Песня в Пустоте. - Генри Зу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Колдун бросил поводья, спрыгнул наземь и зашагал к беседке. Белана поднялась мужу навстречу.
– Марий, у нас гости. Лиха ты знаешь, а это – Эр-Ветер…
Колдун стал в проеме, потеснив жену в узком пространстве беседки; Белана неловко плюхнулась на скамью. Марий глядел на Эр-Ветра, и его прозрачные, как водица, глаза обретали цвет ненастного неба.
– Что тебе надо здесь, ветер?
Эр-Ветер поднялся из-за стола, звякнув цепью.
– Я пришел с Лихом. Он хотел говорить с тобой, колдун Марий, – вымолвил он очень отчетливо, и голос при этом странно звенел.
Колдун нагнул голову; рыжие космы струились, будто языки пламени, черные брови шевельнулись сердитыми гусеницами.
– Марий, опомнись, – вмешалась Белана. – Эр-Ветер – наш гость.
– Не обижай Эрика! Не то я превращу тебя в веник! – вскричала Марийка, пытаясь обратить все в шутку.
– Уходи, – велел Марий Эр-Ветру. – И позабудь… – губы беззвучно шевельнулись, произнося заклинание.
– Не смей! – взвизгнула Марийка, срываясь с места. Кинулась на отца, дикой кошкой на нем повисла, вцепившись в рубаху.
Колдун стряхнул ее, бросил в руки оторопевшей Белане.
– Сидеть! – приказал, как собаке. – Молчать.
Белана обхватила дочь, удерживая у себя на коленях.
Колдун снова начал свое заклинание, но тут вскочил опомнившийся Лих:
– Ты что творишь, дядь-Марий?! Прекрати!
– Уходи! – закричала Белана. – Уходи, пока жив!
Марийка выкрикнула какие-то слова. Очевидно, волшебные, потому что колдун вдруг унялся, сник, даже сгорбился.
– Уходи, ветер, – повторил он негромко. – И ты, Лих, иди. – Он отступил, открывая путь из беседки.
Ошарашенный, Лих выбрался первым. Снова ставшие бесцветными глаза колдуна были обращены куда-то внутрь, словно Марий слушал свой внутренний голос.
– Прощайте, – сказал Эр-Ветер Марийке с Беланой. – Гордец, ко мне!
Коняшка потрусил к нему, а веревка, которой он был привязан, сама собой распустилась и упала на землю.
У ворот Лих обернулся. Марийка выглянула из беседки, взмахнула рукой, прощаясь. Он махнул ей в ответ и ушел со двора.
– Слышал, что сказала Белана? – заговорил Эр-Ветер, когда они вышли из ореховой рощи на проселок, обсаженный кленами. – «Уходи, пока жив». Она тоже знает, что тебе тут опасно.
В смятении, Лих потряс головой.
– За что колдун на тебя взъелся? Что ты должен был позабыть?
– Имя того, кто убил твоего отца… и намерен убить тебя тоже.
– Ма… Марий знает? – от изумления Лих заикнулся.
– Это Марий и есть, – печально ответил Эр-Ветер.
Глава 3
Они шли берегом реки к Малым Смешанам. Лих топал по убитой тропке, а Эр-Ветер, с конем в поводу, шагал по траве. Казалось, ему все равно, где идти – по траве ли, по песку, по болоту; его белые сапоги всюду ступали одинаково легко и не оставляли следов. Одно слово – ветер.
Солнце просвечивало речку до дна, выдавая стаи мальков. Над водой носились синие и зеленые стрекозы, присаживались на листья кувшинок, снова срывались и куда-то летели. Луг вдоль реки дрожал от стрекота кузнечиков.
Впереди уже ясно виднелись белые и красные черепичные крыши, густая зелень садов. Огороды тянулись вдоль реки по другую сторону села; отсюда не разглядеть.
– Марию нужна дочь – колдунья, – втолковывал Лиху Эр-Ветер. – Ты слышал: если она выйдет замуж, настоящей колдуньей не станет.
– Но он ни слова не возразил, когда мы с Марийкой друг дружке глянулись. Ей не запрещал, меня не гнал.
– Нужен ты ему – оттого и не гнал.
– Какая с меня польза? Я узор на столе быстро сделал, а после только к Марийке приходил.
– Для того и нужен – за Марийкой ухлестывать. Чтоб влюбилась она, чтобы женщина в ней проснулась.
– Эр, что ты плетешь? Да ежели б мы с ней чего, чтоб она женщиной стала…
– Тут-то Марий бы тебя сразу прикончил, – подхватил Эр-Ветер без усмешки. – Ничего ты не понял. Родители за Марийкой в восемь глаз смотрели, чтоб не забаловала. Похоже, и заклятье-недотрогу наложили для верности. Колдуну надо было, чтоб душа женская в ней встрепенулась, любви запросила. На обычных парней его дочь смотреть не желает, молодых колдунов поблизости нет. Пришлось обратиться к единственному, кто ей подходит. К тебе. Она и влюбилась, хотя мать явно против. Теперь из нее настоящую колдунью можно сделать. А иначе не получается.
Это Лих уразумел. Из девчонки, которая в куклы играет и ни о чем серьезном не думает, колдуньи не выйдет.
