Друзья мои - книги ! (Заметки книголюба) - Вл Лидин

Свою судьбу и историю имели и книги со штампом "Нарышкинская особая библиотека в г. Тамбове". Тамбов - город культурных традиций. В Тамбове вышло в свое время не мало провинциальных изданий, в Тамбовской губернии было много дворянских библиотек, наконец, губернатором в Тамбове был в свое время Г. Р. Державин. Постепенно книжные сокровища стекались из помещичьих библиотек в Тамбов, где и была образована "Нарышкинская особая библиотека", включившая в себя и дворянские библиотеки Д. В. Поленова и Ф. Д. Хвощинского и, наконец, личную библиотеку самого Державина.

Собирателю книг всегда свойственно одно особое чувство; чувство жалости к редкой книге, если она по (42) небрежению, в силу случайности или недопонимания ее ценности рискует попасть в руки несведущего человека. Так, однажды я нашел в одном из книжных магазинов том стихотворений В. Жуковского с мельчайшей неразборчивой надписью выцветшими чернилами на титуле. Я долго пытался разобрать в полусумраке магазина надпись, так и не разобрал ее и решил перенести это на утро, легкомысленно не попросив отложить для меня книгу. Только вернувшись домой, я расшифровал надпись и утром поспешил в магазин. Но продавец сообщил мне, что всего четверть часа назад какой-то летчик, желая сделать своему сыну подарок в день рождения, купил эту хорошо переплетенную книгу стихотворений Жуковского.

Надпись же, какую я с опозданием расшифровал, была сделана рукой Жуковского: "Дымной печурке от Светланы"; по кличкам известного литературного общества "Арзамас" (1815-1818) "Дымной печуркой" именовался А. Ф. Воейков, а кличкой самого Жуковского была "Светлана". Можно почти с уверенностью сказать, что том стихотворений Жуковского с его автографом навсегда погиб.

Книги из попавшей частично в продажу "Нарышкинской особой библиотеки" заинтересовали меня. В большинстве случаев это были первые издания русских поэтов и путешествия русских прославленных мореходов. Но, просматривая книги, я увидел на одной из них - на "Стихотворениях Анакреона Тийского", выпущенных в 1794 году в переводе Николая Львова,- такую надпись:

"Любезному Другу моему Гавриилу Романовичу. Числа 12. С. П.-бург".

Н. А. Львов, один из первых собирателей русских народных песен, поэт, композитор и архитектор, был другом Державина. В Гатчине до сих пор сохранилась построенная Львовым пристройка к Приоратскому дворцу на Черном озере - одно из чудеснейших архитектурных творений.

Надпись Львова на книге свидетельствовала, что "Анакреон" из библиотеки Державина. Порывшись в привезенных книгах, я нашел и другой томик, принадлежавший некогда Державину, с его инициалами на корешке,- "Душеньку" И. Ф. Богдановича.

В русской литературе есть немало примеров, когда имя писателя прочно закрепилось благодаря одной вещи. Богданович был человеком просвещенным. Он составил один (44) из первых сборников русских пословиц, изданный в 1785 году, сборники стихов и драматических произведений. Но его "древняя повесть в вольных стихах" "Душенька" не только прочертила яркий след в литературе, но именно с нею и связана писательская известность Богдановича. "Душенька" издавалась множество раз; она выходила и миниатюрными изданиями, и с иллюстрациями, и как текст оперы с превосходнейшими гравюрами - заставками и концовками.

Но экземпляр из библиотеки Державина был самый непритязательный: первое издание 1783 года; он отличался лишь авторской надписью на титуле: "Гавриле Романовичу Державину приносит сама Душинька".

Однако выискал я не только книги, подаренные авторами Державину, но и книгу самого Державина с его необычайно трогательной надписью, некогда хранившуюся, наверно, под зеленой тафтой, как одна из самых близких сердцу драгоценностей.

В 1794 году у Гавриила Романовича Державина умерла его первая жена. В его "Записках", изданных "Русской беседой" в 1860 году, есть такая запись:

"Июля 15-го числа 1794 году скончалась у него первая жена. Не могши быть спокойным о домашних недостатках и по службе неприятностях, чтоб от скуки не уклониться в какой разврат, женился он Генваря 31 дня 1795 года на другой жене, девице Дарье Алексеевне Дьяковой.

...В одно время, сидя в приятельской беседе, первая супруга Державина и вторая, тогда бывшая девица Дьякова, разговорились между собой о счастливом супружестве. Державина сказала, ежели бы она г-жа Дьякова вышла за г. Дмитриева, который всякой день почти в доме Державина и коротко был знаком, то бы она не была безсчастна. "Нет, отвечала девица, найдите мне такова жениха, каков ваш Гаврила Романович, то я пойду за него, и надеюсь, что буду с ним счастлива". Посмеялись, и начали другой разговор. Державин, ходя близь их, слышал отзыв о нем девицы, который так в уме его напечатлелся, что, когда он овдовел и при мысли искать себе другую супругу, она всегда в воображении его встречалась".

