Пастер - Миньона Яновская

Уже безо всякого энтузиазма Пастер снова — в который раз! — рассматривает под микроскопом крохотные кристаллики таинственной виноградной кислоты и — стоп! — замечает в них нечто новое, отличное от первоначальных наблюдений. Оказывается, гемиэдрия тут есть, но не такая, как в первом случае: если у винных кристаллов все дополнительные грани расположены справа, то тут они на некоторых кристаллах справа, а на других слева… Еще неясно, что это может дать, но это уже какая-то зацепка. Надо все как следует обдумать.

Обдумать — это не значит сидеть сложа руки. Обдумывать надо, действуя. И Пастер с завидным терпением принимается за кропотливейшую работу: отбирает из всех осевших на дне раствора кристаллов те, у которых дополнительные грани находятся справа, и отделяет их от тех, у которых грани слева. Огромный труд! Но к каким же замечательным результатам он привел.

Когда, закончив эту сумасшедшую сортировку, Пастер снова приготовил растворы — на этот раз отдельно из левых кристаллов и отдельно из правых — и при помощи поляризатора исследовал их, он увидел то, что единственно и ожидал увидеть: «левый» раствор отклонял луч света влево, «правый» — вправо. Налицо два вида винной кислоты, оптически активной, состоящей из одинаковых кристаллов с одинаковыми свойствами, только одни являются зеркальным отражением других, как левая и правая рука. А смешение их — это и есть таинственная виноградная кислота, оптически совершенно недеятельная…

Позвольте — смешение?! Да, но не просто смешение: нужно взять равные количества левых и правых кристаллов, равные объемы их растворов так, чтобы они взаимно нейтрализовали друг друга в поляриметре, вот тогда-то и получится пресловутая пассивная виноградная кислота! Понятно же, что если один вид гемиэдрии отклоняет луч вправо, а другой — влево, то в результате такого взаимодействия луч никуда не будет отклоняться…

Когда поляриметр подтвердил его догадку и он понял, наконец, что проник в тайну, над которой ломали голову такие светила, как Митчерлих, Провостэ и сам Био, он выскочил из лаборатории — ему необходимо было с кем-нибудь поделиться своей первой победой.

И все-таки Пастер не до конца понимал цену своему открытию. Оно не только установило, что таинственная виноградная кислота не что иное, как смесь двух разновращающих кислот, взятых в равных количествах; это была только частность. Его открытие положило начало новой науке — стереохимии, химии в пространстве, учению о группировке атомов в молекуле и о законах, управляющих этой группировкой.

Предсказание старого Био подтвердилось. Но сам Био этому не поверил…

Семидесятипятилетний патриарх науки Био был уже слишком немощен для таких потрясений — увидеть на склоне лет, как новое, молодое поколение осуществляет его мечты. Он отнесся с сомнением к рассказу Балара об открытии его ученика, едва успевшего сойти со школьной скамьи и с такой поразительной легкостью преодолевшего то, что казалось неразрешимым для самого Митчерлиха.

Хитро, по-стариковски подмигивая, Био спрашивал Балара:

— А вы уверены, что все это так? Вы сами видели?

Но чем больше рассказывал Балар о Пастере и о его работе, тем серьезней становился Био. Под конец он совсем разволновался и, проворчав: «Надо будет познакомиться с работой, сделанной этим молодым человеком», — махнул рукой и вышел из библиотеки.

В тот же вечер он написал Пастеру письмо, от которого тот пришел в неописуемый восторг: «Я с удовольствием займусь проверкой полученных Вами результатов, когда они будут Вами вполне сформулированы и если Вы захотите доверить их мне. Прошу Вас верить, что я с громадным интересом отношусь ко всем тем молодым людям, которые работают настойчиво, упорно и точно».

Свидание должно было состояться в Коллеж де Франс, где жил Био. Но состоялось оно только через несколько недель: Пастера вызвали в Арбуа к умирающей матери.

Все это было так внезапно и так горестно, что любящий, впечатлительный Пастер сразу перестал быть ученым-химиком и почувствовал себя ребенком, так рано и так несправедливо теряющим мать.

По дороге домой он с тоской вспоминал ее — работницу, труженицу, нежную и преданную семье женщину с высокими душевными запросами, самоотверженную и беспредельно честную.

«Ты передала мне свой энтузиазм, — в горе думал он, — я всегда соединял мысль о величии науки с величием родины, потому что проникнут чувствами, которые ты вдохнула в меня…»

Она была уже мертва, когда Пастер приехал в Арбуа. Отец и сестры встретили его в слезах, и он сам горько рыдал над своей потерей.

«Она жила после удара всего несколько часов, — писал он Шапюи, — и когда я приехал, ее уже не было. Я хочу просить отпуск…»

Долго не мог он вернуться к работе, долго не хотел уезжать в Париж. Пока, наконец, отец не сказал ему:

— Тебя зовут большие дела, сынок. Поезжай, принимайся за работу. Пусть она будет посвящена светлой памяти твоей дорогой матери.

Это была только первая смерть близкого человека, и она на несколько недель выбила Пастера из колеи. Быть может, встреча с Био, которая, наконец, состоялась, сыграла в то время для его душевного состояния еще большую роль, чем для его карьеры ученого.

Старик Био был дотошен и придирчив. Пастер чувствовал, что благодарен ему за это.

— Я изучал виноградную кислоту особенно тщательно, — сказал Био, — она совершенно нейтральна к поляризованному свету.

Не скрывая недоверия, Био потребовал, чтобы соль виноградной кислоты была получена при нем.

Когда Пастер вылил в сосуд раствор полученных им солей, Био тотчас унес сосуд и поставил в угол своей комнаты.

— Здесь никто не прикоснется к нему. Я сообщу, когда вам прийти в следующий раз, — сказал он, прощаясь.

Через несколько дней Био вызвал Пастера — в сосуде появилось уже достаточно кристаллов.

— А теперь показывайте, что вы обнаружили в них, — сказал Био, не сводя глаз с рук Пастера.

Так смотрят на фокусника, когда хотят уловить каждое движение его ловких рук, чтобы угадать секрет иллюзии. Усмехаясь про себя, Пастер достал со дна сосуда несколько кристаллов, тщательно вытер их и разделил на две группы.

— Вот здесь, посмотрите, профессор, гемиэдрия слева, а у этих кристаллов — справа…

— И вы утверждаете, — перебил профессор, — что правые кристаллы отклонят поляризованный свет вправо, а левые — влево? Отлично, остальное я сделаю сам.

Он сам приготовил растворы левой и правой кислот и поместил сосуд с первой из них в поляриметр. Недоверчивая улыбка исчезла с выразительного лица старого ученого, глаза теперь глядели напряженно и строго; внезапно они подозрительно увлажнились. Луч в приборе отклонился влево.