Бей первым, Федя! Ветеринар. Книга первая - Василий Лягоскин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А пистолет, пистолет… Знаешь, куда себе засунь?!.
Подполковник решил не искушать судьбу. Бабка могла подобрать такой адрес для табельного оружия, что сердце Петрова, и так уже бившееся с утроенной скоростью, могло не выдержать подобного оскорбления. С еще более грозным рыком он ухватился за дверцу ЗИЛа, намереваясь через кабину пробраться к толпе, к обидчице.
И никто ведь не подсказал ему, что на этой самой кабине лежит оголенный провод, второй конец которого крепился к уцелевшему столбу. Наверное потому, что столб этот стоял по одну стороны вонючей баррикады вместе с подполковником, и видеть угрозы никто, кроме Петрова не мог. А подполковнику не было дела до каких-то там проводов. Он жаждал встречи с водителем ЗИЛа, со старушкой, но никак не с фонарным столбом и его проводами. До тех пор, пока не схватился за ручку кабины, передавшей ему за тысячи километров привет от господина Чубайса. Это он сам так успел подумать в краткое мгновение, прежде чем потерял сознание – хотя к энергетике господин с примечательной рыжей прической не имел никакого отношения уже много лет. А потом подполковник не ждал уже никаких встреч и приветов. Только икнул громко и отлетел на тротуар, где и остался ждать прибытия завывавших уже совсем неподалеку полицейских машин. В бессознательном состоянии.
А Федору ждать было некого. Напротив – ему давно пора было уносить отсюда ноги, что он и сделал, провожаемый проницательным взглядом все той же старушки. Он не задумался о причине, заставившей подполковника Петрова заткнуться на полурыке и разлечься на грязном тротуаре, широко раскинув руки и ноги. Иначе пришлось бы ему удивиться – как это он сам остался невредимым, выпрыгивая из кабины на кота?
– Судьба, – сказал бы ему раньше Михаил Евдокимов.
– Дуракам везет, – уточнила бы Галчонок, и была бы, как всегда, права.
Никто, точнее почти никто не заметил, куда направился Федор. Только вот бабулька… Она тоже заковыляла прочь, отставая от Казанцева с его длиннющими ногами с каждым шагом. И успела-таки зафиксировать, за какой дверью скрылся парень, точнее мужик, от которого ощутимо пованивало тем же, чем от цистерны. Еще она отметила некоторое несоответствие – долговязый мужик в дешевеньком спортивном костюме нес явно непростой дипломат. Тут она повернулась, чтобы под визг тормозов первого лунохода обозреть опустевшее поле битвы, из которого блестяще вышла победителем. Со злорадным удовлетворением она отметила, что у ЗИЛа не осталось ни одного свидетеля, кроме самого подполковника. Но тот, естественно, свидетелем выступать не мог, потому что являлся потерпевшей стороной. В первый раз в жизни, кстати.
Поднимаясь по стертым ступеням старого, еще довоенной постройки, пятиэтажного дома, Казанцев почти физически ощущал, как окутывает его тяжелая аура страха, пота и дерьма. Ему, можно сказать, и не досталось ничего из содержимого цистерны, а ощущения были такими, словно он улепетывал от Пончика не в кабине ЗИЛа, а внутри огромной бочки – теперь уже, стараниями Федора, совсем пустой.
– А если ключа на месте нет? – похолодел он вдруг, – если Гоша забрал его с собой? Никогда не брал, а теперь надумал… Слишком уж много народу знает о тайнике!
Казанцев наконец дошлепал до четвертого этажа и открыл непослушными пальцами дверцу, за которой скрывались четыре электросчетчика. Три из них работали, а четвертый был холостым, как и его хозяин, Гоша Андреев. Из этого, нерабочего (все электричество текло помимо него, не мучая всякие колесики и цифры) угрожающе торчал целый клубок разноцветных проводов с оголенными концами. Федор не раз видел, как его приятель спокойно берется за них, лезет в нутро прибора и достает ключ. С некоторой опаской он проделал те же операции. Хотя чего ему было опасаться – сегодня электрический бог явно благоволил Казанцеву.
Итак, он последовательно повторил все нехитрые Гошины манипуляции и достал ключ, едва сдержав торжествующий клич. Через минуту он стоял уже перед тремя дверьми, тоже закрытыми. В кухню, где у Гоши давно передохли даже тараканы, и спальню, где Федора никто не ждал, наш герой даже не сунулся. Он ринулся в ванную и совсем скоро с непередаваемым блаженством сунул свою лохматую голову, а с ним и все свое нескладное тело под горячую воду. Даже то обстоятельство, что он не мог выпрямиться, потянуться под душем, рассчитанным на коротышку Андреева, не мешало ему расслабиться в полной мере – впервые за сегодняшний день.
