Офицер флота - Александр Крон

С о л о в ц о в. Есть.

Ю л и я  А н т о н о в н а. Пойдемте. (Николаю Эрастовичу.) Пойдемте, голубчик, я вам по дороге кое-что объясню.

Уходят.

Г о р б у н о в (вскочил). Ладно. Праздновать так праздновать. Все побоку. Туляков, кончайте вашу музыку. Свет будет?

Т у л я к о в. Все будет нормально, товарищ командир.

Г о р б у н о в. Механик, у вас с собой тужурка? Надеваем крахмальные воротнички и галстуки. Полный парад. Куда вы, Иван Константинович?

Х у д о ж н и к. Не могу же я один оставаться в таком виде. Через пять минут я буду готов. (Уходит.)

Г о р б у н о в (сбрасывает китель). Праздник так праздник. Наперекор стихиям. Сегодня должно быть весело. Хочу, чтоб было светло, музыки хочу. Танцевать буду, черт возьми!

Ж д а н о в с к и й. Авария! Петля лопнула. И запонку потерял.

Стук в дверь.

Да!

К а т я. Папа, отопри. (Открыла дверь. Она в платке и в валенках, замерзшая, но веселая, смеющаяся.) Боже мой, камин! (Отступая.) Простите, я не знала...

Г о р б у н о в. Вы нас простите...

К а т я. Вы, наверное, к папе?

Г о р б у н о в. Иван Константинович пригласил нас к себе жить.

К а т я. Не может быть!

Ж д а н о в с к и й. Вы не верите?

К а т я. Я очень рада. Но это невероятно: папа пригласил! Вы с ним давно знакомы?

Г о р б у н о в. С самого утра.

К а т я. По нынешним временам порядочно. Давайте знакомиться. Катерина. (Развязывает платок.) Ивановна, как вы догадываетесь. Первое время, пока я не разберусь, что вы за люди, вам придется звать меня по имени-отчеству. А вас я знаю - вы с нашей лодки. Как вас зовут?

Г о р б у н о в. Капитан-лейтенант Горбунов.

К а т я. Этого я не понимаю.

Г о р б у н о в. Виктор Иванович.

К а т я. Вот. (Ждановскому.) А вас?

Ж д а н о в с к и й. Федор Михайлович.

Т у л я к о в. Главный старшина Туляков. Лаврентий Ефимович.

К а т я. Вы хотите починить наш рояль? Нет, серьезно? Господи, какое счастье! Неужели это возможно?

Т у л я к о в (собирая инструменты). Невозможного, Катерина Ивановна, нет ничего на свете. Пожалуйста. Может, сыграете что?

К а т я (подсела к роялю, берет несколько аккордов). Нет, не могу. Замерзла как собачонка. Потом. А "ля" второй октавы? (Пробует.) Звучит! Даже не верится.

Г о р б у н о в. Идите сюда, к огню.

К а т я. С удовольствием. Ой, кто тут на тахте? Это человек?

Г о р б у н о в. Не будите его. Пусть спит, сколько может.

К а т я. Да, но ваш друг может загореться. (Раздевается, греет руки.) На улице черным-черно и такие сугробы... Я, кажется, набрала снега в валенки. Что вы на меня так смотрите?

Г о р б у н о в. Не могу вспомнить. Мне кажется, что мы с вами когда-то были знакомы.

К а т я. Нет, не были. Слушайте, это нехорошо - так пристают на улицах: "Скажите, где мы могли с вами встречаться?" Сейчас на дворе встретила каких-то моряков - они приехали на мотоцикле, - и один из них решил со мной познакомиться... А где папа?

Г о р б у н о в. Иван Константинович сейчас выйдет. Он переодевается.

Туляков вышел.

К а т я (Ждановскому). Не мучайтесь, дайте я вам зашью петлю. (Горбунову.) А ваши краснофлотцы - они тоже будут жить в нашем доме? Подумать только, что когда-то можно было топить камин каждый день. Скажите, вам очень надоела война?

