Эстетика самоубийства - Лев Трегубов

Итак, приступим к дальнейшим размышлениям, стараясь не терять этого прекрасного состояния — способности удивляться.

Определившись с предметом нашего исследования и коротко рассмотрев его в четырех традиционных плоскостях: философской, медицинской, социальной и правовой, а также проанализировав отношение различных религий к самоубийству, перейдем непосредственно к интересующему нас эстетическому аспекту самоубийства.

Поскольку основной своей целью мы ставим рассмотрение самоубийства с эстетических позиций и под эстетическим углом зрения, было бы логичным сначала определиться с основными понятиями и основными категориями эстетики.

Ознакомившись с сущностью и эволюцией понятий «прекрасного», «гармоничного», нам будет легче представить себе современное состояние эстетики как науки и обосновать правомерность эстетического анализа такого сложного поведенческого акта, как самоубийство.

Начиная с XX века, перед учеными практически всех специальностей возникла достаточно трудноразрешимая проблема унификации понятий и терминов, которыми пользуется каждая наука. Без такой унификации оказалось практически невозможным вести продуктивный диалог не только между учеными разных стран, но и между говорящими на одном языке.

Чтобы избежать недоразумений, любые специальные исследования приходится предварять строгой дефиницией основных используемых терминов и понятий. Первую половину этой задачи (в отношении самоубийства) мы уже выполнили, теперь нам предстоит проделать то же самое по отношению к основным эстетическим категориям.

Итак, что представляет собой эстетика как наука, изучающая присущую только человеку способность особым образом воспринимать и отражать окружающий мир?

Начнем с того, что термин «эстетика» впервые ввел в научный обиход немецкий философ XVIII века Александр Баумгартен. Буквальный перевод греческого слова «aisthetikos» — относящийся к чувственному восприятию. Баумгартен при этом не был создателем новой науки, а только дал имя области знания, сложившейся в глубокой древности, получившей развитие в средние века и эпоху Возрождения, достигшей своей зрелости в немецкой классической философии. Для Баумгартена эстетика — низшая ступень гносеологии, наука о чувственном познании, совершенной формой которой является красота.

Вопрос о том, что следует понимать под красотой вообще, красотой, отличной от отдельных красивых предметов и вещей, заданный Гиппию Большому Сократом, остается без ответа уже более двух тысяч лет.

«Не будет ли все прекрасное прекрасным благодаря прекрасному?» — хитро любопытствовал Сократ у Гиппия, и тот соглашался. «И это прекрасное есть нечто?» — продолжал Сократ. Гиппий и с этим соглашался. «Так ответь мне, что же такое это прекрасное?» Гиппию, который сперва ответил, что самое прекрасное — это прекрасная девушка, пришлось вскоре согласиться с Сократом, что и самая прекрасная девушка безобразна по сравнению с родом Богов. Далее Гиппий с помощью Сократа убедился в том, что и золото, и богатство, и здоровье, и удовольствие не являются прекрасными всегда, для всех и при любых условиях. Не случайно этот знаменитый диалог, приведенный Платоном, заканчивается словами Сократа: «Прекрасное — это трудно».

Действительно, трудно. Вот русскому философу Владимиру Соловьеву не нравится глиста, так он прямо и называет ее «крупным примером настоящего безобразия в природе». Что бы он, однако, сказал, глядя на гельминтолога с микроскопом в руках, любующегося совершенством строения той же глисты?

Ведь если объект, явление совершенно, то есть максимально отвечает своему назначению, значит оно гармонично. А гармония, что в переводе с греческого означает связь, соразмерность, стройность, сочетание, слияние компонентов объекта в единое целое, его органичность, рассматривается эстетикой как существенная характеристика прекрасного. Глиста же гармонична, поскольку ее строение непосредственно способствует ее выживанию, оно целесообразно в плане адаптации к тем условиям, в которых она существует.

Вряд ли кому-либо удастся провести четкую грань между безобразным и прекрасным. Не связаны ли эти понятия диалектическим законом единства и борьбы противоположностей? Тогда правильнее будет не искать абсолютную красоту, противопоставляя ее абсолютному безобразию, а изучать диалектику их взаимосвязи, взаимообусловленности и взаимоперехода.

