Когда приманка сработала - Блейк Пирс

Райли вспомнила, что сказал им с Джейком старший прокурор:

«Нужно быть осторожными, иначе подонок уйдёт. Если мы попытаемся предъявить ему обвинение по всем статьям, мы просто упустим его. Мы не можем доказать, что Муллинс был единственным, кто мог добраться до детей, когда их убили».

Затем обвинение и защита заключили сделку. Райли ненавидела подобные сделки, а ненависть к ним началась как раз с этого дела. Адвокат Муллинса предложил, что Муллинс признается в совершении обоих убийств, но не в том, что они были предумышленными, и наказание за них будет протекать одновременно.

Это была паршивая сделка, да и смысла в ней не было. Если Муллинс действительно убил детей, это невозможно списать на простую халатность. Заключения противоречили друг другу.

Но у прокурора не было другого выбора, кроме как принять условия. Муллинсу грозило тридцать лет в заключении с возможностью досрочного освобождения за хорошее поведение.

Семьи жертв были сокрушены и негодовали. Они обвинили Райли и Джейка в том, что те не выполнили свою работу. Как только дело было закончено, Джейк ушёл на пенсию, ожесточившись и озлобившись.

Райли обещала семьям мальчиков, что сделает всё возможное, чтобы удержать Муллинса за решёткой. Несколько дней назад родители Натана Беттса позвонили Райли, сообщив о слушании. Пришло время сдержать своё обещание.

Перешёптывания утихли. Старший эксперт, Джули Симмонс, посмотрела на Райли:

— Мне известно, что специальный агент ФБР Райли Пейдж хочет сделать заявление, — сказала Симмонс.

Райли тяжело сглотнула. Настал момент, к которому она готовилась пятнадцать лет. Она знала, что членам комиссии уже знакомы все доказательства, какими бы они ни были неполными. Перебирать их снова было бессмысленно. Она должна сделать более личное обращение.

Она встала и заговорила.

— Насколько я понимаю, Ларри Муллинса пустили на слушание о досрочном освобождении потому, что он был «образцовым заключённым», — с ноткой иронии она добавила: — Мистер Муллинс, поздравляю вас с достижением!

Муллинс кивнул, его лицо не выражало никаких эмоций. Райли продолжала:

— «Образцовое поведение» — что это вообще значит? Думается мне, что это имеет меньше отношения к тому, что он сделал, нежели к тому, чего он не делал. Он не нарушал правила тюрьмы. Он держал себя в рамках. Только и всего.

Райли с трудом удавалось говорить спокойно.

— Честно говоря, я не удивлена. Все дело в том, что в тюрьме нет детей, которых он мог бы убить.

В зале послышалось оханье и бормотание. Улыбка Муллинса стала ослепляющей.

— Прошу прощенья, — сказала Райли. — Я понимаю, что Муллинс не признавался в предумышленном убийстве, и прокурор не выносил ему такого обвинения. Но Муллинс всё же признался в совершении убийства. Он убил двух детей. И он никак не мог сделать этого с добрыми намерениями.

Она помедлила на минуту, тщательно выбирая слова. Ей хотелось вынудить Муллинса разозлиться, заставить его показать себя в истинном свете. Но этот человек, конечно же, знал, что если испортит свою репутацию «образцового заключённого», то никогда не выйдет из тюрьмы. Лучше всего попытаться показать членам суда то, как на самом деле выглядело то, что он сотворил.

— Я увидела безжизненное тело четырёхлетнего Яна Хартера на следующий день после его смерти. Казалось, что он спит с открытыми глазами. Смерть стёрла все эмоции, его лицо было расслабленным и мирным. И всё же, в его безжизненных глазах я видела ужас. Его последние мгновения на земле были пропитаны ужасом. То же касается маленького Натана Беттса.

Райли услышала, что обе матери начали плакать. Она терпеть не могла заставлять людей вспоминать такое, но сейчас у неё не было другого выбора.

— Мы не должны забывать этот ужас, — сказала Райли. — И мы должны помнить, что Муллинс на суде не был эмоциональным и уж точно не показал никакого раскаяния. Его раскаяние пришло позже, гораздо позже — если оно вообще было искренним.

Райли глубоко, медленно вздохнула.

— Сколько лет жизни он украл у этих мальчиков, если сложить их? Больше, намного больше сотни, так мне кажется. А приговорён он к тридцати годам, из которых отсидел лишь пятнадцать. Этого недостаточно. Он никогда не проживёт столько, чтобы отплатить за украденные им жизни.

Теперь голос Райли дрожал. Она знала, что должна контролировать себя. Она не может разрыдаться или закричать от ярости.

