Жестяной самолетик (сборник) - Елена Яворская

М-да, настроение сегодня, Витька правильно заметил, не ахти. Вот и сказки соответствующие.

Девчонки притихли, слушают. А у меня – вот смешно! – уже глаза на мокром месте. Ловлю себя на мысли, что если бы мне два десятка лет тому назад кто-нибудь рассказал такую мрачно-сюрреалистическую сказку, разревелась бы в три ручья! А Лильке с Маргариткой – по барабану.

Эх, не рано ли я дозрела до «здравствуй племя младое, незнакомое»?

Палыч

В русском человеке удивительно гармонично сочетаются честность и хитрость. За это я русского человека и люблю всей душой, честно (без всякой хитрости честно)!

Наблюдал нынче в трамвае ситуацию: кондукторша подняла монетку в пятьдесят копеек номиналом и – на весь салон: «Граждане, кто часть сдачи потерял?!» Поясняет тихонечко, будто стыдясь: «Не могу видеть, как деньги на полу валяются». И опускает монетку в свою сумочку. А в глазах – огонек, лисий такой. Будь это не копейки, а рубли в таком же количестве, кто знает, кинула бы клич?.. Нет, это я не в упрек. Так, любопытная сценка быта и нравов.

А вот у супруги моей (бывшей), русской женщины именем Нина Федоровна, напрочь отсутствовала что честность, что хитрость. Опять же не упрек. Нина свет Федоровна – золотая женщина. Только вот в долгом семейном житье-бытье с дражайшей моей супругой (бывшей, бывшей!) я обрел стойкое ощущение, что, придя в роскошный ресторан, поглощаю деликатесное кушанье, блаженствую, но… вдруг понимаю, что в кушанье забыли добавить какой-то ингридиентик… не то чтобы самый важный, но все ж таки чувствуется его отсутствие. М-да… Поражаюсь, как житейские ситуации порою высвечивают что-то такое… на уровне менталитета.

Ну вот, опять на любимого конька! И ладно, обобщения – признак зрелого интеллекта. Либо, как сказала бы язва Любка, когда уже совсем «того», поворот в сторону желтого дома.

Поворот. На горизонте, не то чтобы вдалеке, маячит школа. Мое жизненное предназначение.

Палыч

В школе (почему-то никогда язык не поворачивается сказать «на работе») меня ждали перемены: в моем кабинете доломались те два стула, которые, по уму и по совести, надо было списывать еще в прошлом учебном году, и меня назначили руководителем кружка по изучению истории родного края. Кружковая работа – пунктик нашей Анжелики Витальевны. Создание каких только кружков она не инициировала! Прямо как в старом добром стишке: «Драмкружок, кружок по фото, мне еще и петь охота, и за кружок по рисованью тоже все голосовали». Разве что в данном случае инициатива шла сверху. А ей противостояла инертная учительско-ученическая масса. «Противостояла» – не то слово… но есть ведь и пассивные формы протеста!

Первым пал в неравной борьбе – за отсутствием энтузиазма и выхода к воде – военно-морской кружок; дольше всех продержалась на плаву секция рукопашного боя, не иначе как более прочих отвечающая чаяниям народных масс. На этот раз сломался инструктор, узнав, что двое его ребят с компанией участвовали в избиении подростка, который с кем-то там не поладил…

И вот опять… здравствуй, школа, Новый год! Научи, Пал Палыч, наших детишек родной край любить. А мы тебе рублей триста из надтарифного накинем… Анжелика Витальевна, миленькая, хотите, я вам пятьсот ежемесячно отстегивать буду, только не надо, а? Есть ведь у нас еще Наташенька, ей самое то… Наташенька в декрет уходит? А ее часы? Нам с Валентиной Иванной поровну? (Тихо паникую). Помилуйте, это ж почти двойная нагруз… Директор решил? Ну, ладно, моя безвременная кончина будет на его совести! А памятник – так и вообще за ваш счет!

Директор и Анжелика Витальевна – наши моторчики. А школа, стало быть, двухмоторный самолет. И летит наш самолет в тумане «на честном слове и на одном крыле». А наш аэродром – где-то на задворках цивилизации.

Граждане пассажиры, полет проходит нормально!

…Один фиг – парашютов нет даже у пилотов.

Любка

Накануне новогоднего огонька мы традиционно работаем без огонька, хотя спиртное и закуска надежно припрятаны у шефа в кабинете. Но одно только осознание того, что ОНИ ЕСТЬ наполняет наше бытие особым содержанием и делает все иные разговоры, кроме как о предстоящем празднике, вялыми и бессодержательными.

В час дня дружно появляются, как двое из ларца, Василий Алексеич и Сан Саныч. А раз прибыли оба наших свадебных генерала, работы уже не будет. В принципе, достаточно даже одного из них, чтобы дезорганизовать работу не то что накануне праздника, а даже в самые суровые будни.

