Творения - Григорий Двоеслов

1. Словами этого чтения, нам, возлюбленнейшая братия, представляется в пример смирение Иоанна, который, имея такую святость, что мог быть признаваем за Христа, решился твердо держаться в самом себе, дабы от мнения человеческого не восхититься выше себя. Ибо он исповеда и не отвержеся, и исповеда, яко несмь аз Христос. Поскольку же он сказал: несмь; то совершенно отверг, чем не был, но не отверг того, чем был, дабы, говоря истину, быть членом Того, Коего имени ложно не присвоял себе. Итак, когда он не желает имени Христа, тогда соделывается членом Христа, потому что, ревнуя о смиренном сознании своей слабости, справедливо заслуживает место на высоте Его. Но когда мы припоминаем мысль Искупителя нашего из другого чтения, тогда из слов этого чтения рождается вопрос, для нас весьма запутанный. Ибо в другом месте Господь на вопрос учеников о пришествии Илии ответствует: Илия уже прииде; и не познаша его, но сотвориша о нем, елика восхотеша. (И если вы хотите знать, то сам Иоанн есть Илия) (Мф.17:12). А спрошенный Иоанн говорит: несмь (Илия). Что же это такое, возлюбленнейшая братия, Пророк Истины отвергает то, что утверждает Истина? — Ибо выражения: той есть и несмь, весьма различны между собой. Следовательно, каким образом он есть Пророк Истины, когда не согласуется в словах с этой Истиной? — Но если мы тонко разберем саму Истину, то звучащее между собой разноречием перестанет быть противоречащим. Ибо Ангел об Иоанне говорит Захарии: той предидет пред Ним духом и силою Илииною (Лк.1:17). Следовательно, он (Иоанн) называется грядущим в духе и силе Илии, потому что, как Илия будет предшествовать второму пришествию Господа, так Иоанн предшествовал первому. Как тот будет Предтечею Судии, так сей был Предтечею Искупителя. Итак, Иоанн был в духе и силе Илии, но лично не был Илией. Следовательно, что Господь утверждает о духе, то Иоанн отрицает о лице, потому что этому так и должно было быть, дабы и Господь высказал ученикам мысль об Иоанне духовную, и этим Иоанн ответствовал плотскому народу, не о духе, но о плоти. Следовательно, хотя и кажется противным истине то, что отвечал Иоанн, однако же он не отступил от стези истины.

2. Он, отрицаясь даже от имени Пророка, — именно потому, что не только мог проповедовать об Искупителе, но и указывать (на Него), — далее высказывает, кто он, присовокупляя: аз глас вопиющаго в пустыни. — Вы знаете, возлюбленнейшая братия, что Единородный Сын называется Словом Отчим, по свидетельству Иоанна, который говорит: в начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово (Ин.1:1). И из самого вашего говора знаете, что прежде звучит голос, дабы потом могло быть слышимо слово. Итак, Иоанн утверждает, что он есть глас, потому что предшествует Слову. Предшествуя пришествию Господню, он называется гласом потому, что делается слышным от людей посредством своего служения Отчему Слову. Он и в пустыне вопиет, потому что возвещает оставленной и отверженной Иудее утешение Искупителя. А о чем он вопиет, то внушает, присовокупляя: исправите путь Господень, якоже рече Исаия Пророк (Ин.1:23) [ [17]]. Путь Господень направляется к сердцу тогда, когда со смирением слушается слово истины. Путь Господень направляется к сердцу тогда, когда жизнь предуготовляется к (соблюдению) заповеди. Посему написано: аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет: и Отец Мой возлюбит его, и к Нему приидема и обитель у него сотворима (Ин.14:23). Итак, кто гордится умом, кто дышит пламенем любостяжания, кто оскверняется нечистотами роскоши, тот запирает дверь сердца от истины; и дабы не пришел к нему Господь, крепит запоры души застарелостью пороков.