— Пришло ли время простить Ларри Муллинса? На это ответят семьи убитых мальчиков. Но дело даже не в прощении. Гораздо важнее опасность, которую он до сих пор являет собой. Мы не можем допустить даже возможность того, что от его рук умрут другие дети.

Райли заметила, что пара человек из членов комиссии смотрят на часы. Она запаниковала. Суд рассмотрел лишь два дела тем утром, а у них ещё четыре, которые они должны закончить до обеда. Они начинают терять терпение, значит Райли пора закругляться. Она посмотрела прямо на них.

— Леди и джентльмены, я прошу вас не освобождать этого человека досрочно.

Затем она сказала:

— Может быть, кто-то хочет высказаться за заключённого?

Райли села. Последние её слова носили двойной смысл: она прекрасно знала, что ни один из присутствующих не будет высказываться в пользу Муллинса. Несмотря на всё своё «хорошее поведение», у него так и не появилось ни одного друга или защитника. Что до Райли, так он их и не заслужил.

— Кто-то хочет высказаться? — спросил старший арбитр.

— Я бы хотел добавить несколько слов, — раздался голос с другого конца зала.

Райли охнула. Голос был ей хорошо знаком.

Она развернулась в кресле и увидела в дальнем конце комнаты невысокого, крепко сложенного мужчину. Это был Джейк Криваро, последний, кого она ожидала бы увидеть сегодня. Райли была рада и удивлена.

Джейк подошёл, представился и обратился к членам суда:

— Хочу сказать вам, что этот человек — мастер манипуляции. Не верьте ему. Он лжёт. Когда мы его поймали, он нисколько не раскаивался. Всё, что вы видите сейчас, не более чем игра.

Джейк подошёл к столу заключённого и наклонился к Муллинсу.

— Готов поклясться, ты не ожидал увидеть меня сегодня, — сказал он голосом, полным презрения. — Но я бы не упустил случая, сукин ты сын и детоубийца!

Судья ударила молотком о стол.

— Сохраняйте порядок! — крикнула она.

— О, простите, — с насмешливым извинением сказал Джейк. — Я не хотел обидеть нашего образцового заключённого. Кроме того, он же исправился. Он раскаявшийся сукин сын и детоубийца.

Джейк продолжал стоять и смотреть на Муллинса сверху вниз. Райли изучала выражение лица заключённого. Она знала, что Джейк изо всех сил старается вызвать Муллинса на эмоции. Но лицо заключённого оставалось каменным и спокойным.

— Мистер Криваро, займите своё место, — сказала судья. — Суд отправляется на совещание.

Члены суда столпились, чтобы поделиться наблюдениями и записями. Их шёпот был оживлённым и напряжённым. Но Райли ничего не оставалось, как ждать.

Дональд и Мелани Беттс всхлипывали. Дарла Хартер плакала, а её муж, Росс, держал её за руку. Он смотрел прямо на Райли. Его вид резал её ножом. Что он думает о её речи? Считает ли он, что она искупила ошибку, допущенную много лет назад?

В комнате было слишком жарко, Райли чувствовала, как по её лбу стекают капли пота, её сердце тревожно билось.

Всего через несколько минут судьи разошлись. Один из членов суда прошептал что-то судье. Она повернулась ко всем присутствующим.

— В досрочном освобождении отказано, — сказала она. — Переходим к следующему слушанию.

От холодности женщины Райли охнула — для неё дело значило не больше, чем билет для парковки. Но она напомнила себе, что суд должен торопиться, чтобы закончить оставшуюся утреннюю работу.

Райли встала, и к ней подбежали обе пары. Мелани Беттс бросилась в объятия Райли.

— О, спасибо вам, спасибо, спасибо, спасибо… — без конца говорила она.

Остальные три родителя сгрудились вокруг неё, сквозь слёзы улыбаясь и снова и снова благодаря её.

Она увидела, что в стороне в коридоре стоит Джейк. Она постаралась поскорей вырваться от родителей и подбежала к нему.

— Джейк! — сказала она, обнимая его. — Давно же я тебя не видела!

— Слишком давно, — ответил Джейк, улыбаясь своей обычной улыбкой уголком рта. — Современная молодёжь никогда не напишет и не позвонит.

Райли вздохнула. Джейк всегда относился к ней, как к дочери. И он был прав насчёт того, что она могла бы лучше поддерживать связь.

— Как ты поживаешь? — спросила она.

— Мне семьдесят пять, — ответил он. — Оба мои колена и одно бедро прооперированы. Глаза почти не видят. Я ношу слуховое устройство и кардиостимулятор. А все мои друзья, за исключением тебя, передохли. Как я по-твоему поживаю?