– Ладно. В Марийке что-то нужное объявилось. Но людей-то Марию зачем убивать?
Эр-Ветер остановился, и коняшка потянулся к свежей кротовине у тропы. Земля по краям кротовины зашевелилась, показались и заскребли серые кожистые лапки. Из дырки высунулся крот, подался навстречу коняшкиной морде. Носы сблизились, крот и Гордец вежливо друг дружку обнюхали.
– Что сказал бы твой отец, если б ты при нем за Марийкой приударил?
– Он бы запретил. Отец шибко Мария недолюбливал.
– Воспретил бы, – кивнул Эр-Ветер. – А ты бы послушался?
– Н-нет, – ответил Лих не слишком уверенно. Попробовал бы он отца не послушать, когда тот был жив! А с другой стороны – как бы отец стал ему на дороге? Да за Марийкой Лих на край света бы побежал. На крыльях бы улетел, если что. – Нет, – повторил он решительно. – Не послушался бы.
– Сидел бы ты дома на лавке, водой с головы до пят облитый. И к Марийке бы не ходил. Вот что было б, будь жив твой отец. Марий это понимал и от него загодя избавился. А теперь, когда вы с Марийкой о свадьбе задумались, самое время избавиться от тебя.
– Зачем? Если на Марийке – заклятье-недотрога, на кой хорь меня убивать?
– Никакое заклятье против любви долго не выстоит, – промолвил Эр-Ветер, глядя вдаль, где река исчезала за поворотом.
Впереди, шагах в ста, к берегу приближалась ватага мальчишек. Один тащил большую корзину, а остальные скакали вокруг, махали руками, орали и хохотали.
– Эр, вот ты говоришь: Марий убил. Ладно; я верю. И что делать дальше?
– Есть три возможности: отомстить, простить либо ославить. Что выбираешь?
Лих потоптался, размышляя. Мстить отцу Марийки? Принести своей милушке горе? Нет, ни за что. Тогда – простить? Невозможно. Ославить перед односельчанами? Чтоб они сообща решили, к кому из владык взывать о справедливости? Опять же – Марийке горе. Да и кто поверит словам чужака, пусть он хоть трижды внук Воздушного-Ветреного? Марий-то – свой, годами проверенный. Он и людей от хворей исцеляет, и скотину; от пожара дома заговаривает, поля сберегает, волков отгоняет от выпасов. Кто согласится, что такой хороший колдун мог человека сгубить? Люди скажут: каменный сам в речку свалился, нечего на безвинного колдуна напраслину возводить.
– Эр, я не знаю, – сознался Лих.
– Пойдем-ка, – Эр-Ветер двинулся к шумным мальчишкам. – По-моему, они князя славят.
Корзину поставили у воды. Мальчишки скакали рядом, дрыгали ногами, орали и визжали, будто их режут. С полдесятка были в цветных рубахах, ярким шнуром отделанных, – не из бедных семей, из зажиточных. Самый мелкий, в дырявой рубашонке и прохудившихся штанах, не прыгал, а стоял над корзиной, заглядывал внутрь нерешительно.
– Давай-давай! – вопили старшие. – Слава князю! Не трусь! Слава владыке! Новому, всемогущему!
Малец достал из корзины что-то черное.
– Бросай! Как надо бросай, далеко!
– Не сметь! – рявкнул Лих, разглядев, что у мальца в руке. Сорвался бежать. – Башку оторву!
Мальчишка держал за уши черного крольчонка. Крольчонок дергал лапами и тонко визжал; за ором мальчишек его почти не было слышно. Увидев подбежавшего Лиха с Эр-Ветром, малец с перепугу бросил зверька в речку. Ударившись о воду, крольчонок камешком ушел на мелкое, высвеченное солнцем дно. Старшие мальчишки завопили, заулюлюкали. Их было много. Они Лиха не испугались, а уж Эр-Ветра – и подавно.
Смешанка летом теплая, не смертельная. Лих бросился в воду, выловил утопленника, встряхнул его, держа за задние лапы. Зверек задергался, зачихал. Поживет еще, бедолага. Жалкий мокрый скелетик.
Лих выбрался на берег. Вода текла с него ручьями, одежда прилипла к телу. Хоть и прогрело солнце речку, однако ноги быстро наливались тяжестью, шагали неуклюже.
Мальчишки загоготали. Видно, самим себе казались взрослыми и сильными.
В корзине льнули друг к дружке еще три черных крольчонка. Уши прижаты, глаза перепуганные.
– Где взяли кролей, подлецы?! – загремел Лих. – У кого сперли?!
– У твоей мамки! – с хохотом крикнул кто-то.
– У твоей милки! – выкрикнул другой, корча рожи.
– А чего они черные? – начал объяснять малец, которому старшие поручили кроличью казнь. – Все кроли белые, серые. А тут – черные. Таких надо топить.
– А давай я тебя утоплю, – предложил Лих, свирепея.
– Меня-то чего? – Мальчонка попятился.
– Князя восславлю! – Лих поймал его за шиворот.
Малец заверещал; кругом гоготали.
– Топи! Слава владыке! Князю радость! Всех наградит! – вопили паршивцы наперебой.