Книга Державина, которую я нашел, оказалась его "Анакреонтическими песнями", изданными в Петрограде (примечание LDN: наверно в Санкт-Петербурге?!) в 1804 году. На первой чистой страничке этой книжки, переплетенной в красный марокен, есть дарственная (45) надпись Державина. Надпись эта, однако, зачеркнута автором так, что можно разобрать только слова: "Ее превосходительству Дарье Алексеевне Дьяковой автор...". Внизу же вместо зачеркнутой надписи Державин вписал двустишие:

Пышная надпись черна

В память Дашиньке дана.

Вторая надпись последовала, когда Д. А. Дьякова стала его женой.

В книжке много стилистических и смысловых поправок рукой Державина, но наибольший интерес представляет шуточный вариант его известного стихотворения "Пчелка". Слева печатный текст стихотворения, справа написанный на полях рукой Державина вариант:

ПЧЕЛКА

Пчелка златая,

Что ты жужжишь?

Всё вкруг летая

Прочь не летишь,

Или ты любишь

Лизу мою?

Соты ль душисты

В желтых власах,

Розы ль огнисты

В алых устах,

Сахар ли белой

Грудь у нея?

Пчелка златая,

Что ты жужжишь?

Слышу, вздыхая,

Мне говоришь:

К меду прилипнув,

С ним и умру.

Каша златая,

Что ты стоишь?

Пар испущая,

Вкус мой манишь.

Или ты любишь

Пузу мою?

Зерны ль златисты

Полбы в крупах,

Розы ль огнисты

Гречи в горшках,

Сахар ли белой

Проса с млеком?

Каша златая,

Что ты стоишь?

Слышу, вздыхая,

Мне говоришь:

К каше привыкнув,

С тем и умрешь.

Литературовед Дмитрий Дмитриевич Благой, редактируя новое издание сочинений Державина, тщательно изучал у меня экземпляр "Анакреонтических песен". Экземпляр этот был в свое время в руках у Я. К. Грота, но Д. Д. Благой нашел не только разночтения, но и неправильно расшифрованные Гротом исправления Державина, сделанные мягким коричневым и черным карандашами, а кое-где и гусиным пером.

(47) Я рад, что мой экземпляр послужил редактору и комментатору: в новое издание стихотворений Державина, вышедшее в большой серии "Библиотеки поэта" в 1957 году, внесены все поправки.

ИЗ КНИГ ЕФРЕМОВА

Имя П. А. Ефремова осталось не только в истории нашей литературы. Оно осталось, и, пожалуй, в не меньшей степени, и в истории книжного собирательства. Я без раздумья приобретаю книгу, на которой есть овальная печать "Петр Александрович Ефремов" или зеленоватый библиотечный ярлык "Из книг П. А. Ефремова". Зряшных книг Ефремов не держал, и зачастую в книгах из его библиотеки можно найти что-нибудь неожиданное.

В тридцатых годах я приехал как-то в Ленинград. Я давно знал и весьма уважал А. С. Молчанова, одного из старейших и корректнейших книжников, отличного знатока книги и приятного человека. В книгах в ту пору я разбирался не очень-то; Андрей Сергеевич был на этот счет хорошим наставником.

Когда оглядываешь свои книжные полки, вспоминаешь и историю приобретения книг. С разных концов стекаются книги к собирателю; а поездив немало по городам и весям, я всегда старался привезти с собой какую-нибудь книжку на память о том или другом городе. Есть у меня книги, привезенные мной из Владивостока и Каунаса, Воронежа и Риги, Ростова-Ярославского и Харькова... Есть книги из Парижа и Праги, из Милана и Лондона, из Осло (48) и Франкфурта-на-Майне: таковы судьбы книг, связанные и с судьбой человека.

- Устройте мне какую-нибудь книжечку,- попросил я Андрея Сергеевича в тот приезд в Ленинград. Он задумался.

- Да ничего такого нет,- сказал он, как говорят обычно книжники.-Мало что стало попадаться.-Потом он поглядел на меня, как-то внутренне примерился и сказал вдруг: - Хорошо. Устрою вам одну книжечку. Вы несомненно будете вспоминать Молчанова.

Он ушел в соседнюю комнату и принес тоненькую маленькую книжечку, переплетенную в зеленый марокен с золотом, как переплетают лишь любители и лишь какую-либо книжную драгоценность. На переплете золотом было оттиснуто "Письмо к другу". Я повертел в руках книжечку; я ничего о ней не знал и поколебался.