Мечта скинхеда - Фридрих Незнанский

— По горячим следам не успели, видимо. Судя по курткам, это из «Штурмовых бригад» пацаны были, но нет же ничего против них. Задержали потом, конечно, человек десять, у кого уже приводы имелись, допросили и отпустили. Поди докажи, что они на этом рынке были и кого-то били. Свидетели толкового описания дать не могут или не хотят. Азербайджанцам все они на одно лицо: молодой, голова бритая — все.

— Понятно…

Денис поблагодарил Лисицына и попрощался. Потом вернулся на рынок, но от мысли поговорить с азербайджанцами о Руслане пришлось отказаться. Торговцы его запомнили и встретили настороженными взглядами и заискивающими улыбками. Просто дядьке с улицы они бы, возможно, и сказали правду о том, видели ли Руслана, но человеку, засветившемуся в обществе Лисицына, соврут всенепременно. Нужно прислать Севу Голованова, пусть купит пару дынь, а заодно и о мальчике спросит.

Денис дошел до троллейбусной остановки, хотел повесить листовку (Пухова оставила в «Глории» штук двадцать на всякий случай), но листовка на столбе уже была. И на нее по традиции никто не обращал внимания.

Алексей Боголюбов

(Воспоминания)

Он не наплевал и не забыл. Он не объяснился с Шаповал…

Через три дня она отправилась по своему обычному маршруту на Новый Арбат. Боголюбов тут же перезвонил Наумову, который был наготове. А сам, страшно нервничая, ожидал развязки. У него даже случился легкий приступ астмы.

Вечером они встретились во дворе. Результат оказался обескураживающим.

— Леха, — коротко сказал Наумов. — Ты хотел знать, что она там делает, эта телка? Так вот я узнал, и это, заметь, тебе вовсе не стоило ста пятидесяти грин. Ты у меня в долгу теперь. Так вот. Она там ужинает.

— Что? — не понял Боголюбов. А точнее, не поверил своим ушам. — Что она делает?!

— Она там ест. Жрет, попросту говоря. Наворачивает так, что мало не покажется. Я, честно говоря, даже оторопел, давно не видел, чтобы телки так трескали.

Боголюбов развернулся и коротко заехал приятелю по физиономии. Наумов рухнул на землю. Вот и пригодилась специальная подготовка.

— Это за телку, — пробормотал Боголюбов и понуро пошел прочь.

В голове его было пусто. Точнее, даже не пусто, а гулко как-то, потому что там все же носилась вихрем одна-единственная мысль: «Зачем?!» Ну в самом деле, почему она это делает? Боголюбов понимал, разумеется, что никакого предательства Идеи здесь нет, но все же… все же наши вожди должны быть выше всяческих подозрений даже в самом малом. Они должны личным примером доказывать… утверждать… ну и так далее. А в том, что делала Наталья Шаповал, да еще скрытно, тайком от своих товарищей, было что-то… что-то было такое… ну такое… Нет, он не мог это выразить словами, но чувство несправедливой обиды наполнило грудь. Эх!

Боголюбов брел, не разбирая дороги и не фиксируя времени. Возможно, прошло немало, прежде чем он вспомнил, что кто-то когда-то в «Белом кресте» в каком-то пустопорожнем разговоре упоминал, что будто бы детство свое Шаповал провела в Ташкенте. В Ташкенте?!

Так вот в чем дело! Тогда если это так, то ее поступок вполне объясним. Допустим, она просто любит плов или что-то еще из узбекской кухни, она просто привыкла к этому в детстве, а на остальное у нее, допустим, аллергия. Может такое быть? А почему бы и нет. Допустим, не может она без плова, Как диабетик без инъекции инсулина, как он сам, Боголюбов, не выходит из дому без астмопента.

Но тогда что же получается, она — наркоманка? Ну не совсем, конечно…

Боголюбов чувствовал, что он должен что-то предпринять. Что-то серьезное. Что-то значительное. Что-то радикальное. Что-то такое, что заставит соратников, товарищей, его братьев взглянуть на него по-новому. Нечто такое, что принесет пользу их общему Делу. Нечто такое, что заставит Наталью Шаповал обратить наконец на него свое женское внимание и одновременно устыдит ее в этой слабости. И он придумал, что можно сделать.

На следующий день Боголюбов сам отправился на Новый Арбат, предварительно удостоверившись в том, что у Шаповал имелись иные планы.

Чайхана «Кишмиш» оказалась колоритным, но вполне цивилизованным заведением, где можно было перекусить за доступные деньги. Боголюбов успел заметить, что в чайхане пили не только зеленый чай, но и гораздо более крепкие напитки. «Кишмиш» оказался полон национальных прелестей и был похож на внутренний двор зажиточного азиата. Боголюбов даже слегка оторопел: в центре чайханы журчал натуральный арык, — ручей пробивался из скалы, увитой плющом.

