Наука джунглей - Джим Корбетт

Это был первый леопард, которого увидели мы с Магогом, и так как ветер дул вверх по склону холма и не доносил запах зверя, я полагаю, что наша реакция на него была схожа — сильное возбуждение, но никакого чувства страха. Это отсутствие страха теперь, имея за плечами жизненный опыт, я объясняю тем, что у леопарда не было в отношении нас никаких дурных намерений. Согнанный с дороги людьми, он скорее всего собирался залечь за скалами, через которые только что перебирались мы с Магогом, а миновав заросли и обнаружив мальчика и собаку прямо на пути своего отступления, зверь замер, чтобы оценить ситуацию. С одного взгляда он понял, что мы не представляем для него опасности: леопарды оценивают ситуацию гораздо быстрей, чем другие животные в джунглях. И тогда, удовлетворенный тем, что от нас не исходит угроза и нет других людей в том направлении, в котором он собирался бежать, леопард поднялся и в несколько изящных прыжков скрылся в джунглях за нами. Ветер, дувший оттуда, донес до Магога запах леопарда, и в тот же момент он вскочил, а шерсть на загривке встала дыбом. Только теперь он осознал, что красивый зверь, на которого он смотрел без тени страха, был леопардом, самым смертельным и страшным врагом в джунглях, который мог убить его, большую сильную собаку, безо всякого труда.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Между периодами увлеченности рогаткой и шомпольным ружьем было время, когда я в основном пользовался луком со стрелами. Я вспоминаю это время с большим удовольствием, хотя мне почти никогда не удавалось подстрелить птицу или зверюшку. Зато я открыл в Банке Природы свой собственный счет — и это при моих-то скромных возможностях! Не говоря уже о том, что наука джунглей, которую я впитывал в себя и в те дни, и позднее, доставляла мне истинное наслаждение.

Я не случайно говорю «впитывал», а не «узнавал». Познание джунглей — это не та наука, которой можно научиться по книгам. Ее можно лишь впитать каплю за каплей, и процесс этот может тянуться бесконечно долго: книга природы не имеет ни начала, ни конца. Открой ее, где пожелаешь и когда угодно, и если в твоей душе есть жажда знания, ты постигнешь массу захватывающих вещей. И сколь бы долго и упорно ни перелистывал ты ее страницы, твой интерес не иссякнет, ибо природа неисчерпаема.

Представь, что сейчас весна и дерево, стоящее перед тобой, усыпано яркими цветами. Привлеченные ароматом цветов птицы с перьями, окрашенными всеми цветами радуги, порхают с ветки на ветку. Одни пьют нектар, другие поклевывают лепестки, третьи кормятся пчелами, деловито собирающими пыльцу для меда. Завтра место цветов займут плоды и множество других птиц рассядется по всему дереву. И каждая из этого множества будет иметь собственное, только ей одной предназначенное место в природной системе. Одни существуют, чтобы украшать собою сады, другие — чтобы наполнять его музыкой, а третьи — чтобы омолодить сад и не дать ему умереть.

Сезон за сезоном, год за годом меняется сцена. Новые поколения птиц разных видов обосновываются на дереве. И само дерево может лишиться ветки, обломанной ураганом, сделаться грудой безжизненных ветвей и умереть. Но другое дерево займет его место, и так вечно.

На тропе, у твоих ног, виден след змеи, она переползла тропу за час до рассвета. Змея пересекала тропу справа налево, была трех дюймов в обхвате, и ты можешь с уверенностью сказать, что она была ядовитой. Завтра на той же или другой тропе след поведает тебе, что змея, побывавшая здесь за пять минут до тебя, ползла слева направо, что толщина ее — пять дюймов и была она неядовитой.

Впитанное вчера добавится к тому, что откроется завтра. И только от твоей способности поглощать будет зависеть мера знания, которое ты в конце концов обретешь. Здесь не может быть никаких стандартов. А в конце пути к постижению, окажется ли он длиной в три года или в пятьдесят лет, ты поймешь, что все еще стоишь у самого края поля, которое зовется природой, и все оно лежит пред тобой и ждет, когда ты его изучишь. Но будь уверен, если в тебе не окажется интереса, если ты не загоришься жаждой познания, природа тебе ничего не расскажет.

Как-то раз мы со спутником преодолели по лесу двенадцать миль, отделявших один лагерь от другого. Стоял апрель, и природа ликовала. Цвело все: деревья, кустарники, лианы. Бабочки самых веселых окрасок перелетали с цветка на цветок, и наполненный ароматами цветения воздух подрагивал от пения птиц. В конце дня я спросил спутника, понравилась ли ему прогулка. «Нет, — ответил он, — дорога была слишком неровной».

Вскоре после Первой мировой войны мне довелось плыть на британо-индийском корабле «Карагола» из Бомбея в Момбасу. На верхней палубе нас было пятеро. Я направлялся в Танганьику, чтобы построить там себе дом, а четверо других ехали в Кению — трое, чтобы поохотиться, а один, чтобы посмотреть на купленную им ферму. Море было неспокойно, а моряк из меня никудышный. Так что большую часть времени я провел, подремывая в углу курительной комнаты. Остальные сидели тут же за столом, курили и играли в бридж, разговаривая по большей части о спорте. Однажды, пробудившись от судороги в ноге, я услышал, как самый молодой человек из компании сказал: «О, я знаю о тиграх все! В прошлом году я провел две недели с егерем в Центральных провинциях».

Может быть, оба эти случая не очень типичны. Но они могут подчеркнуть мою мысль о том, что при отсутствии интереса можно ничего не увидеть, кроме дороги у себя под ногами. А без жажды знания в душе не трудно до самой смерти остаться невеждой, способным утверждать, будто пары недель довольно для понимания того, что невозможно изучить за целую жизнь.

ГЛАВА ПЯТАЯ

И в детские годы, и в течение десяти школьных лет, и потом, когда я работал в Бенгалии, и между двумя мировыми войнами я обычно проводил каникулы и отпуска в окрестностях Каладхунги. И если за это время я не познал науку джунглей в той степени, в какой мог бы, то винить должен только самого себя. Ни у кого другого не будет больше таких возможностей, ибо возрастающая численность населения потребовала распашки все больших площадей джунглей, в которых в мое время водилось много дичи. Вырубка лесов под предлогом их упорядочения нанесла непоправимый ущерб природе, ее результатом стала повсеместная гибель диких деревьев, дававших необходимые зверям и птицам цветы и плоды. Одним из таких последствий, которого обязательно следовало бы избежать, стало вытеснение миллионов обезьян из лесов на обрабатываемые земли. В итоге правительство столкнулось с проблемой, которую очень непросто решить с учетом религиозных традиций местного населения, считающего обезьян священными животными. Когда-нибудь эта проблема будет стоять очень остро. Никак не позавидуешь тому, кто с ней столкнется, ведь, по моим подсчетам, только в Объединенных провинциях насчитывается не менее десяти миллионов этих животных, а десять миллионов обезьян на крестьянских полях и в садах — это весьма серьезная проблема.