Все дороги ведут в Рим - Роман Буревой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сыграем, дружочек? – Её улыбка обещала все удовольствия мира. Лгала, конечно. Ибо разговор шёл всего лишь об игре в кости.
– Я на мели… а так бы охотно, – Александр смутился, покраснел до корней волос. Он не знал, куда смотреть, – на её волосы или на её губы, и в конце концов уставился на её грудь.
– Неужто? Я слышала, ты очень богат.
– Проигрался только что. – Ему было неприятно признаться, что лично у него нет ни асса, что каждый сестерций надо выпрашивать у матери или отца.
– Жаль. – Она отвернулась и принялась рассеянно обозревать зал. Но при этом оставалась рядом. Будто намекала, что у него ещё есть шанс.
– Займёмся другой игрой?
– Ты же проигрался, – красавица смерила его взглядом с головы до ног, презрительно фыркнула и ускользнула от потных пальцев Бенитова наследника.
– Завтра деньги будут. Клянусь Геркулесом! – крикнул он вслед и даже побежал. Но столкнулся с каким-то солидным мужчиной. Его толкнули. Служитель взял его за локоть, отвёл в сторону.
Она обернулась. Вновь улыбнулась, будто монетку уронила в подставленную ладонь.
– Тогда и игра будет, красавчик. Без денег игры не бывает, разве не знаешь?
Чёрная бабочка порхала среди золотых огней. Александр облизнул губы. Деньги он найдёт. Непременно. Даже если надо будет кого-нибудь ограбить и убить, он ограбит и убьёт. Ради этой чернокудрой.
II
Выйдя из игорного зала, брюнетка пересекла перистиль. Тёмная зелень, чёрная бронза скульптур. Лишь серебряные глаза статуй светились в темноте. Вода в бассейне отливала изумрудом. Молодой человек с длинными светлыми волосами сидел на бортике бассейна.
– Много выиграла?
– На месяц хватит, Серторий. – Береника закурила табачную палочку. – Думаю, за месяц мы успеем устроить все, что задумали. Видела Александра. Ублюдок. Но справиться с ним легко. Даже неинтересно. Амёба… Плесень. – Она сплюнула в изумрудную воду бассейна.
– А Гимп? Ты видела Гимпа?
– Разумеется. Стоит, обмотавши чёрной тряпкой наглые зраки, и воображает, что никто не догадается о том, что он зряч. Гений Империи, одним словом. Каков гений, такова и Империя.
Серторий поморщился. Ему не нравилась с некоторых пор ненависть Береники. Ему с некоторых пор многое не нравилось. Почему она ненавидит? Он не понимал. Может, слаб духом… Да, слаб…
– Он тебя узнал? – спросил Серторий рассеянно, продолжая думать о своей слабости.
– Нет. Ведь мы изменились. Нас теперь никто не узнает.
«Мы изменились… – думал Серторий. – Мы изменились, и я ослаб духом. Как печально…»
Да, он слаб и не знает, куда идти. И потому послушно идёт за Береникой.
III
В те дни, когда Гимп был сброшен на Землю вместе с другими гениями, он уверился, что и на Земле останется высшим существом. Многие годы он был неистребим и неуничтожим. Облитый бензином и брошенный в пламя, он сгорел, превратился в чёрный остов, много дней пролежал на помойке, но регенерировал и ожил. Неумирание дарованной плоти отличало бывшего гения Империи от прочих собратьев: остальные гибли легко, как люди. Подобный дар должен был что-то значить. А вышло, что не значит ничего. Всего лишь оболочка бессмертия, но не само бессмертие; нелепая страсть графомана, умение слагать слова в фразы, начисто лишённые блеска.
Да и как иначе: что делать гению Империи на Земле? Лишь наблюдать, как рушится грандиозное здание? Разве можно Колосса Родосского подпереть плечом?
Гимпа печалило, что в последние годы он перестал время от времени слепнуть. Теперь он всегда был зряч, всегда все видел и не мог заслониться слепотой от внешнего мира. Однако зрячий Гимп на людях носил чёрную повязку. Ткань была тонкой, сквозь неё он различал предметы, свет и абрисы лиц. Большего и не нужно. Гений понимал, что ни его самого, ни других эта чёрная лента не может ни обмануть, ни даже развлечь, но продолжал раз начатую игру.
Поднявшись к себе в таблин, Гимп обнаружил, что его ждут: немолодая, но ещё привлекательная женщина с коротко остриженными светлыми волосами сидела в его любимом кресле и курила табачную палочку.
– Привет! – сказала гостья. – Не ждал? Удивлён?
Он в самом деле не ожидал сегодня увидеть Ариетту. Нет, Гимп не удивился. Просто потому, что в последние годы не удивлялся ничему. Ни внезапному появлению людей, ни их исчезновению.
– Зачем ты приехала из Лондиния? – спросил он, целуя гостью в губы. Но без намёка на страсть. Их губы лишь мимолётно соприкоснулись.
