем «по официальным данным» во всей группировке войск в Грозном.

— Опять наша страна пытается нас надуть. Что за хренатень такая? Нам-то, нам зачем по ушам ездить, если мы сами живые свидетели этих потерь. Сами чуть потерями не стали! Говнюки, они что, не понимают, что такой фальшью только злят нас! Уроды, лучше бы позаботились о том, как трупы с улиц собрать, да на родину на погребение отправить! — голосил Сапог. — Что у нас за армия вшивая, если даже погибших героев не уважает, в своих крысьих интересах скрывает их честные фамилии!

— Бля, тут эти собаки гребучие, трупы наших пацанов грызут, а им — хоть бы хрен! Песни поют о минимальных потерях и максимальных успехах, — я угрожающе скривил рот в жалком подобии ухмылки. — Я за эти дни столько дерьма увидел, что мне на всю оставшуюся жизнь хватит! Мутят всякую чушь, сволочи!

— Кретин ты, Усман, — постучал мне по лбу Сосед. — Данные искажают для того, чтобы поднять боевой дух оставшегося в живых солдата, то есть твой боевой дух. Типа «всё окей, духаны воевать не умеют, ещё чуть-чуть и мы победим». Понял?

— А я не хочу понимать!

— Ну тогда…

— Пацаны! Пацаны! — прервал наши жаркие дебаты голос Винограда.

— О, зырьте! Виноград прётся. Опять где-то жратвы надыбал! — показал я на него пальцем.

Виноград трусцой спешил к нам:

— Вот, там, в подвальчике нашёл! Наткнулся нечаянно в темноте, ногой пошарил, взял на руки, смотрю — варение. Всё, думаю, живём! Есть с чем чаёк погонять!

Он, восстанавливая сбитое дыхание, охал и плевался, но, одновременно, спешно вытирал трёхлитровую банку с варением. Несколько раз похвалив себя, любимого, Виноград полюбовался находкой и, практически натерев банку до прозрачного блеска, передал её мне.

— Держи, Усман! Спрячь в коробочке, а будет время, вечерком чаи погоняем и похаваем. Только не урони, а то башку твою кудрявую оторву и чеченам сдам на память. Любишь варение?

— Вишнёвое, моё любимое, — громко облизнулся я. — Может, прямо сейчас схаваем? Чё на завтра оставлять то, что можно съесть сегодня?

— Доверь козе капусту.

— Ты кого с козлом сравниваешь? Я наводчик-оператор, а не мент.

— Да это пословица такая.

— Нашли козла отпущение. Я вам такого козла покажу, не обрадуетесь. А это, — я, держа банку за крышку двумя пальцами на весу, поднёс её к самому своему лицу, — это я сожру один. За возмещение морального ущерба.

«Пух!» — банка лопнула и рассыпалась на мелкие кусочки. Меня всего осыпало малюсенькими стекляшками и залило сладким варением. С шеи и груди виноградными гроздьями свисали и капали сморщенные пунцовые вишенки, а стеклянные градинки хрустели не хуже первого ноябрьского инея. По счастливой случайности стекло не попало ни в глаза, ни в приоткрытый на радостях рот. Продолжая держать у заляпанного варением лица пластиковую крышку, я недоумённо посмотрел на пацанов. А они и сами обалдели от неожиданности. Через секунд десять наше шоковое состояние прервал автомат Сапога, висевший на его левом плече. Автомат резко вздрогнул, качнулся, как буд-то живой, и чуть не соскочил с плеча. От калаша отвалились крупные щепки раздробленного приклада.

— Снайпер!!! — заорали мы всей толпой и рухнули на землю.

Снайпер продолжал активно обстреливать нас, но успеха добиться не смог. Мы по очереди заползли в подъезд и забежали в первую попавшуюся квартиру, благо, дверь оказалась выбитой, сели на полу на кухне. Мебели никакой там не осталось, даже табуреток не было, а газовая плита валялась в проходе и загораживала проход в комнату. Но это не важно, главное — окна выходили в противоположную от позиции снайпера сторону.

Мы успокоились, освоились и расслабились. Поудобнее прислонившись к стене и вытянув уставшие ноги, я, успевая громко ругаться, стирал липкое варение с лица:

— Вот сука, а! Чуть мозги мне не вышиб!

— Мазила хренов! Напугал до боли в жопе! Ладно приклад отшиб, а не руку!

— Кончать надо этих духанов! Заколебали уже, суки!

— Кажется мне, что снайпер этот специально вас не снял. Поиграл, показал, что всё видит и всё контролирует, — сделал резюме Виноград. — Если бы он хотел, он бы не банку разнёс, а башку твою. Повезло тебе, Усман, повезло.

— Слышь, Усман, ты же этот, мусульманин. Ты, давай, сиди и молись своему Аллаху, он же и у тебя, и у снайпера этого — один, этот ваш Аллах. Вот и попроси его о помощи. Только хорошо проси, а то, наверняка, и духан этот тоже сидит в своей комнате и Аллаха молит, что бы тебя, оболтуса неверного, в следующий раз, снять. Так что, кто из вас Всевышнего перемолит, тот и победит. Давай, Усман, молись, твоя жизнь — в твоих молитвах! — кряхтя и вытирая со лба пот, посоветовал Сосед. — Молись, а я послушаю, может, и мне это поможет.