3. Но посланные еще возражают: что убо крещаеши, аще ты неси Христос, ни Илиа, ни Пророк? — Поскольку об этом спрашивается не по желанию знать истину, но по злостной зависти, то Евангелист молча заметил, когда присовокупил, говоря: и посланнии беху от фарисей. Ясно говорит он как бы так: Иоанна спрашивают о действиях его те, которые не умеют желать учиться, но (умеют) только завидовать. Но каждый Святой, когда даже от развращенного ума получает вопрос, не изменяется в соблюдении своей благости. — Почему и Иоанн на вопрос зависти ответствует назиданием жизни. Ибо тотчас присовокупляет: аз крещаю водою; посреде же вас стоит, Егоже вы не весте. Иоанн крещает не в духе, но в воде, потому что, не имея власти отпущатъ грехи, он омывает тела крещаемых водою, но не омывает духа через отпущение грехов. Итак, для чего крестит тот, кто крещением не отпущает грехов, если не для того, чтобы, сохраняя порядок предшествия своего, тот, кто рождением предшествовал Имеющему родиться, и крещением предшествовал Господу, Имеющему крестить; и чтобы тот, кто через проповедь соделался Предтечею Христа, и через Крещение был Его Предтечею подражанием Таинству? — Между тем, он возвещая о Таинстве, утверждает, что Сей (Христос) и посреди людей стоит, и Его не знают; потому что Господь, явившись во плоти, соделался и видимым по плоти, и невидимым по величию. О Нем–то он далее говорит: Той есть грядый по мне, Иже предо мною бысть. Ибо так говорится: предо мною бысть, что то же — «предо мною поставлен». Итак, грядет после меня потому, что после родился, но предо мною бысть потому, что превознесен выше меня. Но об этом говоря немного выше, он открыл и причины Его превознесения, присовокупив: яко первее мене бе. Ясно говорит он как бы так: рожденный после меня превышает меня даже тем, что Его не стесняют времена рождения Его. Ибо Тот, Кто во времени рождается от Матери, без времени рожден от Отца. Предаваясь Ему (Иисусу), он (Иоанн) объявляет, какое долженствует иметь благоговейнейшее смирение перед Ним: Емуже несмь достоин преклонься разрешити ремень сапог Его (Мк.1:7). У древних был обычай, что если бы кто не захотел иметь женою ту, которая была за него помолвлена, тот обязывался снимать сапог у того, кто по праву близости являлся к ней женихом. Итак, чем явился Христос среди людей, если не женихом Святой Церкви? О чем тот же Иоанн говорит: имеяй невесту, жених есть (Ин.3:29). Но поскольку люди думали, будто Иоанн есть Христос, — что сам Иоанн отвергает, то он справедливо говорит, что он недостоин даже того, чтобы разрешать ремень у сапог Его. Ясно говорит он как бы так: «Я не имею силы обнажать стопы нашего Искупителя, потому что незаслуженно не присвояю себе имени жениха». — Впрочем, это может быть разумеваемо и иначе. Ибо кто не знает, что сапоги устрояются из мертвых животных? — Воплотившийся же Господь явился как бы обутый, потому что в Божестве Своем приял мертвенность нашего повреждения. Почему и через Пророка говорит: на Идумею простру сапог Мой (Пс.59:10). Ибо под именем Идумеи разумеется язычество, а под именем сапога — принятая смертность. Итак, Господь говорит, что Он на Идумею прострет сапог Свой, потому что, когда Он плотью сделался известным для язычников, тогда Божество пришло к нам, как бы в обуви. Но человеческий глаз не может проникнуть в таинство сего вочеловечения. Ибо никак нельзя постигнуть, каким образом Слово воплощается; каким образом высший и животворящий Дух одушевляется в утробе Матери; каким образом не имеющий начала и существует, и зачинается. Следовательно, ремень сапог есть завязка таинства. Итак, Иоанн не может разрешить ремень сапог Его, потому что не может сам проникнуть в таинство воплощения Его, хотя и знал о нем по духу пророчества. Итак, что значат слова: несмь достоин разрешити ремень сапог Его, если не выражение ясного и смиренного сознания в своем неведении? Ясно говорит он как бы так: «Что дивного в том, если превознесен предо мною Тот, на Которого я хотя и взираю, как на Родившегося после меня, но не постигаю таинства Его рождения». Вот Иоанн, исполненный духа пророчества, славится дивным ведением, и однако же внушает о себе, что он не знает недоведомого.

4. В этом деле нам, возлюбленнейшая братия, надобно взвесить и с полным вниманием размыслить, каким образом святые мужи для охранения в себе добродетели смирения, когда дивно знают что–либо, стараются вызывать к очам ума то, чего не знают, для того, чтобы душа их не гордилась с той стороны, с которой совершенна, помышляя, с другой стороны, о своей слабости. Ибо ведение есть добродетель, а смирение — страж добродетели. Следовательно, уму остается стеснять самого себя во всем, что он знает, для того, чтобы ветер гордости не развевал того, что собирает добродетель ведения. Когда вы, братие, делаете добро, всегда воззывайте на память злые дела для того, чтобы душа никогда неосторожно не услаждалась добрым делом, осторожно взирая на свою виновность. Взаимно на высших, особенно на тех, которые не имеют общения с вами, взирайте, как на ближних ваших, потому что вы не знаете, что добро скрывается в том самом, что вы признаете за некое зло в их действиях. Итак, всякий да старается быть великим, но да не ведает некоторым образом, что он действительно таков, для того, чтобы дерзким присвоением себе величия не потерять его. Посему–то через Пророка говорится: горе, иже мудри в себе самих и пред собою разумни (Ис.5:21). Поэтому Павел говорит: не бывайте мудри о себе (Рим.12:16). Поэтому же говорится против гордящегося Саула: еда не мал был еси ты пред ним, и не властелина ли тя постави. Ясно говорится как бы так: «Когда ты признавал самого себя малым, тогда Я тебя перед прочими возвеличил. Но поскольку ты сам себя признаешь великим, то Я считаю тебя малым». Напротив того, Давид, когда, скача перед Ковчегом Завета Господня, с презрением взирал на могущество своего царства, сказал: буду играти и плясати пред Господем. И открыюся еще такожде и буду непотребен пред очима твоими (2 Цар.6:21,22) [ [18]], ибо кого не надмило бы сокрушение челюстей львиных, растерзание мышц медвежьих, избрание (на Царство) с пренебрежением старших братьев, низложение страшного для всех Голиафа одним камнем, принесение, по предложению Цареву, назначенных числом краеобрезаний истребленных филистимлян, получение Царства по обетованиям, обладание целым израильским народом без всякого впоследствии прекословия? — И однако же во всем этом презирает себя тот, кто признается, что он уничижен пред очами своими. Итак, если святые мужи низко думают о самих себе даже тогда, когда совершают великие подвиги, то что скажут в свое извинение те, которые надмеваются без совершения подвига? — Да хотя и были бы какие–либо добрые дела, то они ничтожны, если совершаются без смирения. Ибо дивный подвиг с гордостью не возвышает, а унижает. Потому что кто собирает добродетели без смирения, тот бросает пыль на ветер; и откуда, по видимому, приобретает нечто, оттуда более ослепляется. Итак, братия мои, во всех ваших делах смирение считайте за корень доброго дела. Взирайте не на то, чем вы уже возвысились, но на то, чем вы еще стали ниже, для того, чтобы от смирения вы могли всегда восходить к высшему, имея перед глазами лучших, нежели вы [ [19]].