Крепостные мастера. Роман - Наиль Акчурин

Среди шума, гама, клубов табачного дыма Чаплыгин нашел довольно сносное место поближе к входной двери. К началу разбора вопроса он естественно опоздал. По рукам ходила справка из поликлиники, и как понял Вова, это было непременное условие для дальнейшего разговора. Когда справка дошла до него, он не стал вчитываться в диагноз, а только посмотрел на номер поликлиники и гербовую печать. Все было в порядке.

– Ну, и что Никанорович? Вы уже все документы оформили, и через неделю прощай родной институт? – глубоко затянувшись папиросой и медленно выпуская раздирающий носоглотку дым, спросил Ярыгина ведущий конструктор сектора корпусных деталей, гений и балагур Иван Назаров. Он стоял рядом с Чаплыгиным, прислонившись к стене, возле ряда кресел, на которых, покуривая сигареты, сидели Усков, Ярыгин и их компаньон по автомобильному бизнесу Саша Вилкин.

Окруженный взволнованными сотрудниками Виктор Никанорович Ярыгин, человек с университетским образованием математика, обветренным лицом и замученными работой руками, задумчиво мотнул головой.

– Ууу, – восторженно, в знак одобрения и зависти, загудела тусовка курильщиков.

– Мужики, еще раз про условия расскажите.

– Основной заработок сохраняется?

– Администрация института, как на это дело смотрит?

– Когда это они по-человечески смотрели, – наперебой раздавались из толпы возбужденные голоса.

– Мы вот в раздумье: может быть, жен с собой взять? – Ярыгин продолжал интриговать коллег.

– Да, деньги это, конечно, хорошо. Только без жен в пустыне за три месяца одичать можно. В ящерицу превратиться или черепаху, – продолжал рассуждения друга Геннадий Сергеевич Усков.

– А кто эту поездку организовывает? – не смог сдержать любопытства Владимир Алексеевич Чаплыгин.

На удивление, Виктор Никанорович вопрос сразу расслышал и переспрашивать не стал:

– Горком партии, госуниверситет и заготконтора. Ну, и профком института, конечно, в курсе дел. Иначе кто бы нас отпустил? Ты вот как профсоюзный деятель должен раньше нас такие новости знать и всех оповещать. А ты как рогатый муж, узнаешь самое интересное в последнюю очередь.

Мужики в ответ на шутку рассмеялись, а Владимир Алексеевич сконфузился.

– И что же, все желающие могут ехать? – по очереди, в изумлении задавали вопросы курильщики.

– Конечно, только справку о состоянии здоровья из поликлиники предоставь… Кто с тобой в пустыне возиться будет, если у тебя, к примеру, стенокардия или геморрой лишний шаг сделать мешает.

Толпа вновь одобрительно загудела.

– А из медпункта нашего института справки не достаточно будет? – спросил страдающий одышкой молодой электронщик Женька Сотник.

– Ты хоть у тети Клавы уборщицы справку возьми, только печать гербовую поставить не забудь, – с сарказмом пояснил юнцу Ярыгин.

– Так, мужики, заканчиваем перекур… И все по рабочим местам.

В комнату заглянул заместитель начальника отделения по хозяйственной части Мирков. Он во время совещания брал на себя функции блюстителя порядка. Никто не решался и не думал ему перечить – начальство есть начальство. Курильщики нехотя по одному стали покидать общественное заведение.

Владимир Алексеевич, окончательно пропахнув табачным дымом, вернулся в кабинет и сел за свой рабочий стол. В его облике, мало знающий его сослуживец вряд ли смог бы заметить изменения. Все такой же, как прежде, ухоженный, средних лет интеллигентный мужчина сидит и о чем-то думает. Но близкий, хорошо знающий его человек, мог безошибочно определить, что с коллегой твориться, что-то неладное. Выдавали маленькие юркие глаза, которые в минуты особых переживаний под линзами очков округлялись и придавали лицу глуповатый растерянный вид. Естественно, в таком состоянии ни о какой научной работе, тем более о составлении справочника, не имеющего аналогов в мире, речи не могло и быть. Владимир Алексеевич находил в состоянии легкого интеллектуального нокдауна, справиться с которым оказалось не так-то легко.

Но в данную минуту на Чаплыгина внимание никто из присутствующих не обращал. В соседнем секторе, коллективе преимущественно женском, шла горячая дискуссия. Решался фундаментальный вопрос: говорила ли Анна Сергеевна правду о дате своего рождения при составлении анкеты в здрав. пункте или кривила душой.

