Миссис Шекспир. Полное собрание сочинений - Роберт Най
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хочу такой рождественский подарок, — молит нас, — пусть и невозможно.
Я стою, диву даюсь, не знаю, что сказать, а Мария, та только велела ему, чтоб подождал минутку.
Пошла в сад и там набрала для него пригоршню снега, что только-только выпал.
Дала она старому Джону Шекспиру эту пригоршню снега, и сразу тот умолк и снег поцеловал.
И уснул, губами в снег.
Уснул, как дите, снег даже еще не растаял.
Зато в другой раз я видала, как Джон Шекспир так пнул жену, что она с лестницы скатилась.
Да и ко мне руку не раз прикладывал.
На Хенли-стрит не рай был, сразу вам скажу.
И прожила я там семь тощих лет, на милости у свекра.
Мало радости, надо признаться.
Зато я хоть не побиралась, в долг не просила, не воровала, не подыхала с голоду.
Сусанна говорит, что насчет вина и пьяниц мой муж рассуждает во многих пьесах, — это в особенности «Антоний и Клеопатра», акт 2, сц. 7[23], «Буря», акт 2, сц. 2[24], и во второй части «Генриха VI»[25]. но главное-то где мистер Шекспир выдает, что вовсе не понаслышке знает, какую адскую власть может забрать вино над иными душами, это в том месте, где его герой Гамлет, когда пора уж встретиться с призраком отца, все мнется и заводит долгую речь на эту тему, ну совершенно ни к селу ни к городу[26].
Сусанна говорит, что эта пьеса «Гамлет» самая длинная у мужа и в ней такого наворочено, чего он сам не может расхлебать. Просто, Сусанна говорит, мы должны признать, что там мистер Шекспир замахнулся на такие темы, какие оказались ему не по плечу. Чтоб разобраться в Гамлете, такое мнение Сусанны, нам надо постигать такие вещи, в каких он сам не смыслил.
Ну, а по-моему, чересчур она к отцу добра.
Жена вам такое порасскажет, на что дочка не насмелится.
Жене самая суть открыта.
Ах, да знал он, знал, что портит-корежит жизнь, что любое дело губит.
Мой муж.
Бедный мистер Шекспир.
Сын своего отца.
Глава третья
Секреты
Скоро он разбогатеет, мистер Шекспир сказал.
Это когда только собрался покинуть меня одну с детьми и смыться в Лондон.
Кажется, на ту Пасху дело было, когда у нас дымоход загорелся.
Иными словами (получше, на исторический манер чтоб выразиться), в год под самый год Великой Армады.
Сусанне нашей еще четырех не исполнилось.
Близнецам два года.
Мистер Шекспир был двадцатитрехлетний, скороспелка в самом цвету.
О, зато гордые помыслы так и распирали.
Волоса, бывало, клочьями терял, как начнет толковать о том, что он замыслил.
Говорит, их дергает, и глаза горят.
Всё разговоры, разговоры, и надежды, одно желание: уеду и уеду, в столицу, к людям.
Да он, по-моему, аж солнцу самому завидовал.
Совсем мне его слезы губ не солонили, когда со мной прощался.
— Буду писать, — пообещал.
(А я-то вздумала, что он про письма!)
— Передо мной великий путь, жена, — так и сказал. — По морю с сэром Фрэнсисом Дрейком, никак не меньше.
Ну, а что-то не верится мне, чтобы он руку приложил к разгрому и потоплению испанской Армады[27]… Даже вида крови не переносил. Как-то порезала я себе палец (лук мельчила), так он грохнулся без памяти.
Потом ведь шел уже рассказ о другом морском путешествии, правда?
К Алеппо какому-то.
На корабле под названьем «Тигр»[28].
И вот досада, что из-за какого-то крушенья у берегов Богемии наш отважный молодой моряк опять остался без гроша, бедняжка[29].
Да ходил ли мой супруг когда матросом в море?
Вот затрудняюсь вам сказать.
Одно я вам скажу: а нет в Богемии морского берега.
И Алеппо, в Турции, тоже никакой не порт (проверила).
Толком и не знаю, где его мотало в те первые года, если по правде вам сказать.
Мистер Ухмыл всегда был плут.
Врал так, что чертям тошно.
Хоть им-то что, чертям.
Им только в радость — людей морочить.
Вот и ему.
Но дело тут не так-то просто.
Мистер Шекспир врал не одной забавы ради.
Мистер Шекспир мнил, что путем вранья он душой высвобождался.
Попробуй-ка, припри его к стене.
Уж так ли, сяк ли, а вывернется, не подловишь.
