Механизм жизни - Генри Олди

– Вы актер? – Шевалье не удалось скрыть разочарования. – Как же вы беретесь помочь мне?

– Ах, чистое сердце! – лев прослезился от нахлынувших чувств. – Сразу видно: сущий вы младенец! Дабы сыскать даму в Петербурге, надо быть вхожим в свет. Понимаете? Вхожим! Уж кто и вхож, как не Яков Брянский?! Где блистают дамы? Верно, душа моя: балы да театры! А кто всюду зван? везде желанен? Кого привечают, как родного? И кто всей душой жаждет вас осчастливить?

Он взял паузу, дожидаясь ответа. К сожалению, Огюст молчал, и актеру пришлось раскрыть эту невероятную тайну:

– А никто боле, кроме Якова Брянского! Так и запомните: никто! Славь, Муза, героя!

Напор актера потрясал. Такой человек мог быть полезен. Но голос осторожности звучал даже сквозь бурю и натиск подержанного льва.

– Допустим, вы убедили меня. Как дорого вы цените свои услуги, мсье Брянский?

– Ах, оставьте! Кто говорит о деньгах?! Неужели вы так меркантильны, душа моя? Не верю!

Актер тряхнул гривой. Он сделался прям, как столб, упер руку в бок и демонстративно отвернулся от собеседника; верней, повернулся к нему в профиль. Слова сорвались с губ Огюста прежде, чем молодой человек успел оценить театральность позы:

– И в мыслях не имел вас оскорбить!

– Я знал, знал! Ваши помыслы чисты! – воспрял лев, заключая Шевалье в объятия. Треск фрака служил ему аккомпанементом. – Что деньги? Прах! Металл презренный! Моей наградой будет лишь одно – двух любящих сердец соединенье! Но опасенья ваши мне понятны: вокруг кишат мздоимцы и плуты. Я ж не таков! Я злата не ищу. Я вас люблю, как сорок тысяч братьев! А посему отбросьте колебанья! Так трусами нас делает сомненье, и начинания, вознесшиеся мощно, сворачивая в сторону свой ход, теряют наше к ним расположенье… Вот вам залог моей сердечной дружбы!

Он царственным жестом протянул Огюсту кусок картона.

– Извольте! Контрамарка в Александринку. У меня там пустячная рольца – мизер, не стоит разговора. Но разве ж они могут обойтись без Брянского?! На коленях умоляли: мол, короля играет свита… Ладно, я снизошел. Не все ж представлять благородных отцов? Отыщете меня в антракте, я вам поведаю, что разузнал. Как зовут нашу Джульетту?

– Баронесса Вальдек-Эрмоли, – сдался Шевалье.

Актер его покорил – и темпераментом, и внезапным бескорыстием.

– Портрет есть? – деловито спросил Брянский.

– Увы, – развел руками Огюст.

Лев нахмурился:

– Это осложняет дело. Портрет возлюбленной надо иметь. Лучше в золотом медальоне… – Он ободряюще хлопнул молодого человека по плечу: – Не унывай, душа моя! Мы отыщем вашу возлюбленную! Там подмажем, тут поедем…

– Но вы же говорили…

– Не мне, не мне! Как ты мог подумать, несчастный?! Брянский слов на ветер не бросает! Я помогаю вам из душевного расположения! Мне ль не знать, как тоскует сердце в разлуке? Как тягостен миг вдали от любимой? Но не все вокруг таковы, душа моя. Черная алчность, интриги завистников, корысть… Тому дай, сему поднеси – а в итоге, глядишь: сладилось дело! Встретились два любящих сердца!

– Сколько?

– Сущие пустяки! Разве сорок рублей – деньги?!

– Ну, пожалуй…

Шевалье прикинул, какой наличностью располагает.

– Лишнего не потрачу! Ежели что останется – верну, как Бог свят! Можете считать, ваша суженая уже с вами. А не отужинать ли нам? Время позднее, не грех подкрепить силы телесные!

Лев попал в точку: у Огюста живот сводило от голода.

– С удовольствием!

– Отрадно зреть единение помыслов! Идем, Ромео! В сем богоспасаемом трактире подают отменную хреновуху. Мы скрепим наш союз согласно старинному русскому обычаю! А какая здесь стерлядь…

4

– Прав был князь, – сообщил Огюст платяному шкафу.

Шкаф с сочувствием промолчал.

Вторая попытка стащить панталоны также не увенчалась успехом. Молодой человек оступился, заплясал джигу и едва не растянулся на паркете. Волмонтович как в воду смотрел: «Будет вам кулинария а-ля рюс!» Кулинария – ладно, с трудом, но переживем; зато выпивка… Ну почему бы не взять под дивную стерлядь вина? Хорошего белого вина?! Легкого, нежного, полезного даже невинным младенцам…

Но Брянского разве переспоришь?

Коварная «хреновуха» бултыхалась в желудке. По организму она расползалась неравномерно, смещая равновесие к хаосу. Ноги выписывали кренделя, мостовую штормило. Огюст плохо помнил, как добрался до гостиного дома. Кажется, его довел Брянский. А портье, ласково утешая гостя народными русскими пословицами, помог взобраться по лестнице…

Стыдно-то как!