Анна Сергеевна, (сотрудники даже не знали, что в паспорте она была записана как Екатерина Сергеевна) была женщиной современной, передовых взглядов, кроме того, внешне интересной, статной и ухоженной. (Чаплыгин даже несколько завидовал ее мужу и вечному своему оппоненту кандидату технических наук Марату Иосифовичу Баглаю.) С детских лет она чувствовала тягу к имени Анна, поэтому никаких комплексов по этому поводу не испытывая, представлялась и звалась тем именем, которое ей больше нравилось. Благополучное семейное положение и удачно выбранное трудовое поприще научного работника делали ее счастливым человеком. Если бы не нежная тень возраста, клонившегося к пенсии, которая с каждым днем все больше и больше затрагивала женское самолюбие.

Анну Сергеевну ошибка природы начала по-настоящему мучить. Она с этим фактом просто не могла согласиться. В душе она была молодой и жизнерадостной. Неужели запись в красной книжечке точнее определяет ее истинный возраст?

Чтобы убрать вопиющую несправедливость Анна Сергеевна при заполнении многочисленных необязательных анкет с легкостью сбрасывала со своего официального возраста лет этак пяток. И очень радовалась, когда это оставалось не замеченным. Иногда ее даже посещали мысли: с помощью старой перьевой ручки и капельки туши исправить в паспорте цифру три на восемь, тем самым, решив для себя волновавшие проблемы. Никто, конечно бы этого не заметил, но Анна Сергеевна была человеком грамотным, чтила законы и, естественно, на такой ответственный шаг решиться не могла. Ведь в таком случае, придется жить и думать, что к твоему номинальному возрасту могут еще прибавить лет пять тюремного заключения.

Другое дело никому не нужные анкеты. Анна Сергеевна вообще противилась их заполнению. Укажите адрес, семейное положение, социальное происхождение, возраст, специальность, национальность, количество детей. Как говаривал ее муж Марат Иосифович, это выписка для вора домушника. По таким данным остальные детали легко ими просчитывались. По его наущению, Анна Сергеевна не раз ставила в таких анкетах измененными не только год своего рождения, но и ответы на другие неумные вопросы.

Вся эта бумажная рутина писалась и пропадала. И никто никогда ею не пользовался, и не обращал внимания, если бы не дотошность молодых сотрудниц, которым рыться в чужом постельном белье доставляло наслаждение. Маленькое несоответствие количества лет брызнуло бальзамом на их сердца.

– Вы, что же Анна Сергеевна дочку в пятнадцать лет родили? – задала, после часового допроса, последний самый обескураживающий вопрос председатель женского следственного комитета сероглазая полячка Галя Матвеева, которая свой бальзаковский возраст воспринимала стоически.

В пролете, объединяющем два сектора, наступила минута молчания. Коллеги, затаив дыхание, ждали ответа от женщины, от матери, от благовидной дамы, который должен был вскрыть нелицеприятную ложь.

Лицо у Анны Сергеевны покрылось не только испариной, но и красными водянистыми пятнами, она не могла понять, как это молодым девчонкам удалось втянуть ее в совсем не нужный для нее спор. И чтобы раз и навсегда прекратить ненужные дебаты Анна Сергеевна отмахнулась:

– Да идите вы все… Это вообще не моя дочь…

Все единодушно выдохнули. Люди, мучимые догадками, после такого ответа тревожить даму более не смели.

Анна Сергеевна углубилась в изучение подвернувшегося ей под руку технического задания. Девчонки, усевшись в кружок, продолжали перешептывание. Так, что Мирков, заглянув в комнату, нашел обстановку соответствующей трудовой дисциплине.

Женская импульсивность всегда ставила Владимира Алексеевича в тупик. От женской логики, от поставленных вопросов, от поступков всегда веяло душевными порывами. Чаплыгин исподволь задавался вопросом: почему? И объяснение для себя находил, не в современных справочниках, не в марксистско-ленинских работах, а в библейских притчах.

Ну, вот создал Бог женщину из ребра мужчины. Ребро, как его ни крути, с изгибом на вершине. Вот тебе и все объяснение. У всех женщин либо в голове изгиб, либо еще в каком месте. Но аномалия присутствует в обязательном порядке. Он и у своей Людмилы Ивановны подобные явления замечал. Она у него и умница, и душевный человек, а вот что от нее можно ожидать в следующую минуту, для него всегда оставалось загадкой.

Их брак создавался исключительно по расчету. Да нет, конечно, не по материальному принципу. Ни у того, ни у другого, кроме койки в рабочем общежитии, ничего за душой не было. Но было одно общее желание создать семью, свить уютное гнездо и завести детей. Ему минуло тридцать ей двадцать шесть. Вкусив в полном объеме нормы советского общежития, они никаких тайн и комплексов в сексуальном плане, уже не испытывали. В отношениях с окружающими людьми правила тоже были едины. Бить и не прощать слабых особей, льстить и угождать сильным мира сего, а для достижения намеченной цели все способы хороши. Ибо мир жесток, и это надо воспринимать как факт, установившийся без их участия.