Наследник фараона - Мика Валтари

Все же я надеялся, что за туманной завесой святилища найду Неведомое, что Амон явится мне и принесет мир моему сердцу.

Я размышлял об этом, бродя вдоль колоннад, к которым имели доступ миряне. Я рассматривал красочные священные изображения и надписи, рассказывающие о фантастических дарах Амону от фараонов; их доставляли с поля боя как его долю трофеев. И там встретил я прекрасную женщину в одежде из столь тонкого полотна, что сквозь него можно было видеть ее грудь и чресла. Она была стройная и гибкая, ее губы, щеки и брови были накрашены, и она взглянула на меня с бесстыдным любопытством.

— Как тебя зовут, красавчик? — спросила она; ее глаза остановились на моей серой накидке, означающей, что я готовлюсь к посвящению.

— Синухе, — отвечал я в смущении, не смея встретить ее взгляд; но она была так прекрасна, и я с надеждой ждал, что она попросит меня быть ее проводником в храме. Об этом часто просили новичков.

— Синухе, — задумчиво повторила она, разглядывая меня. — Значит, ты очень пуглив и убегаешь, когда тебя посвятят в тайну.

Она намекала на легендарного Синухе, и это раздосадовало меня: достаточно меня дразнили этим в школе. Я выпрямился и посмотрел ей в глаза, и ее взгляд был таким странным — ясным и испытующим, что я почувствовал, как вспыхнуло мое лицо, и огонь, казалось, пробежал по моим жилам.

— Чего я должен бояться? — резко возразил я. — Будущий врач не боится никаких тайн.

— А-а, — улыбнулась она, — птенец запищал раньше, чем вылупился из яйца. Но скажи-ка мне, нет ли среди твоих товарищей юноши по имени Метуфер? Он сын главного строителя фараона.

Метуфер был тот самый, кто допьяну напоил жреца вином и дал ему золотой браслет как дар при посвящении. Я почувствовал внезапную острую боль, когда сказал, что знаю его, и предложил его привести. Затем мне пришло в голову, что она, может быть, его сестра или какая-нибудь другая родственница; это приободрило меня, и я смело улыбнулся ей.

— Однако как я могу привести его, если не знаю твоего имени? Как я скажу ему, кто послал меня?

— Он знает, — отвечала женщина, нетерпеливо постукивая по полу сандалией, украшенной драгоценностями. Я посмотрел на маленькие ножки, не испачканные пылью, и на прекрасные ногти, покрытые ярко-красным лаком.

— Он знает, кто. Быть может, он что-то мне должен. Быть может, мой муж путешествует и я жду, чтобы Метуфер пришел и утешил меня.

Я снова пал духом при мысли, что она замужем, но живо сказал:

— Отлично, прекрасная незнакомка! Я приведу его. Я скажу, что его зовет женщина моложе и прекраснее богини луны. Тогда он узнает, кто это, ибо тот, кто однажды видел тебя, никогда тебя не забудет.

Испугавшись собственной самонадеянности, я повернулся, чтобы уйти, но она ухватилась за меня.

— Зачем же спешить? Погоди! У нас с тобой есть еще о чем поговорить.

Она снова оглядела меня, и сердце растаяло у меня в груди и все во мне оборвалось. Она протянула руку, унизанную кольцами и браслетами, коснулась моей головы и ласково сказала:

— Разве не холодно этой хорошенькой свежевыбритой голове? — Затем нежно: — Ты говорил правду? По-твоему, я красива? Посмотри внимательнее.

Я взглянул на нее: ее одежда была из царского полотна, и она показалась мне прекрасной — прекраснее всех женщин, каких я видел, и поистине, она не стремилась скрыть свою красоту. Я смотрел на нее и забыл о ране в моем сердце, забыл Амона и Обитель Жизни. Ее близость жгла огнем мое тело.

— Ты не отвечаешь, — грустно сказала она, — и незачем. Твои прекрасные глаза, наверное, видят во мне ведьму. Так ступай и приведи молодого кандидата Метуфера — и избавишься от меня.

Я не мог ни оставить ее, ни говорить, хотя знал, что она меня дразнит.

Между огромными колоннами храма было темно. Тусклый отсвет каменной колоннады мерцал в ее глазах, и никто не видел нас.

— Может, тебе незачем приводить его? — Теперь она улыбалась. — Может, с меня довольно того, что ты восхищаешься мною и насладишься мной, ибо я не знаю, кто другой мог бы дать мне радость.

Тоща я вспомнил, что рассказывала мне Кипа о женщинах, которые соблазняют красивых мальчиков; я вспомнил это столь внезапно, что отпрянул на шаг назад.

— Разве я не угадала, что Синухе испугается?

Она снова приблизилась ко мне, но я в ужасе поднял руку, чтобы отстранить ее, сказав:

— Я знаю теперь, что ты за женщина. Твой муж в отлучке, и твое сердце — ловушка, а твое тело жжет сильнее огня.