Василий Алексеич работает в администрации. Кем именно, я не знаю, но шеф неизменно говорит о нем как о чрезвычайно полезном человеке. Впрочем, в обхождении наш Чрезвычайно Полезный прост и выпить не дурак. Ну и при этом (редкое и поэтому тем более драгоценное сочетание!) не халявщик, всегда приходит с пакетиком, издающим ласковое «динь-динь». Специально для Василия Алексеича шеф держит гитару, потому что после третьей гость неизменно предлагает спеть. Начинает всегда с одной и той же «Я с детства жил в трущобах городских», исполняемой на манер «По приютам я долго скитался». Плачет даже герань на подоконнике. Потом русские народные чередуются со шлягерами восьмидесятых, а на посошок – блатной шансон… Вы никогда не задумывались, откуда у наших чиновников такая любовь к блатному шансону?

Что я там говорила про свадебных генералов? Так вот, Василия Алексеича за глаза и в глаза именуют Генералом. Сильно сомневаюсь, что его должность соответствует генеральской, но фигура – безусловно. Генерал в дверь не может пройти, не наклонившись.

Деловой партнер шефа Сан Саныч – антипод Генерала, обладатель колоритной внешности опустившегося на самое дно жизни Деда Мороза: кругленький, вислощекий, с гривой изжелта-седых волос, бороду заменяет многодневная щетина… Как-то не согласуется с образом бизнесмена (точнее – никак не согласуется), но… любимая одежка Сан Саныча – растянутый свитер, который моль попробовала – и поперхнулась, так он провонял табаком. Наши тетки, которым, как известно, палец в рот не клади, прозвали Сан Саныча Купидоном. Почему? Это мне стало ясно на первой же коллективной пьянке-гулянке, гордо именуемой корпоративом. Сан Саныч имел замечательную привычку после первой же рюмашки начинать шарить потными лапками под столом в надежде как бы случайно найти дамскую коленку. Надо ли говорить, что он ловко подгадывал, чтобы и справа, и слева от него сидели женщины, да помоложе? После третьей, когда шли танцевать, его руки, сколь возможно грациозно, проникали под кофточку партнерши. Что случалось после шестой, седьмой, восьмой – понятия не имею, до этого момента я, к счастью, никогда не досиживаюсь.

Сегодня мне повезло: мои соседи, соответственно справа и слева, бухгалтерша Анна Михайловна, давным-давно задавшаяся целью меня откормить и то и дело подкладывающая мне то оливьешки, то селедочки под шубой, и молчаливый спец по компам Димка.

Ни до блатного шансона, ни до танцев ни один из нас троих не досидел. Сначала, извинившись, ушла Анна Михайловна – внучку надо из садика забирать, у молодых нынче тоже новогодние огоньки. Потом, когда наши мужички-экстремалы решили залакировать коньяком водку, которой часом ранее залакировали шампанское, я решила, что пора растворяться, пока не растворили чем-нибудь мой желудок. Скорбно заметила: вина купили явно меньше, чем в прошлый раз… эгоистически мало! Пить больше нечего, кушать больше не хочется… вот и хит всех времен и народов о судьбе простого парня из трущоб во второй раз зазвучал.

– Я, наверное, пойду, а то к нам маршрутки вечером плохо ходят…

– Любочка, мы вам такси вызовем, – галантно заверил Купидон.

– В такси меня укачивает, – бодро соврала я, пролезая мимо Купидона. Он-таки исхитрился ущипнуть, ну да фиг с ним, от вас, Любовь Пална, не убудет.

– Люб, я провожу, – дернулся следом Димка.

– Спасибо, Дим, выход я как-нибудь найду, не впервой.

– Не, я не до выхода. До дома…

Интересный поворот сюжета!

– А как же вкусный коньяк от щедрот Генерала? – напомнила я, хотя что-то на уровне интуиции подсказывало: не отстанет. Ну и глупо. На его месте, выбирая между Любкой и коньяком, я выбрала бы коньяк.

Палыч

Того, кто наступил на грабли, я пожалею. Наступил вторично – посочувствую. В третий раз – удивлюсь: короткая же у человека память! В четвертый, в пятый, в шестой… это, простите, уже мазохизм, причем хронический.

Мы привычно прикрываем обычный мазохизм умными словечками «политкорректность», «толерантность»… И несть им числа!

«Интернационализм», «свобода совести» – слова жесткие и честные. Кромку грани кристалла не скругляют, она острая, потому что так – правильно и красиво.

А вот новомодные эти словечки мутные, в них таится предательское двоедушие. Терпи, улыбайся искусственной улыбкой американского коммивояжера, изображай то, что положено, а что ты при этом думаешь – дело твое.