Заковали сердце в лед - Кирилл Казанцев

От выпитого Замирухин, казалось, помолодел, раскраснелся. Его зычный актерский голос заставлял дрожать стекла в доме:

– Если ты не играл Гамлета, то ты не артист. Попробуй в образ войти. Не каждому такое дано. Только великим! Шутка ли, почувствовать себя принцем датским.

Раздухарившись, он легко поддался на провокацию. Вскоре, маханув еще полстакана водки, вытащил из кладовки сундук, стер тряпкой с крышки толстый слой накопленной за годы пыли и извлек на свет божий старые театральные костюмы времен театрального кружка во Дворце молодежи, на дне сундука отыскал длинноволосый парик, а коробки с гримом доставать не стал.

Преобразившийся Петр Антонович выглядел внушительно – тронутые сединой волосы до плеч, завернут в средневековый плащ на манер тоги, на боку рапира, на ногах ботфорты. Воздев руку к потолку, обшитому вагонкой, он, ни разу не сбившись, прочитал знаменитый монолог Гамлета про «…быть или не быть…».

– Иногда забываю, что вчера на ужин ел, а эти слова до сих пор помню. – Бывший актер, запыхавшись, сел на стул и приложил руку к сердцу. То ли хотел этим сказать, что слова великого драматурга – самого Вильяма Шекспира – навечно сохранились там, то ли просто сердце слегка прихватило от выпитого.

– Быть или не быть – это, в самом деле, вопрос. А вот пить или не пить – в этом никакого вопроса не было и нет, только ответ. – Клещ тут же налил всем водки.

– Вот это ты верно заметил. Водка и творчество неразлучны. Это молодые актеры теперь не пьют. Кто-то наркотиками балуется, кто-то «форму» бережет. А великого искусства без алкоголя не бывает. Теперь уже нет того великого искусства, только прошмандовки какие-то на экране задницами крутят. И это называется искусством!

Несмотря на такое предисловие, вновь выпили за искусство. Вскоре язык у старика стал заплетаться, он произносил невнятные фразы, голова то и дело падала на грудь. Порубов с Плещеевым заботливо довели его до кровати, помогли снять театральные ботфорты Гамлета, плащ, уложив в постель. Через пару минут Петр Антонович уже храпел.

– Бедный Йорик, – процитировал Андрюха.

– Не Йорик, а Замирухин, – поправил его Клещ.

– Нехорошо, конечно, – проговорил Порубов, садясь на корточки возле сундука с театральным хламом. – Старик бы и так нам дал то, что нужно – стоило попросить. Но спалились бы, по-другому никак нельзя.

– Считай, не для себя берем, – успокаивал разнервничавшегося приятеля Плещеев и выкладывал на стол то, что могло им понадобиться. – Теперь таких париков не делают, сплошь синтетика. А эти из настоящих волос. Бабе еще подходящий парик в магазине найти можно, все они красятся, настоящих и не осталось, а мужику парик и не подберешь.

– Настоящему мужику парик ни к чему. Только в нашем случае понадобится.

Клещ приложил к верхней губе усы, надел очки без диоптрий, отчего сразу же стал смотреться старше.

– Как настоящие, никто не просечет, – оценил Андрюха и забросил в сумку деревянные коробки с гримом.

Наскоро убрались в доме, сполоснули посуду, еду и недопитую бутылку поставили в холодильник, чтобы хозяин потом не корил гостей. Проснется и скажет: «Молодцы, ребята. Все за собой убрали и старика уважили».

Несколько полегчавший сундук занесли в кладовку. Было понятно, что Замирухин в ближайшее время заглядывать в него не станет, если и обнаружит пропажу, то очень не скоро.

Андрюха с Толиком быстро шагали к шоссе. На съезде у самого леска виднелась Юркина «Тойота», припаркованная под молодыми соснами. Сам Покровский сидел неподалеку на невысоком пеньке с работающим ноутбуком на коленях, щелкал клавишами. Порубов уже не представлял его себе без компьютера. Ботан и техника в последнее время срослись между собой, стали одним целым.

– Ну как? – поинтересовался Юра, не отрывая взгляда от экрана, а руки от клавиатуры.

– Все путем получилось, никто ни на кого в обиде не остался, – отозвался Порубов, бросая сумку на заднее сиденье. – Все, что требуется, взяли. В долг взяли.

– Я тоже времени зря не терял. Пока вас дожидался, кое-что накопал. Реклама – все-таки великая вещь, особенно реклама акций ювелирных салонов, – хитро усмехнулся Ботан. – Поехали, по дороге расскажу.

Глава 4

О том, что ее муж, Миша Зиганшин, завел себе пассию на стороне, длинноногая красавица Катя Пряник догадывалась уже давно. Поняла это буквально в тот же день, когда ее супруг впервые переспал с Люсей. Не знала об этом, но почувствовала.