– Ага, – сказал он наконец негромко, – день-то еще не кончился!
Хорошее настроение смыло вместе с грязными струйками мыльной воды. Федор принялся ожесточенно натирать себя мочалкой. Дело это было небыстрым, учитывая его габариты, так что он опять стал наполняться надеждой. Той самой, что обещала – теплая вода все-таки смоет вместе с потом и вонью все ужасы сегодняшнего утра. Что удивительно – эта нехитрая гимнастика действительно помогла. Казанцев даже начал негромко напевать, шлепая в такт босой ногой по кафельному полу. Затем он начал разглядывать себя в огромном зеркале, которым Гоша зачем-то заделал целую стену в ванной комнате. По правде сказать, комнатку эту ванной называть было слишком громко, и даже неправильно, потому что никакой ванной тут не было, а наличествовал лишь душ в виде кранов, торчащих прямо из стены и неприлично изогнутого гуся, из которого и лилась на Казанцева вода. Ванная, кстати, здесь могла поместиться разве что в вертикальном положении. Правда, тогда не осталось бы места для унитаза.
Стекающие по фигуре Казанцева мыльные струйки делали ее более внушительной. И плечи ему самому сейчас казались широкими, и грудь не такой впалой, а жидкая поросль на ней вроде бы закурчавилась гуще. По животу, давно уже обретшему приятную на ощупь округлость, струйки сбегали не прямо вниз, а какими-то зигзагами. Они словно огибали по пути рельефные мышцы пресса, которого, вообще-то, никогда у Федора не было. И ноги упирались в мокрый однотонный кафель уверенно как столбы, и между ними…
Вот тут Казанцеву фантазировать нужды не было. Этой части его фигуры мог позавидовать любой, самый титулованный качок. Федору как-то очень кстати вспомнился толстый и длинный гофрированный шланг цистерны; его могучую силу, сбивающую с ног людей. На этот раз воспоминания об угнанном ЗИЛе никаких отрицательных эмоций не вызвали.
В таком приподнятом настроении он и сделал первый шаг в Гошину гостиную, которая одновременно служила приятелю и спальней, и кабинетом, и… Фантазии у Андреева было много, а мебели – не очень. Точнее, в комнате кроме огромной кровати, вплотную приставленной к не менее громадному окну, больше ничего не было. Даже стула, на который можно было бы сложить одежду, готовясь ко сну. На Федоре, правда, сейчас никакой одежды не было – разве можно было так назвать хозяйский халатик в веселый цветочек, оставленный когда-то одной из временных подружек? Федор так и застыл в дверях, не решаясь сделать в комнату второго шага; застыл в нелепом халатике, который не мог заменить ему даже рубашку.
Казанцев никак не ожидал увидеть кого-нибудь в этой квартире. Между тем широченная кровать была занята. На ней самым нахальным образом лежал незнакомец, непринужденно покачивающий согнутой в ноге коленкой и разглядывающий что-то в полуоткрытом окне. Лежал незнакомец на животе, так что лица его Федор от двери видеть не мог. Одно можно было утверждать определенно – Гошей Андреевым он быть не мог. Для этого хозяину этой комнаты и кровати за те несколько дней, что его не видел Казанцев, нужно было подрасти минимум на полметра. Да еще и потерять прилично в талии, которая у незнакомца была очень уж… Федор почувствовал, как между ног угрожающе зашевелился предмет его гордости, но никаких выводов пока не сделал. Лишь утвердился в мысли, что Гоша, по жизни натуральный колобок, действительно укатил куда-то в отпуск.
Незнакомец увлеченно занимался любимым Гошиным делом – подглядывал в чужие окна. Федор знал, что совсем недалеко от окна – через улицу Гагарина, с которой он и свернул совсем недавно – располагалась гостиница «Сибирь». Это был самый фешенебельный и самый труднодоступный для простых смертных отель, на фасаде которого не хватило бы места, чтобы нарисовать все звезды, которым он соответствовал. Кстати, в нем очень часто развлекался и Пончик. Так что Федор – если бы поднапряг память – вполне мог бы признать сыночка всесильной Мамы за давнего знакомого.
Да – был за Казанцевым такой грешок – он любил на пару с Гошей подглядывать за шикарной жизнью сибирской богемы. Только рассматривали они ее, эту жизнь, в цейссовский бинокль, трофей Гошиного деда. А незнакомец прильнул глазом к длинному прицелу снайперской винтовки. Сорок метров для такой трубы было не расстоянием. Так что Казанцев не сомневался – незнакомец сейчас бродил в мыслях по роскошным апартаментам и даже, быть может, слышал неземную музыку, что наполняла тот номер, куда был направлен ствол оружия.