В какой-то момент Огюст осознал, что сидит на кровати со спущенными панталонами. Тут дело наконец пошло на лад. Минута – и он облегченно рухнул в белый сугроб одеял и простыней. Сугроб взвихрился снежным пухом; Шевалье даже испугался, что порвал подушку. Но подушка оказалась ни при чем. Вокруг мельтешили снежинки, сворачиваясь в знакомую двойную спираль.

Закружилась голова – гораздо хуже, чем прежде. Гигантский штопор увлекал Огюста за собой, ввинчиваясь в черный хрусталь небес. Сил сопротивляться не осталось. Движение ускорилось, перезвон ледяных шестеренок сложился в смутно знакомую мелодию; она убаюкивала, пела колыбельную…

Должно быть, он заснул. А когда очнулся и попытался открыть глаза – ничего не увидел. Его окружала непроглядная тьма. Тьма еле слышно вздыхала и шевелилась. К горлу подкатил комок тошноты. Это сон? Он умер? Ослеп?

Его похоронили заживо?!

– Приношу извинения. У нас маленькие неполадки. Внеплановая суперпозиция солитонных полей. Не волнуйтесь, сейчас все исправим.

Голос был знакомый. Глаз-Переговорщик?

У Огюста отлегло от сердца.

– Это я виноват, – ляпнул он первое, что пришло на ум. – Хватил лишку. Стерлядь, сами понимаете… ох, и стерлядь!.. Надеюсь, я у вас ничего серьезного не повредил?

Повисла долгая пауза. Шевалье даже успел забеспокоиться: не обидел ли он Переговорщика? – но тут глаз заговорил вновь:

– Удивительно! Вы правы! Опьянение меняет метаболизм организма, а это, в свою очередь, сказывается на волновой структуре супергена. Приемный комплекс был настроен на вашу стандарт-матрицу, вот и случился сбой. Обычно ясновидцы не злоупотребляют… Впрочем, это не мое дело. Извините за вторжение в частную жизнь. Сейчас операторы наладят связь; заодно и вас приведем в норму. Ну как? Чувствуете?

Головокружение исчезло. Мысль о «хреновухе» больше не влекла за собой желание удавиться.

– Здорово! – восхитился Шевалье, счастлив от такого благотворного вторжения в его частную жизнь. – А я, когда обратно вернусь, тоже буду трезвый?

– Гарантий дать не рискну, – замялся глаз. – Есть некий шанс…

Особой уверенности в его голосе не ощущалось.

– Ладно, так просплюсь. Кстати, у меня до сих пор темно, как в угольном мешке… Ой!

Яркий свет обрушился без предупреждения. Шевалье отчаянно заморгал (чем, прости Господи?!) – и зрение пришло в норму. Перед ним торчал волосатый ствол пальмы, уходя ввысь.

– Все в порядке?

– Д-да…

– Вы не против, если мы совершим прогулку по острову?

– Н-нет… не против…

Эту пальмовую рощу он до сих пор видел лишь издали. Перламутровый песок, обломки раковин блестят на солнце; в вышине – шелест тюрбанов резных листьев. Шум прибоя действовал успокаивающе. Лабиринт отсюда был едва различим. Его местоположение определялось по синим огням, время от времени вспыхивавшим на вершинах пирамидок.

– Рад, что вы снова навестили нас. Еще раз простите за доставленные неудобства.

– Да ладно, я сам виноват… – Если бы мог, Огюст расшаркался бы и потупил взор. Угораздило же вломиться в Грядущее пьяным в стельку! Что подумают потомки о буйном предке?! – Знаете, я вас не вижу. А вы меня? Как вы определяете, что я уже объявился?

– Мы не видим вас. Мы вас ощущаем. Если вы, к примеру, работаете в лаборатории, вы ведь заметите, что… – глаз задумался, подбирая слова. Казалось, Переговорщик лабораторию представлял совсем иначе, чем гость, – что в помещение кто-то вошел?

– Человека – замечу. Призрака – вряд ли.

– Да, пример неудачный, – вздохнув, согласился Переговорщик. – Хорошо, зайдем с другого боку. Как по-вашему, электрический ток – материален?

– Разумеется!

– Но ведь вы его не видите, верно? Как вы определите наличие тока в проводнике?

– По запаху.

– А, вы шутите! – догадался глаз. – Очень смешно. А если всерьез?

– При помощи гальваноскопа. Или по отклонению магнитной стрелки.

– Отлично! Теперь представьте, что гальваноскоп или компас – один из ваших биологических органов. Вам не нужно смотреть на приборы, чтобы определить: рядом объявился новый источник электротока. Вы это просто чувствуете.

– Компас – мой орган? Очень интересно…

Складывалось впечатление, что два философа – бестелесные Сократ с Платоном – прогуливаются меж тропических деревьев, ведя познавательный разговор. Огюст словно оседлал пони-невидимку, повинующегося мысленным приказам всадника-призрака.