Женщине для таких догадок не нужно доказательств, снимков, сделанных через окно, рассказов подруг, не надо мужа с любовницей за ногу в постели ловить. Бабы такое просто чувствуют по поведению своих мужчин. У мужиков последствия подобного просто на лице написаны – русским по белому, как в народе говорится. А народ – он никогда не ошибается.

В один прекрасный день погас для Кати в глазах Зиганшина слегка сумасшедший огонек. Недолго он горел, погас и больше не зажигался. Мужики в большинстве такие: добьются, чего хотели, а дальше им новое подавай. Свадьба для них не финал, а только антракт в сексуальных приключениях. Закончится медовый месяц – и все, они уже жаждут новых впечатлений. Покоренная вершина в данном случае – не вершина, а так, промежуточный пункт в восхождении.

Раньше Миша поцеловать Катю лишний раз норовил, подарки или цветы домой приносил, со службы старался пораньше прийти. Случалось, конечно, с какими-то своими знакомыми и сослуживцами основательно водкой нажирался, его тогда домой привозили на патрульной машине, сам идти не мог. Под дверь ставили и в звонок звонили, а сами убегали. Тащила тогда жена упирающегося мужа к постели, раздевала его, а он упирался. Трудно было, но Катя знала, что не изменяет он ей.

Конечно же, служба не сахар, сил много забирает, вот и расслабиться время от времени мужу следует. Потому даже скандалы ему наутро не устраивала. Вечером-то устраивать бессмысленно – пьяный мужик невменяемый, говорит сам не знает что. То заочные разговоры с начальством ведет – оправдывается, то перед подследственными изгаляется. Но ни разу пьяный Мишка ей обидных слов не говорил.

Ну а потом стал приходить тоже поздно, но куда трезвее прежнего. Спокойный, внимательный, словно прощения за что-то просил. И не водкой уже от него пахло, а дорогим коньяком, который в нормальной мужской компании пить не станут, в горло не полезет, если подумаешь, сколько за него отдать пришлось. Да и в постели стал Катю куда реже беспокоить, словно не с женой лежит, а с бесчувственным бревном.

Секс стал у них случаться нечасто и будто по расписанию, без поцелуев, без ласк, буднично, словно работу подневольную делали. В эти моменты Катя нутром чувствовала, что вместо нее Миша себе другую женщину представляет, даже пару раз «пусей своей» назвал, чего раньше никогда не было.

До поры до времени она старалась на все это закрывать глаза. Мол, время пройдет, одумается Зиганшин, поймет, что не дело на сторону шастать, если дома тебя женщина ждет, которой ты изо всех сил добивался, перед которой на коленях стоял, которая от тебя ребенка иметь хочет. Но даже женское терпение имеет предел.

Как-то раз Миша в душ забрался и по привычке мобильник с собой взял. Мало ли, по службе всегда вызвать могут. Ничего подозрительного Катя в этом поначалу не усмотрела, но вдруг услышала сквозь шум воды, как коротко зачирикала трубка в ванной, Миша не ответил своим обычным официальным «Зиганшин слушает», а стал говорить тихо-тихо, словно прячась. Грех это – чужие разговоры подслушивать, самой себе неприятности искать, другим горе доставлять, но Катя имела на это право. Подошла к самой двери и ухом к ней припала. Не многое удалось расслышать, но и того было достаточно, чтобы все понять о муже и его теперешних делах на стороне.

– …пуся ты моя, Люсенька, – нежно шептал Миша. – Ну, не могу сегодня… я со своей дурой в гости вечером иду… хорошо, что-нибудь придумаю, жди…

Катя тут же отошла от двери и пошла на кухню, все ждала, что же муж придумает сказать…

Ничего умного и нового Зиганшин, конечно же, не придумал. В обед зачирикал его мобильник. Ясно, что вновь «пуся» звонила, подгоняла, чтобы скорее к ней приходил. Миша коротко и официально поговорил, затем состроил для Кати ожидаемо скорбное лицо и проинформировал:

– Гости, Катька, возможно, и отменяются. Не дают мне спокойной жизни, опять ограбление со взломом случилось.

– Когда хоть вернешься? Успеешь? – не стала спорить и показывать, будто догадывается о супружеском обмане, Катя.

– Если что, ты уж за меня извинись, одна сходи попразднуй. Когда вернусь, еще не знаю. Преступление, оно, как всегда, только по горячим следам раскрывается. Не успеешь, след остынет – и тогда ищи ветра в поле.

Михаил наскоро оделся и вышел из дома. Но Катя уже готова была к такому повороту, загодя договорилась с соседкой машину у нее взять, будто бы Катина сломалась.