BattleTech: Остров благословенных - Стивен Моен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как он не видит, что Кланы — живой пример того, что происходит, когда технология начинает использоваться воистину безответственными людьми?
Надо было вернуть себе Терру давным-давно.
3 сентября 3067 годах
Третий Переход от нас в каких-то нескольких неделях! Наконец-то удастся исправить хоть часть ущерба, причиненного Фохтом. Наконец-то мы получим возможность укротить все увеличивающуюся жестокость войн, в последнее время так и бушующих. Наконец-то мы сможем нейтрализовать угрозу Кланов посредством последней Великой Армады, что человечество только обрушить на собственных собратьев.
Как тут не вопить от восторга! Подумать только, мы увидим воплощение видения Блейка в жизнь собственными глазами, увидим на собственном веку! После этих всех трудностей и испытаний последних десятилетий, я действительно верил, что потрачу всю свою жизнь на всего лишь маленькую ступеньку на пути к видению Блейка.
И, если честно, будет просто здорово перестать, наконец, быть объектом насмешек. Ну да, на сотнях миров мы не видим к себе ничего, кроме безграничного уважения, но я не могу не кривиться, читая об оскорблениях, получаемых нашим Орденом в некоторых местах Сферы. А когда они идут прямиком с Нового Авалона, это особенно больно. Тостеропоклонники. Как можно быть настолько непонятым, настолько карикатуризированным? И это учитывая, что они сами дают своим машинам ласковые прозвища, и вымаливают удачу в особо критичные для них моменты! То, что при этом они обращаются к божеству по своему выбору, а не к Блейку, ни имеет никакого значения. Блейк это символ всего что мы чтим и страшимся в технологии, линза, позволяющая нам увидеть машину достаточно, чтобы наименовать ее. Даем же мы названия скалам и пляжам? Вот и все, всего-то, а они нам — тостеропоклонники.
Ну, хватит этих стенаний. Я должен быть равнодушен к тому, что там думают неверующие о наших верованиях, но до чего же тяжело думать, что все считают именно так.
Заканчивая писать, я осознаю, что мы всего лишь в самом начале великого труда нашего Ордена, но я неизмеримо рад, что по крайней мере, начинаем мы его всерьез. Слишком долго человечество было разделено. Усилия, растраченные в трехстах года непрерывных войн, лучше бы было потратить более разумно.
Во время Третьего Перехода я тоже там буду, буду на Новом Авалоне. В цветах Звездной Лиги мы протянем оливковую ветвь тем, кто был нашими самыми стойкими противниками. Мы предложим им помощь в восстановлении от бессмысленной гражданской войны. Мы предложим им защиту, предложим дружбу и всепрощение в знак того, чем в действительности является Звездная Лига.
Может, мы даже и встретимся. И возможно, когда я вновь пройдусь под солнцем Нового Авалона, мы сможем поговорить по душам вновь.
4 декабря 3067 года
Даже и не могу вспомнить, когда еще я испытывал столь сильное чувство разочарования и предательства. Все, все уничтожено! Это просто невероятно, что в тот момент, когда мы действительно готовы были начать труды, что вытащат человечество из разрушительного и невежественного замкнутого круга, жадность и развращенность этих трижды проклятых уничтожат все!
Они выбросили Звездную Лигу на свалку, словно игрушку, к которой потеряли интерес! Слишком дорого, сказали они! СЛИШКОМ ДОРОГО! ДА КАК ОНИ СМЕЛИ?!!!!
Будущее человечества, видите ли, угрожает их сундукам. Проклятые отродья Штайнер-Дэвионов! Неужели они причинили вселенной недостаточно вреда? Близорукость и эгоизм их просто непростителен! Что они скажут тысячам тех, кто сражались и умирали за Лигу? Они и их выбросили на свалку во имя своих драгоценных накоплений. Пролили ли они хоть слезу ради чего-либо кроме их личных трудностей и проблем? Их "самоотверженные" поступки не распространяются за пределы их собственных границ.
И ты, отец, следуешь за ними! За чем тут следовать? Стоят ли он того?
Несмотря на гнев, несмотря на разочарование, приказ атаковать меня беспокоит. Лидеры Федеративных Солнц однозначно заслуживают наказания и снятия с постов, равно как и те, что окопались на Люсьене и Таркаде, или даже Сиане, но это не должно распространяться на простых людей. Когда мы захватывали Терру, то особо заботились о том, чтобы уменьшить жертвы среди гражданских, а мы летим к Новому Авалону с варшипами и войсками…
Все происходит как-то чересчур для меня быстро, но я верю Керноффу. Он несравнимо мудрее меня, и его опыт в делах такого рода несравненно огромней моего собственного. Похоже, он уверен, что, продемонстрировав лордам Домов всю их глупость, можно заставить их передумать. Если так, возможно не все потеряно, и мы можем продолжить наш путь.