Глиняные стены состояли сплошь из арок и ниш, где помещались одеяла, подушки, кувшины, ковры.

Посетители размещались на диванах. Перед ними порхали официантки в тюбетейках и синих и красных шароварах. Повар в огромном белом колпаке важно стоял рядом с дастарханом — эдаким шведским столом по-узбекски и говорил: «Это — салат с редиской и курицей, этот — тоже куриный, но с белой редькой. А вот тут горячая картошка, здесь малосольные огурчики. На том краешке — скумбрия холодного копчения. Остановитесь! Вы забыли капусту! Очень вкусная, с курагой и изюмом».

Посетитель, здоровенный толстяк, указывал, что он хочет. Повар накладывал ему десять-двенадцать закусок — так, заморить червячка.

Боголюбов тем временем заказал себе чучвару — маленькие пельмени с бараниной и луком в обжигающем бульоне — всего за 90 рублей. А потом уж, где наша не пропадала, и плов — это тоже было всего лишь в пределах сотни. Надо же понять, в конце концов, на чем Шаповал была воспитана.

Хорошенькая официантка нахваливала ему лагман и шашлык из баранины, который подавали тут на уменьшенном шампуре — «спажке» — пальчики, мол, оближете! И еще закажете! Но этого уже Боголюбов себе позволить не мог, а кроме того, официантка его стала раздражать, если уж быть совсем честным — тем, что начинала ему нравиться. И он отослал ее. Впрочем, Боголюбов сильно подозревал, что никакая она не узбечка. Это просто то, что зовется нерусским словом «маркетинг». Взяли чурки люберецкую девчонку потемнее, накрасили соответствующим образом, одели, причесали и — пожалуйста.

Боголюбов не столько хотел есть, сколько планировал изучить интерьер заведения, его внутренности. А на это требовалось время. Можно было, конечно, взять чашку чая и тянуть ее до бесконечности, но здесь это было явно не принято. Он сразу заметил, что буквально все посетители, а их было полтора десятка человек (в основном тучные азиаты с блондинками), ели очень много. Боголюбов снова вспомнил, как Ванька Наумов сказал, что «давно не видел, чтобы телки так трескали». Да, теперь он, пожалуй, ничего не имел против этих слов.

Ну что ж! Он расправил плечи. Оказывается, у всех, даже у самых закаленных и фанатичных патриотов, есть слабые места. Это его несколько возвысило в собственных глазах. Он покончил с чучварой и принялся за плов. Плов, надо сказать правду, был отменный — золотистый, с изюмом, морковкой, другими измельченными овощами, трудно поддающимися идентификации, и, конечно, розовыми кусочками мяса — без малейшего жира и надувательства. Даже как-то не по себе. Впрочем, как знать, может, на кухне тоже русские работают.

На все про все ушло около часа. Расправившись с обедом и не оставив чаевых, Боголюбов уже знал, как будет действовать. Если как бы отправиться в туалет — в узенький коридор направо от входа, минуя гардеробщика, но на самом деле — пройти дальше, то можно упереться в закрытую дверь. Отследив маршруты следования официанток с кожаными футлярами, в которых они приносили посетителям счета и уносили от них купюры, Боголюбов сделал вывод, что касса или то место, куда складируются деньги, находится где-то в непосредственной близости от запертой двери. А что такого? Заведение — узбекское. Кормят — своих родичей и прочих соплеменников. Таких сам Бог велел поиметь. Наверняка за запертой дверью найдется лазейка, которая приведет его к деньгам.

Чайхана работала с 11 утра до 12 ночи. Надо было как-то задержаться в «Кишмише» после закрытия. И поближе к открытию. Вопрос лишь в том, как это сделать.

Перед самым уходом Боголюбов снова сходил в туалет, а когда выходил, заметил, что дверь в конце коридора прикрыта не плотно. То есть вовсе не заперта! Он немедленно воспользовался ситуацией и нырнул в нее, восхищенный собственной отвагой. Интересно, как он сейчас выглядел со стороны? Шаповал бы точно влюбилась. А эта девчонка-официантка? Фу-ты, что за неподходящие мысли.

Он оказался в темном помещении, где ничего не было ни видно, ни слышно. Он пощупал стену возле дверного косяка и нашарил выключатель. Зажглась тусклая лампочка, и Боголюбов обнаружил, что находится в подсобном помещении — ведра, тряпки, веники и прочая ерунда. Маленькая комнатка, метров шесть квадратных, короче, чулан. Никаких тебе гостеприимно распахнутых сейфов. В общем, полное фиаско.