Наполеоновские войны - Виктор Безотосный

Теперь попробуем показать международный фон, на котором развивались дальнейшие русско–французские отношения. В это время, в 1803 г., как раз возобновились военные действия между Англией и Францией. Первоначально Россия заняла позицию нейтралитета, не желая втягиваться в этот конфликт. Как писал в одном из писем из Петербурга в июле 1803 г. Ж. де Местр: «У российского императора всего лишь две идеи: мир и бережливость»[34]. На самом деле Александр I присматривался к политическим шагам первого консула. Но уже тогда явственно вырисовывалась опасная перспектива и прямая угроза для Европы и России в деятельности этого человека. Так, в частном письме к Ф. Лагарпу 7 июля 1803 г. молодой русский монарх достаточно критически оценивал провозглашение Наполеона пожизненным консулом, и было очевидно, что он уже потерял всякие иллюзии по отношению к нему, так же, как померк окружавший его ореол республиканца. Вот цитаты из этого письма: «пелена спала с его глаз», по его мнению, Бонапарт имел уникальную возможность работать «для счастья и славы родины и быть верным конституции, которой он сам присягал» (сложить с себя власть через десять лет), а «вместо этого он предпочел подражать европейским дворам во всем насилуя конституцию своей страны», поэтому он видит теперь в нем «одного из самых знаменитых тиранов, которого производила история»[35]. Ясно, разочарование было связано и с либеральными воззрениями молодого Александра I, в которые будущий французский император («тиран») никак не вписывался. В такой ситуации российский император стал проводником активной антифранцузской политики, которая полностью отражала интересы русского дворянства и государства.

События же в Европе разворачивались стремительно, и они в первую очередь были связаны с англо–французским соперничеством. Политика, проводимая Наполеоном Бонапартом, с определенным опасением воспринималась в Петербурге, его действия в Германии и Италии, а особенно его шаги по отношению к Турции, заставляли тревожиться за положение на Востоке и судьбу русских войск на Ионических островах. Россия реально опасалась движения французских войск на Балканы, чего она не хотела допустить ни в коем случае.

Образцы гренадерских шапок, введенных в начале правления императора Александра I

Определенным катализатором событий стал арест на территории Бадена (владения тестя российского императора), а затем скороспелый суд и расстрел в Венсенском парке 21 марта 1804 г. герцога Энгиенского, младшего отпрыска династии Бурбонов. Русское общественное мнение буквально взорвалось от негодования. Чем бы ни были продиктованы действия Наполеона (в частности, роялистскими заговорами), они воспринимались в Петербурге самыми разными кругами как акт вопиющего произвола. Русский двор демонстративно надел семидневный траур. Стороны обменялись резкими нотами, причем Наполеон позволил себе оскорбительный для Александра I намек на его причастность к смерти императора Павла I. Хотя разрыв официальных дипломатических отношений последовал чуть позже, в июне из Петербурга выехал французский посол Г. М. Т. Ж. Эдувиль, а в августе французскую столицу покинул русский дипломатический представитель П. Я. Убри. Бороться с возрастающим влиянием Франции только с помощью средств дипломатии уже оказалось безнадежным делом.

Некоторые исследователи полагают, что трагическая гибель герцога Энгиенского явилась поводом, а отнюдь не причиной возникновения новой антинаполеоновской коалиции. И эти суждения во многом справедливы – русская дипломатия еще до казни Энгиенского уже зондировала почву по созданию нового антинаполеоновского союза. Хотя трудно было бы ожидать другой реакции (она была предсказуема) от крупной державы с монархическим способом правления и с монархическими умонастроениями в обществе (иных тогда еще просто не было). С этого момента позиция России по отношению к постреволюционной Франции кардинально изменилась. Надо сказать, что недовольство копилось давно, просто эти события наложились на уже существовавший негатив и в целом перевесили терпение и миролюбие. В правительственных кругах, несмотря на имевшиеся различные группировки и подходы, произошел резкий поворот в сторону войны.

Российская императорская армия в начале ХIХ столетия

В России при проведении активной внешней политики всегда очень важная роль отводилась армии. В русской истории военная сила чаще всего выступала самым весомым аргументом. И тут встает очень важный вопрос – насколько адекватно оценивали в то время боеспособность вооруженных сил своей страны император и его ближайшие помощники, направляя в бой русские полки. Ведь, ступая «на тропу войны», они должны были понимать, что от действий русской армии зависели конкретные результаты в будущем.

Мало кто из военных историков обращал свой взор на начальный период царствования Александра I – 1801 – 1805 гг. Причины этого понятны: основные военные события, связанные с историей русской армии, произошли после 1805 г. и оставили в тени первое пятилетие правления этого монарха. Тем не менее в эти годы в военной сфере предпринимались некоторые попытки важных преобразований, и проанализировать их весьма любопытно.

