Хроника одного падения… - Марат Буланов

Бродил по тайге, сам не свой, до вечера. Из старой охотничьей фляжки, отхлебывал разведенный спирт. Легче не становилось. И зверья никакого не попадалось. В душе все клокотало: «Ох, Настя, и стерва же ты! Променяла на какого-то чистоплюя… Ненавижу этих городских! Вон, на плотах, сплавляются себе по Вишере. Туристы, антилегенты, блин! Надоели уже в поселке. Продукты им подавай!.. А поработали б на моем месте, я бы посмотрел! Бездельники сраные!..».

Вышел к реке. Раздвинув еловые лапы, увидел, как на ладони, лодку с двумя рыбаками. «Та же самая, городская шваль! Разрыбачились тут! Ну, я вам счас устрою…» — от охватившей ярости, затряслись руки.

Он, одним махом, выхлестал остатки спирта в горло.

— Хор-рош, красавец! — отец помог Ваське, с помощью сачка, вытащить сопротивляющегося тайменя — Засолим голубчика! У нас, наверное, рыбы, килограммов уж тридцать будет, за четыре дня!

Они уже два часа, рыбачили на плёсе у камня Гостиновский. Вечерняя прохлада тянулась над притихшей Вишерой. Дядька Леша промышлял за поворотом, за скалой, ничего не подозревая.

Внезапно тишину разорвал, какой-то, странный гром. Выстрел! Неизвестно откуда! Васька, с ужасом, увидел отца, схватившегося за лицо, неловко падающего на дно лодки. Из пробитого глаза, пульсируя, вырывалась черная кровь…

— А-а! — заорал парень, и тут же, прогремело второй раз. Он почувствовал сильный толчок в плечо, но боли не ощутил. Безмерный животный страх охватил Ваську! Бросился в воду, отчаянно поплыв к берегу, — благо, что тот находился рядом. По прибрежным камням, выскочил навстречу пихтовому лесу и, дико крича, скрылся в нем.

Васька бежал, не разбирая дороги, исхлестав, колючими ветками, лицо до крови. Несколько раз падал, но опять поднимался и бежал. Наконец, свалился на мшистую холодную землю, надрывно дыша. Ему все казалось, что кто-то гонится за ним, и хочет всадить пулю… «А как же батя?! Ведь его убили! Наповал! И меня, чуть не кончили!» — лихорадочно думал бедняга. И только сейчас почувствовал, что рукав штормовки, сырой от липкой крови… Ранен! Ваське стало дурно, и он потерял сознание…

Очнулся, когда было, уже почти темно. Тело ныло, а плечо и предплечье странно онемели. Вспомнив все, затрясся в лихорадке. У парня начался жар. «Нужно идти к людям, к дядьке! Он, наверно уже, с мертвым отцом, ждет помощи. А может те, кто стрелял из тайги, и его порешили?! Да наверняка! Нет, лучше пока не высовываться! Страшно!». И Васька, трясясь от озноба, продолжал лежать.

Ночь прошла, как в кошмарном сне. На время, раненный забывался, потом опять лежал и мучительно думал. «Тут недалеко, вверх по течению, поселок лесозаготовителей Вая. Туда и пойду, если сил хватит. Но батя, батя…».

Наутро Ваське было так плохо, что еле встал. Ранение и шок давали о себе знать. Сначала он, как пьяный, раскачиваясь из стороны в сторону, шел. Потом упал и пополз. Еле выбрался к реке и, на берегу, опять потерял сознание…

Очнулся от того, что кто-то его сильно тряс. Какие-то мужики, — туристы, наверное, — стояли над распростертым телом.

— Эй, парень! Жив? Откуда ты? Что случилось?

— Батю убили! Где-то здесь, рядом… Из тайги стреляли…

— Э, да он серьезно ранен! Нужно срочно на байдарку его, — и в Ваю. Пятнадцать километров, надеюсь, выдержит. Давайте-ка, ребята, поднимем…

…Пуля, как потом рассказал Ваське врач, прошла, сквозь плечо, на шесть сантиметров до грудной клетки. Не так далеко и до сердца… Из Ваи, его вертолетом отправили в Красновишерск. Дядька Леша был жив, тело отца, на моторке, привез в Ваю… Подняли местную милицию, из районного центра прибыли оперативники. Сразу возникло подозрение, что стрелял из карабина местный житель, — болыие-то, вроде, некому. Но искать его долго не пришлось. Николай Бессонов сам явился с повинной.

— В общем, повезло тебе, парень, что жив, остался… — сочувственно, глядел на перебинтованного Ваську врач. — А вот отца, конечно, жаль очень… Этого молодого убийцу, который, якобы, из-за какой-то девчонки в вас стрелял, поселок, теперь, во всю матушку честит… Под следствием сейчас он, в тюрьме… А вот и сама пуля. Возьми на память. Держись, дорогой! Вся жизнь, еще впереди!..