– Наскучило каждый день видеть одни и те же лица и слышать одни и те же речи. Захотелось разнообразия. К тому же поругалась с этой сучкой Вермой.
– Из-за чего?
– Просто так. Она меня терпеть не может. И я се, кстати, тоже. К тому же она пишет мерзейшие стихи. Бывшая охранница сделалась стихоплеткой.
– Ты не права, Ариетта. У неё прекрасные стихи, – запротестовал Гимп. Но все же добавил: – По нынешним безгениальным временам.
– Прекрасные?! – Ариетта взъярилась. – Отвратительные, вонючие, фекальные. И не смей возражать. Хочу её ненавидеть и ненавижу. Она отбила Марка Габиния у Валерии. Хорошо, что несчастная старая девственница явилась ко мне за помощью. Она выкрасила волосы в какой-то умопомрачительный лиловый цвет и нарядилась в пёстрые девчоночьи тряпки. Я увезла Верму на очередное сборище поэтов, которые Марк терпеть не может. Пока мы там плевали друг в друга, а Верма – с особым удовольствием, Валерия бросилась на шею опешившему Марку и поклялась в вечной любви. Ты бы видела физиономию Вермы, когда она обо всем узнала. Она накинулась с кулаками на Марка. Бедняга! У него даже к свадьбе не успел сойти синяк под глазом. При нашей последней встрече Верма хотела вцепиться мне в волосы. – Ариетта демонстративно погладила светлый ёжик на голове. – Не вышло.
– Не будем больше говорить о Верме, – предложил Гимп. – Неужели только из-за неё ты вернулась?
– Разумеется, не только! – Ариетта затушила табачную палочку в бронзовой пепельнице в виде льва с разинутой пастью. – Я приехала, потому что Неофрон опубликовал новый библиончик.
Гимп рассмеялся.
– Ну уж не из-за этого – точно. Когда тебя интересовали подобные книги?
– Именно из-за этого, – вполне серьёзно отвечала Ариетта. – Я ждала этой тридцать второй Пустыни. Очень долго ждала. В принципе, вся жизнь моя ушла на это ожидание.
Гимп тряхнул головой, все ещё не понимая, к чему клонит Ариетта, и снял чёрную повязку. Он по-прежнему выглядел юным красавцем, она же постарела, пусть не слишком, но все же юной девушкой назвать её было нельзя.
– Не понимаю: ты всю жизнь ждала этот библион? Неофроновское очередное творение?
– Да нет же! – воскликнула она раздражённо. – Ждала тридцать второй Пустыни. Рубежа, предела, конца всего. Империи в том числе…
– Конца Империи? – Гимп нахмурился. – А что дальше?
– Дальше – другое!
– Что именно?
Она пожала плечами:
– Не знаю. Но не так, как прежде. Без бенитов и макринов. – Глава исполнителей Макрин был её отцом – каждый раз Гимп как бы с трудом вспоминал об этом.
– Лучше или хуже?
– Лучше, конечно.
– А что если хуже?
– Лучше, – упрямо повторила Ариетта. – Гимп, да что с тобой? Раньше ты говорил удивительно. Каждое слово – откровение. Каждая фраза – тайна и ловушка. Вспомни! Я балдела от каждого твоего слова. И за каждое слово тебя боготворила! А теперь ты моих простеньких придумок не понимаешь!
– Тогда я был только что с неба. А теперь совершенно земной. А свои сверхспособности трачу на то, чтобы ловить жуликов в алеаториуме. – Он нахмурился. Неприятно сознавать, что небеса стали слишком далеки и непонятны. – Так зачем ты явилась?
– Посмотреть, как Бенита повесят за ноги, – Ариетта тихо рассмеялась.
– Кто повесит?
– Не знаю. Но кто-то должен это сделать. И очень скоро. Империи конец. Последний акт смотреть всегда волнующе.
– Можно вопрос? – вкрадчиво спросил Гимп. Ариетта, не подозревая ловушки, кивнула. – Ты все ещё берёшь деньги у Макрина?
Она смутилась, но лишь на секунду.
– Беру. На стихи не проживёшь. А он даёт и взамен не требует ничего. Он даже не против наших с тобой встреч, с тех пор как ты примирился с Бенитом.
Да, Макрин не против. Но у них с Ариеттой само собой как-то все разладилось. Они то видятся, то расстаются. И постоянно ссорятся. Гимп не мог понять – почему.
– А на что ты будешь жить, если Макрина повесят вниз головой рядом с Бенитом?
– Он – мой отец! – Кажется, она рассердилась.
– Ну и что? Разве это его спасёт?
– Это его дело.
– Хочешь бороться?
– Бороться? Нет. С кем? Нет. Борьба – это чушь. Хочу написать новую книгу стихов. – Она рассмеялась. – О боги, Гимп! Что с тобой! Мы не виделись столько дней, а ты ведёшь себя как чужой. Почему я всегда должна начинать, а?..
Она обхватила его руками за шею и поцеловала.
– Ну я не знаю… – пробормотал он, отрываясь от её губ, – какое у тебя настроение.