Необходимо отметить, что в области военного искусства в Европе тогда активно боролись две тенденции. После Семилетней войны на протяжении второй половины XVIII столетия законодательницей военной моды оставалась прусская военная система Фридриха Великого (организация, дисциплина, построение, маршировка, выправка, единообразие) и доминировали разработанные пруссаками тактические постулаты (линейная тактика, маневрирование, действие конницы, ведение «малой войны» и т. д.). Прусская армия считалась образцовой, а прусские теоретики, как наследники славы сражения 1757 г. при Росбахе, оказывали мощное влияние на сознание военачальников всей феодальной Европы, включая и Россию. В то же время ростки новой военной доктрины (получившей в литературе название «тактика колонн и рассыпного строя»), рожденной энтузиазмом борьбы за независимость североамериканских колонистов и Французской революции, практически не воспринимались в феодальной Европе. Громкие победы французского оружия тогда объяснялись специалистами–современниками случайными причинами, весьма далекими от истины. Очевидные преимущества новой передовой военной системы вполне обозначились и стали активно осмысляться в европейских армиях лишь после сокрушительных поражений противников Франции в начале ХIХ столетия.

В России из этих двух главных направлений военного дела на рубеже веков явное предпочтение отдавали прусской системе, о чем наглядно свидетельствовало все царствование Павла I. Причем положительный предшествующий национальный опыт практически не обобщался, а приоритет безоговорочно отдавался иностранным (прусским) веяниям, хотя многие отечественные образцы ведения военных действий еще в XVIII столетии более поздними исследователями определялись как элементы тактики колонн и рассыпного строя. Не были вовремя учтены и наглядно проявившиеся негативные тенденции во время боевых действий 1799 г. российской императорской армии против французских войск. Из трех театров военных действий, где сражались русские войска, неудачи последовали на двух – в Голландии и Швейцарии. Лишь благодаря воинскому таланту А. В. Суворова и его победам в Италии русская армия была полностью реабилитирована. В то же время Швейцарский поход Суворова 1799 г. официально превозносился властями и многими историками как бесспорная победа, что вряд ли можно объективно оценивать подобным образом. Учитывая печальные результаты похода, резонно было говорить лишь о том, что Суворову в тяжелейших и драматических обстоятельствах удалось спасти честь и не уронить престиж русского оружия. Слава же русского полководца затмила военные неудачи и не позволила задуматься в России над их причинами.

Обер–офицер Кирнбурнского драгунского полка 1812—1814  гг.

Какую же позицию по отношению к армии занимал Александр I в начале своего царствования? За плечами российского императора была пройденная им в юности школа изощренного лавирования между салоном бабки – властолюбивой Екатерины II и гатчинской казармой вечно подозрительного отца – Павла I. По мнению В. О. Ключевского, ему долго пришлось жить «на два ума, держать две парадные физиономии». Но военное воспитание Александр I получил под непосредственным руководством отца, а его великая бабка никак не мешала этому. Многие современники отмечали, что гатчинский дух и традиции оставили в нем глубокий отпечаток и в первые годы царствования он никак не следовал по стопам «победного века Екатерины». Так, адмирал А. С. Шишков весьма негативно сравнивал военную преемственность царствований Екатерины и ее внука и писал в своих мемуарах: «Все то, чего при ней не было, и что в подражание пруссакам введено после нее, осталось не нарушенным: те же по военной службе приказы, ежедневные производства, отставки, мелочные наблюдения, вахтпарады, экзерциргаузы, шлагбаумы и проч., и проч.; та же раздача орденов лекарям и монахам. Одним словом, Павлово царствование, хотя и не с тою строгостью, но с подобными же иностранцам подражаниями и нововведениями еще продолжалось»[36]. Другой деятель времени Александра I, П. Г. Дивов, также отмечал печать конца прошлого столетия (Павла I) на военную политику государства: «Буйность, строптивость сего повелителя России причиною была не малого затруднения наследника его, ибо в течении пятилетнего царствования отставленных и выключенных генералов и офицеров находилось несколько тысяч. Все сии изгнанные и потерпевшие служители явились в столицу и трудами управляющего министерством военным Ламба были размещены в течении одного года. Но направление, данное военному департаменту в царствование покойного государя, осталось по–прежнему, следовательно, и все бремя мелочного разбирательства осталось предметом заботливости самого государя, отъемлющей драгоценнейшее время, потребное на рассмотрение и внимание других государственных соображений»[37]. Укажем, что за время павловского правления было уволено 7 генерал–фельдмаршалов, 363 генерала, 2156 офицеров.