Девственница в Париже - Барбара Картланд

— В том, что касается тебя, — сказал лорд Харткорт, — ты можешь выбросить деньги более легким и приятным способом — на женщин.

— Может, ты и прав, — лицо Бертрама прояснилось. — Давай поедем и посмотрим на эту «монашку» Андре. Возможно, она подойдет мне, кто знает?

Лорд Харткорт не ответил, и его приятелю показалось, что этот вопрос совершенно его не интересует.

Все утро Гардения с некоторым волнением ожидала встречи со своей тетушкой. Она проснулась поздно — гораздо позже, чем собиралась, — и увидела, что яркое солнце уже пробивается через тяжелые портьеры на окнах. Девушка выбралась из кровати, резко раздвинула их, и ее взору открылось огромное серое поле парижских крыш, которое, казалось, простиралось в бесконечность. В ясном небе летали голуби, в воздухе витало нечто такое, что заставило Гардению распахнуть окно и высунуться, с восторгом вдыхая благоухание и свежесть парижской весны.

Сомнения, тревога и страхи, мучившие ее всю ночь, улетучились. Было утро, светило солнце, и она уже начинала влюбляться в Париж! Она оглядела комнату, не зная, чем бы заняться. Может, позвонить, чтобы принесли завтрак? Или самой поискать что-нибудь поесть? Пока она раздумывала, раздался осторожный стук в дверь. Гардения быстро запахнула старенький халат и только потом повернула ключ, чтобы посмотреть, кто стучит.

— Ваш завтрак, мадемуазель, — проговорил по-французски юный голос, когда Гардения выглянула.

Она шире открыла дверь, чтобы пропустить дерзкого вида горничную-француженку в белом чепчике, в темных глазах которой так и прыгали чертики. Она поставила поднос на столик у кровати.

— Экономка сказала, что я должна распаковать ваши вещи, мадемуазель, — объявила она. — Она также сказала, что вы сегодня переедете в другую комнату, поэтому на самом деле не стоит и начинать, не правда ли?

— Нет, не надо, — ответила Гардения по-французски, медленно и тщательно выговаривая слова. Ей было немножко сложно следить за быстрой речью горничной. Одно дело говорить на великолепном французском в Англии, и совсем другое — слушать местное наречие из уст девушки, которая трещит в два раза быстрее, чем те, с кем Гардении приходилось общаться. — Нет, — повторила она через некоторое время. — Вы правы. Я оденусь, а потом, я думаю, можно перенести мой чемодан в другую комнату, я буду вам очень благодарна, если вы там и займетесь моими вещами.

— Хорошо, мадемуазель.

Когда горничная выходила из комнаты, Гардения заметила ее косой взгляд, который в какой-то степени смутил ее. Что в слугах этого дома было такого, что заставляло их казаться странными? Но аромат свежего кофе и вид теплых хрустящих рогаликов напомнил ей, что, несмотря на ночную еду, она очень голодна.

Рогалики были изумительны, хотя масло имело странный вкус. Оно совершенно не походило на масло из Джерси, которое она с таким аппетитом ела в деревне, где жила с самого детства. А вот такого вкусного кофе она в жизни не пробовала. Она выпила еще одну чашку и только после этого начала умываться и приводить себя в порядок.

Прежде всего ей нужно произвести хорошее впечатление на тетушку. «Первое впечатление всегда очень важно», — звучал у нее в голове голос матери, и на мгновение глаза наполнились слезами, которые она поспешно вытерла.

Платье, которое было на ней прошлой ночью, висело в шкафу. Гардения посмотрела на него и теперь в свете весеннего солнца поняла, как оно выношено. Оно принадлежало еще ее матери. Это было единственное в доме черное платье, а все остальные вещи в ее чемодане были цветными, хотя и не менее изношенными. Гардения отыскала платьевую щетку и почистила юбку. Грязь, налипшая на нее, когда девушка выходила из поезда, теперь высохла и легко счищалась. Но ничто не могло скрыть убогости залоснившейся одежды с вытертыми манжетами, хотя Гардения перед путешествием приложила максимум усилий, чтобы привести ее в приличный вид. Все ее попытки освежить щеткой жакет и юбку не принесли желаемого результата. Охваченная отчаянием, она оделась и принялась как можно более аккуратно укладывать волосы.

Она выглядела очень молоденькой и очаровательной, но вряд ли понимала это, когда подавленно оглядывала себя в зеркало перед тем, как направиться к двери. Она была невысокой и слишком тонкой, что было немодно, но она гордо несла голову. Ее светлые волосы, упрямо завивающиеся в колечки, четко очерчивали белый лоб и обрамляли изящное личико с крохотным подбородком, темными серыми глазами и пухлым чувственным ртом.

Сердце Гардении бешено колотилось, когда она вышла из комнаты, которая ночью казалась ей убежищем, и двинулась по коридору, застеленному толстым ковром, к главной лестнице. После шума и неразберихи, которые встретили ее по приезде, в доме стояла тишина, но запах вчерашнего веселья все еще чувствовался. Он усилился, когда Гардения спустилась на этаж ниже: дым от выкуренных сигар, благоухание увядающих цветов, аромат экзотических духов и то, что поначалу она не распознала — запах винного перегара.

Этот этаж был погружен во тьму: свет в коридоре потушили, а портьеры на окнах еще не подняли. Гардения догадалась, что тетушка спала именно на этом этаже, и продолжила свое путешествие вниз по лестнице.

Она спустилась на второй этаж, пересекла широкую, очень красиво обставленную лестничную площадку и остановилась перед двустворчатой дверью, ведущей в комнату, которая, по ее мнению, была главной гостиной. Изумленная, она не могла оторвать глаз от того, что предстало перед ней.

Это была огромная, во всю длину дома комната, очень экстравагантно отделанная. Портьеры из розовой парчи с золотой ниткой, увенчанные резными позолоченными карнизами, очень подходили к шелковым панелям, встроенным в белые с золотом стены. Комнату украшали зеркала в резных позолоченных рамах и отделанная мрамором инкрустированная мебель. Но больше всего при беглом осмотре внимание Гардении привлекли расставленные по всей гостиной и обтянутые зеленым сукном столики, которые она, хотя ни разу в жизни не видела, сразу же узнала. Так, значит, вчера здесь играли в карты, подумала она! Но почему тогда был такой шум?

Среди всякого мусора на полу валялись осколки фужеров для шампанского, опрокинутая ваза для оранжерейных цветов, дрезденский фарфор с отколотыми купидонами. В дальнем конце комнаты стоял большой сервировочный стол. Льняная скатерть, на которой четко выделялись следы вчерашнего пиршества, была уставлена грязной посудой и пустыми бутылками.

Гардения даже представить не могла, что это был за прием. В передней части комнаты она заметила подиум, где вчера сидели музыканты. Но зачем же была нужна музыка, если люди хотели, сидя на резных, позолоченных, обтянутых гобеленом стульях, проигрывать деньги за этими столами? Потом она вспомнила, что находится во Франции. Она слышала разговоры об азартных играх в Монте-Карло и в Остенде, куда люди, перебравшись через Ла-Манш, приезжали специально, чтобы испытать судьбу. Но она не могла предположить, что обнаружит игорный дом в Париже и тем более в доме своей тетушки!