Ж д а н о в с к и й. Война не дождик.

К а т я. Вы так говорите - можно подумать, что все это вам очень нравится.

Г о р б у н о в. Нравится - не то слово. Я люблю воевать.

К а т я. Послушайте, вы шутите?

Г о р б у н о в. Почему? Воевать - моя профессия.

К а т я. Не знаю. Война грязна и бесчеловечна. Я понимаю, когда на страну нападает враг, - каждый становится солдатом. Иначе не может быть. Но делать из этого профессию... Простите меня, мне кажется, что в мирное время военную профессию избирают чаще всего люди, которые не сумели найти себя ни в какой другой области. (Пауза.) Я сказала глупость?

Г о р б у н о в. Объясните мне, откуда у вас этакое странное высокомерие? Ведь если, скажем, выяснится, что я никогда не слыхал про Мадонну Рафаэля или кто-нибудь из нас, грешных, вылезет со своим корявым суждением о симфониях Шостаковича, - вы нас подымете на смех. А сами вы запросто беретесь судить о предметах не менее важных, хотя не имеете о них никакого понятия. (Пауза.) Грубо?

К а т я. Грубовато. Но довольно справедливо, так что стоит терпеть.

Г о р б у н о в. Человек, спящий на тахте, - инженер. Он всю жизнь строил корабли, и вы склонны считать это настоящим делом. А вот этот неразговорчивый товарищ всю жизнь плавает на этих кораблях. Он тоже инженер высокой квалификации. Но, кроме того, он носит золотые нашивки, а это значит, что он обязан - обязан, понимаете? - быть честным и храбрым. Это входит в его ремесло. Куда, Федор Михайлович?

Ж д а н о в с к и й. Ничего, ничего, я здесь.

Г о р б у н о в. Тем, кто в юности не мечтал о подвигах, в нашей профессии нечего делать. Она требует знаний, воли, упорного труда. Вот если командир растерял свои юношеские мечты, если он забыл, что рано или поздно придет время, когда от него потребуется сполна заплатить по этому векселю (показывает на свои нашивки), тогда я с вами согласен. Если командир стал смотреть на свой корабль, как на департамент, где ему платят жалованье, если он угасил свою мечту, творческую мысль, жажду подвига, тогда он пустоцвет. Хуже, он - самозванец, обманщик.

К а т я (задумчиво). Профессия, обязывающая к мужеству. Это хорошо. Скажите, а вы очень храбрый?

Г о р б у н о в (улыбнулся). Я? Нет, не очень. Нормально, как говорит Туляков. Есть люди куда смелее.

Ж д а н о в с к и й. Кто?

Г о р б у н о в. Кто? Хотя бы Борис Петрович. (Кате.) Бывший командир нашей лодки. По-моему, он даже не понимает, что такое страх.

К а т я. Мне нравятся такие люди. А вы знаете, что такое страх?

Г о р б у н о в. Знаю. Как большинство простых смертных. Но я знаю и другое. Когда придет время держать экзамен на мужество, то во мне найдется нечто такое, что поможет стать выше инстинкта.

К а т я. Что же это такое?

Г о р б у н о в. Не берусь определить. Вероятно, то самое чувство, которое заставляет умирающих ленинградцев смеяться над немецкими листовками. То самое, что не позволяет голодному бойцу украсть у товарища. То самое, почему женщина не продается. Оно может проявляться в великих подвигах и в любой мелочи. Назовите его как хотите. Но либо оно есть, либо его нет.

К а т я (тихо). Понимаю. (Вскочив.) Но, однако, что же папа? (Толкнула дверь - она заперта.)

Ю л и я  А н т о н о в н а (оттуда). Нельзя.

К а т я. Это я, Юлия Антоновна.

Ю л и я  А н т о н о в н а. Вот тебе-то и нельзя.