Но хотя я и говорил так, я не мог убежать от нее.

Она была ошеломлена, но снова улыбнулась и подошла близко ко мне.

— Ты веришь этому, — мягко сказала она. — Но это неправда! Мое тело вовсе не жжет как огонь; говорят, что оно желанно. Попробуй сам!

Она взяла мою безвольную руку и поднесла ее к своему животу. Я ощущал ее прелесть сквозь тонкую ткань так, что начал дрожать и мои щеки запылали.

— Ты все еще не веришь мне, — сказала она с притворным разочарованием. — Моя одежда мешает, но постой — я сброшу ее.

Она скинула одежду и притянула мою руку к своей обнаженной груди. Она была нежная и прохладная под моей рукой.

— Пойдем, Синухе, — сказала она очень мягко. — Пойдем со мной. Мы выпьем вина и насладимся вместе.

— Мне нельзя выходить за пределы храма, — сказал я в испуге и устыдился своей трусости; я и желал, и боялся ее так, как боялся смерти.

— Я должен блюсти чистоту, пока не пройду посвящения, иначе меня изгонят из храма и никогда вновь не буду я допущен в Обитель Жизни. Пожалей же меня!

Я сказал это, зная, что, если она еще раз попросит меня, я должен буду идти за ней. Но она была опытна и понимала мои терзания. Она задумчиво огляделась вокруг. Мы все еще были одни, но поблизости ходили люди и проводник громко перечислял чудеса храма нескольким посетителям, выпрашивая у них медные монеты перед тем, как показать им новые диковинки.

— Ты очень робкий юноша, Синухе! — сказала она. — Богатые и могущественные должны подносить мне золото прежде, чем я призову их. Но тебе следует остаться чистым.

— Ты бы хотела, чтобы я позвал Метуфера? — спросил я с отчаянием. Я знал, что Метуфер без колебаний улизнет из храма с наступлением ночи, хотя был его черед бодрствовать. Он мог себе это позволить, потому что его отец был главным строителем фараона… но я готов был убить его за это.

— Может быть, я больше не хочу, чтобы ты позвал Метуфера, — заметила она, лукаво заглядывая мне в глаза. — Может, я бы хотела, чтобы мы расстались друзьями, Синухе. Поэтому я скажу тебе, что меня называют Нефернефернефер — поскольку считают прекрасной и поскольку каждый, кто произнесет мое имя, не может удержаться, чтобы не повторить его снова и снова. Есть также обычай, что друзья при расставании обмениваются подарками на память. Поэтому я хочу получить от тебя подарок.

Я еще раз осознал свою бедность, ибо не мог ничего подарить ей: даже самого пустякового украшения, самого маленького медного колечка; но если бы они у меня и были, я не посмел бы предложить их ей. Я испытывал такой горький стыд, что опустил голову и был не в состоянии вымолвить ни слова.

— Тогда дай мне подарок, который оживит мое сердце, — сказала она и приподняла пальцем мой подбородок, приблизив ко мне лицо. Когда я понял, чего она хочет, я коснулся губами ее нежных губ. Она слегка вздохнула.

— Благодарю тебя. Это прекрасный подарок, Синухе. Я не забуду его. Но ты, должно быть, пришелец из далекой страны, раз ты все еще не умеешь целоваться. Иначе как могло случиться, что фиванские девушки не научили тебя, ведь твои волосы острижены в знак возмужания?

Она сняла с большого пальца перстень из золота и серебра с крупным камнем без всякой надписи и надела его мне на руку.

— Я тоже даю тебе подарок, Синухе, так что ты не должен забывать меня. Когда ты примешь посвящение и вступишь в Обитель Жизни, ты сможешь вырезать свою печать на этом камне, как делают люди богатые и солидные. Но помни, что камень зеленый, ибо меня зовут Нефернефернефер и говорят, будто мои глаза зелены, как вода Нила в летний зной.

— Я не могу взять твой перстень, Нефер, — и я повторял это «Нефернефер», и повторение доставляло мне несказанную радость, — но я никогда не забуду тебя.

— Глупый мальчик! Храни перстень, потому что я этого хочу. Храни ею ради моей прихоти и ради прибыли, которую он когда-нибудь принесет мне.

Она помахала тонким пальцем перед моим лицом, и ее глаза смеялись, когда она сказала:

— И запомни, что нужно остерегаться женщин, чьи тела жгут сильнее огня!

Она повернулась, чтобы уйти, запретив мне следовать за ней. Через дверь храма я видел, как она подошла к резным разукрашенным носилкам, которые дожидались ее во дворе. Скороход шел впереди и кричал, чтобы освободили дорогу. В стороне стояли люди, перешептываясь и глядя ей вслед. Когда она ушла, меня охватила смертельная пустота, как если бы я бросился в темную пропасть.