Что есть красота, прекрасное для разных народов в разные эпохи?

Категория прекрасного проделала длинный и сложный исторический путь развития, по-разному преломляясь в различных социальных формациях, религиозных и философских системах. «Прекрасное одним — безобразное другим». Принципиально невозможно найти явление или предмет, который бы всеми воспринимался как нечто прекрасное, равно как и нечто совершенно безобразное. Этот факт точно подметил Н. Г. Чернышевский, который писал, что даже понятие о красоте девушки совершенно различается у русского крестьянина и у представителей образованного дворянского сословия и что «полувоздушная» салонная красавица может произвести неприятное впечатление на крестьянина, для которого первое условие женской красоты — здоровье и сила. Почему бы не предположить, что подобные метаморфозы возможны и по отношению к самоубийству?

Поскольку традиционно с красоты начинается любое эстетическое исследование, вспомним коротко, что же считали прекрасным те, кто жили до нас.

О понимании прекрасного у доисторического человека мы можем судить лишь по наскальным рисункам и каменным статуэткам («Венеры неолита»). К сожалению, этого слишком мало, для того чтобы можно было без надуманности судить об эстетических воззрениях древних людей. Более информативными являются древние литературные источники, которые позволяют проследить понимание категории прекрасного в цивилизациях Древнего Египта, Шумера и Вавилона. При этом, чтобы избежать излишних сложностей, проведем наш краткий анализ по двум основным критериям:

1. Что именно понималось под красотой и считалось прекрасным?

2. Как объяснялся феномен прекрасного?

Корни эстетики, как справедливо отмечают многие авторы, следует искать не в классической античности, а в культуре Древнего Египта — цивилизации, возникшей в Северо-Восточной Африке, в долине Нила.

С именем царя Мина — основателя первой царской династии — связано начало летописной египетской традиции. Африканская по происхождению, древнеегипетская культура обрела свое лицо в пределах 3300–3000 годов до н. э., когда возникла иероглифическая письменность и сложились специфические черты искусства, солярный (солнечный) культ, обожествление правителя, развитие заупокойных представлений.

Непосредственно исходя из солярного культа, в Древнем Египте под высшей красотой понимался только обожествленный солнечный свет. Солнце, или Бог Солнца, что для древнего египтянина было равнозначно, наполняет весь мир светом; оно несет тепло, своими лучами дает жизнь всему живому на Земле и является высшим благом и высшей красотой. Поэтому во всех дошедших до нас произведениях египетской письменности солнце и красота являются синонимами.

Прекрасна также для древнего египтянина и молодая девушка как продолжательница рода, несущая любовное наслаждение, которое относилось к ценностям первого ранга. При этом следует отметить, что египтяне всегда усматривали красоту не столько в форме, сколько в степени полезности тех или иных явлений и предметов.

В Древнем Шумере — цивилизации, возникшей на рубеже IV–III тысячелетий до н. э. в южной части междуречья Тигра и Евфрата, — с пониманием красоты неразрывно связано понятие тотема — родового «Я», ощущение которого было органически связано с половым ощущением. Тотем как символ рода олицетворял нечто пышное, изобильное, плодоносное и прекрасное. На шумерских печатях можно увидеть сцены половых актов человека со скорпионом и другими животными, и при этом скорпион как тотем и связанное с ним представление о половой силе воспринимается как нечто прекрасное.

Шумерам принадлежит и первая известная иерархия прекрасного:

Прекраснее всего для шумера Боги и Богини.

Прекрасны службы в их честь. (При этом, если бы, например, самоубийство являлось составной частью этих служб, оно неминуемо воспринималось бы как прекрасное. Как известно, в Древней Индии тысячи людей ежегодно лишали себя жизни под колесами идола Джагерната, так как, по учению браминов, самоубийство приятно гневным богам и, следовательно, прекрасно.)

Прекрасны храмы Богов, прекрасна музыка, прекрасна любовная страсть, так как она внушена Богами. Как и для древних египтян, для шумер прекрасно сверкающее, сияющее солнце, прекрасно все, включающее в себя возвышенное, которое понималось как нечто огромное, возвышающееся, пугающее, вызывающее ужас.