Что же, увидим. Как говорят, жребий брошен.
Глава третья. Львы и собаки
"Красный ангел", варшип типа "Рига"
Точка Лагранж-4 Нового Авалона
Новый Авалон, марка Круцис, Федеративные Солнца
29 ноября 3072 года
Регент Рамон Николавич влетел на мостик своего флагмана ровно за десять минут до нужного времени, закрепился ботинками в специально предназначенном для этого креплении, после чего обернулся к капитану корабля.
— Объявляйте общую тревогу.
— Есть, общая тревога, регент. — Регент тета-XII Дафни Коста опустила голову в отрывистом кивке, после чего провозгласила — Всем постам, общая тревога.
Мостик незамедлительно заполонил стремительный звон общей тревоги. Панели белого света отключились, оставив для освещения лишь тусклые синие лампочки над головами. Появились стоящие по тревоге вахтенные, торопливо принявшись сменять прежних вахтенных. Вахтенный боцман начал перекличку каждого отсека, поскольку теперь на корабле действовала боевая готовность. После каждого его рапорта Коста отзывалась кратким "Превосходно, боцман".
Многое должно было быть проделано за эти десять минут.
И очень жаль.
Враг ведь мог и не даровать им эти десять минут.
Николавич глянул на Косту. Для своих лет она неплохо выглядела — за сорок, подтянутая, симпатичные маленькие грудки, очаровательные голубые глаза. Вод только волосы выдавали истинную ее историю — иссиня-черные, начинающие седеть, длинные настолько, что спускались ниже шеи — необычное дело для космонавта. Впрочем, она увязала их в миленький тугой хвост, так что ни единой прядки не выдавалось наружу.
В этом была вся Коста — в любой момент готовая рискнуть, но не ослаблявшая контроль ни на секунду.
В стремительной очередности тревога заткнулась, вахтенный офицер общей тревоги объявил, что принимает вахту, а боцман доложил, что боевая готовность введено по всему кораблю.
И Коста и Николавич смотрели на старомодный хронометр, висящий над главным экраном. Шесть минут, восемь секунд.
Очень хорошо, решил Николавич.
Слабая тень улыбки коснулась уголков губ Косты.
После того как суматоха тревоги сменилась напряженным безмолвием готовности, Николавич опустил глаза и осознал, что стиснул кулаки. Размяв пальцы, он заставил себя расслабиться лишь для того, чтобы минутой позже вновь обнаружив кулаки сжатыми.
Долгий, едва слышимый вздох сорвался с губ Николавича, и он распрямил пальцы вновь.
И не то, чтобы он ожидал каких-то проблем, он считал, что ему известно в точности, что именно вынырнет через временное окно в пиратской прыжковой точке через… он покосился на хронометр, три минуты, двадцать три секунды.
Но людей, верящих в ожидаемое, вселенная обычно первыми и убивает, так что вновь стиснув кулаки, в этот раз он разжимать их не стал.
И, что странно, пока они ждали, в памяти Николавича всплыла охота, в которой он принимал участие несколько лет назад.
* * *
Некогда, еще будучи юным адептом, размещенным на Терре, Николавич принимал участие в охоте на горного льва.
Это было в Северной Америке, в гористой местности, называвшейся Колорадской возвышенностью, унылой, поросшей полынью местности, усеянной кустарниками и можжевельником, подернутым снегом. Холодный и редкий горный воздух на каждом вздохе пронзал грудь подобно ножу.
Первое, что изумило его в охоте, это какая она шумная. Проводник притащил с собой пятерых гончих, и первую часть охоты Николавич провел, вслушиваясь в то, как они скулят, как фыркают в снег, да рвутся с поводков, готовые броситься в погоню.
А затем они унюхали следы.
Жуткие следы, кстати. Четыре подушечки, как у обычной домашней кошки, только гораздо, гораздо больше. Больше даже широко расставленной ладони. Во рту у Николавича внезапно пересохло, и он крепче прижал к груди винтовку. Внезапно он осознал, что зверь, на которого они охотятся, запросто может прикончить их сам.
Проводник нагнувшись, выпустил неиствующих собак, и те рванули вперед. Гончие тут же затерялись среди можжевельника, но охотники побежали за ними, на лай.