Предательство

Его схватили, с силой, за загривок и швырнули в раскрытую пасть подпола: «Не будешь гадить, скотина!». Крышка захлопнулась…

Жалобно замяукал. Было обидно. Что он такого сделал? Жил себе да жил с этими издерганными, злыми людьми, которые постоянно ссорились после приема, какой-то, вонючей воды. Доставалось пинков и ему. Хоть бы, кормили нормально! Почти ничего и не перепадало. Постоянно хотелось есть. А хозяйка, почему-то, невзлюбила его: «Будешь ходить на улицу, будешь?!» И вышвыривала за порог прямо в снег… Но делать нечего, — куда же идти? Здесь — дом. Тут, хоть что-то можно перекусить, здесь тепло. А на улице, на морозе — гибель. Это он хорошо понимал…

В темноте всё было видно. Пахло мышами. Вот какие-то банки, а там ящики стоят, а дальше, пространство чем-то перегорожено. Очень скоро, обследовал закоулки темного голбца. Что делать? Здесь совсем не уютно. И холодно. «Мяу-мяу!» — позвал. Но никто не спешил открывать. «Мяу-мяу!» — всё тщетно. Он сел прямо перед крышкой — через малюсенькую щелку падал свет, — и продолжал звать хозяйку, жалуясь на свое незавидное положение. Наконец, замолк и впал в какое-то оцепенение.

Сколько прошло времени, представления, конечно, не имел. Отчаянно хотелось есть. «Мяу-мяу!» Он опять обследовал подполье, уже в поисках еды, но, естественно, ничего подходящего не нашел. Охватила тревога. Теперь, кот просил выпустить громче, с надрывом, протяжно. Ну, неужели хозяйке не жалко его, неужели не понимает, что здесь плохо, одиноко, голодно. Нет, всё бесполезно! Его бросили на произвол судьбы!.. Утомившись, уснул.

…Казалось, провел, в этой холодной «могиле», целую вечность. Звать на помощь, не имело смысла. Он, опять, отправился на поиски чего-нибудь съестного, вместе с тем, ища выход из жуткого замкнутого пространства. Подойдя к деревянной перегородке, понял, что за ней есть еще что-то. Пошел вдоль и обнаружил… лаз! Что там впереди? Протиснулся в узкую щель и оказался по ту сторону. Здесь тоже был голбец и крышка, ведущая наверх! «Мяу-мяу! — стал звать. — Выпустите меня кто-нибудь!». Но и тут ему никто не открыл.

Вскоре, совсем отчаялся и стал мяукать громче, из последних сил, не переставая, до хрипа: «Помогите!..». И беднягу услышали! Забренчало кольцо крышки, и в подпол ринулся яркий свет!

— Ты что это орешь, уже третий день? Не пускают они тебя? Вот нелюди! Закрыли, как в тюрьме, и не кормят. Залазь, залазь! Проходи! Ну и соседушки! Алкашьё недорезанное! Что же дать-то? Может, суп поешь?».

Кот жадно набросился на еду. Мужик, с состраданием, смотрел на него.

— Э, да ты совсем молодой! А худой-то какой, — кожа да кости! Как быть-то с гостюшкой? Оставить, что ли? Все равно ведь, один живу… Хоть, веселее будет… Барсик, Барсик! Нет! Лучше Бимка!.. Бимкой я тебя назову! Что, не против, а?..

От еды и тепла, после стольких страданий, кота разморило. Хорошо-то как! Подошел к мужику и благодарно потерся, боком, об его ноги. Только бы не выгнал! Видно ведь, что не злой человек. Не то, что хозяйка!

Из небольшой кухонки, прошел в комнату. Обнюхал все углы. И, после этого, забрался на чистую постель.

— Нет, брат! Так не пойдет! Слазь сейчас же! Спи вон, на стуле у печки! — хозяин согнал кота на пол.

Походив немного по комнате, опять залез на старое место.

— Ишь, барин! Из грязи, да в князи! Нет, — ты меня будешь слушать!

На этот раз, его бесцеремонно вышвырнули с кровати.

«Значит, туда нельзя…» — кот забрался на мягкий стул и, свернувшись в клубок, крепко заснул.

— Ты че это, Гриша, кота решил взять? — разбудил женский голос. — Пусть уж живет, веселей вдвоем-то вам будет! Только ведь, кормить надо скотину, приучать на улицу выходить… А этим пьяницам, через стенку, никого не жалко! Нинка-то, тогда свою кошку повесила, сволочь; а был котенок, так его в кипяток головой сунула! Отыгрывается на животных, «власть» свою, дескать, показывает! Ну, и стерва же, а!..

— Пускай живет! Ты, мама, если что, косточек приноси. Откармливать надо зверя! Совсем ведь, какой-то плоский… Я, кстати, его Бимкой назвал.

— Так Бим-то, это пес такой был. Кино же показывали.

— Ну и что? Мне это имя нравится. Кошки-то, говорят, умнее собак… Посмотрим, что из зверюги вырастет!

И зажили кот с Григорием вместе…

…На дворе стояла зима. Каждое утро, хозяин уходил на работу, оставляя Бимку одного. Скучновато, конечно, было. Кот, належавшись на своем стуле, залазил на подоконник и смотрел в промерзшее окно, наблюдая за тем, что творится на улице. То человек пройдет, то собака пробежит, то прилетит и усядется на яблоню ворона.