И всегда, вот сколько знала я его, мистер Шекспир всю свою фантазию пускал на то, чтоб сказки сочинять про самого себя и высвобождаться.
Вторая натура это у него была.
К примеру: был он в Уилмкоте, а скажет, что в Бидфорде.
И не потому, чтоб в Уилмкоте он набедокурил, нет, да и вообще ни почему, а просто — не хотел он, чтобы ты знала, где он был.
И прямо по глазам видно, как его тешит, что ты, дура, веришь, будто он провел день в Бидфорде.
И сладко ему, что ты воображаешь, будто он брел вот той тропкой, видел вот тех кур, разговаривал вот с тем мужчиной, с той женщиной.
А он-то знает, что ничего подобного.
Знает, что был в Уилмкоте, не ту скотину видел, брел не тем путем и с теми говорил, о ком у тебя и в мыслях нет.
Таким манером мистер Шекспир держал свою жизнь в секрете.
И для чего?
Да просто такой был человек.
И так же в точности, я думаю, всегда его тянуло на не ту дорожку.
Скажешь ему, мол, пойди-ка в Уилмкот, полюбуйся на майский шест, он спасибо скажет, с виду обрадуется, а только отвернешься, потопает в Бидфорд.
Или он думал, что майский шест, который он насочинит, прекрасней всех на свете танцев?
Или потому всегда на кривую дорожку его тянуло, милей она ему была, что кривде его, его вранью под стать?
Гамнет и Юдифь — это они хотели, чтоб я на львов полюбовалась в лондонском Тауэре.
Домой вернулась, и сразу они просить, расскажи им и расскажи про львов.
Какие у них гривы? А мед они едят? Какие у них лапы? Какие когти? To-сё, без конца.
Ну не могла я им врать.
Просто сказала своим деточкам, что слыхала львов, только и всего.
Было ль мне обидно? Свербила ль меня тоска, что у мистера Шекспира от меня секреты?
Читатель, о нем одном была моя тоска.
А на секреты на его мне было наплевать.
На тайны, на секреты, на мелкое безвинное вранье.
Уж я-то своего супруга знала. Знала этот взгляд на его лице, когда он врал про Бидфорд, когда лицо само было в Уилмкоте.
Знала, что этого лица хозяин и властитель[30] не мог иначе.
Свобода ему нужна была: под словами правду прятать.
Ну, и скоро я перестала задавать вопросы мистеру Шекспиру.
А он перестал мне про Алеппо врать.
Молоть про то, как якобы ходил матросом в море.
Особенно после того, как та лодчонка на Эйвоне перекувырнулась, когда он у нас гостил и повел Сусанну с близнецами по речке покататься.
Их на запруду понесло.
Спасибо Алверстон, мельник, всех повыудил багром.
Ну вот, и кончаем мы главу в моей истории, проходя по адским (лондонским) улицам, я — в дорогущем гороховом плаще, а рядом мой супруг в одежках, какие столько стоят, что год целый хозяйство можно бы вести.
Ну, теперь, видно, вы поняли, почему мистеру Шекспиру нужны были секреты.
Не такая уж я дура самомнительная, не воображаю, будто сама вам объяснила.
Чужая душа потемки, слава Тебе Господи.
И только Бог единый в превеликой мудрости Своей может разобраться, что там к чему.
А все же я надеюсь, что по моему рассказу вы можете представить, как у мистера Шекспира дело обстояло по этой части.
То есть насчет души.
И вовсе не был он свободен.
Раб он был выдумок своих.
Как дальше вы узнаете, эта моя книга — про самый про большой секретик мистера Шекспира. Все время мы к нему идем.
И вы откроете этот секрет, только читайте дальше.
Я его выведала.
И я была сообщницею мужа.
Погодите.
Узнаете.
Или я его уж чересчур хитрым показала?
Может быть, и так. Плохо, если так.
Он порой бывал такой простой, мистер Шекспир.
Ой, как-то раз, еще вначале, подарил мне белую розу, меня поцеловал и ангелом назвал.
Но женщины не ангелы, хоть ангелы лицом.
Ну, а я-то, я и лицом никогда на ангела не походила.
* * *И вот я разеваю свой большущий рот, и из него вылазит истинная правда:
В мистере Шекспире секретов было, что в коровьем хвосте репья.
Глава четвертая
Конопас
Лучше я без обиняков, прямо вам скажу:
Я за ним послала своих братьев.
Послала их по дороге через Банбери в Лондон, его проведать, поглядеть, как он богатство наживает.
В первый же раз, как поехали, все они разузнали и привезли мне такое известие, что мистер Шекспир честь по чести имеет должность.
