Частная жизнь знаменитостей - Роман Белоусов

Приходилось Дефо быть гостем тюрьмы Ньюгейт (всего он провел в ее стенах восемнадцать месяцев), играть на бирже, путешествовать по стране. Он торговал испанскими винами и французскими тканями, мускусом и мехами (недруги утверждали, будто он сбывал «кошачий мех»). Приобрел доходный дом, построил завод черепицы и успешно поставлял ее соотечественникам, до этого ввозившим столь необходимую продукцию из Голландии. Фрахтовал торговые корабли и стал пайщиком в их страховании.

В конце концов Дефо удовлетворил свое непомерное тщеславие, к концу жизни стал богатым коммерсантом, уважаемым горожанином и знаменитым писателем.

Личная жизнь: любовь, занятия, привычки

У поглощенного торговыми делами, политикой и творчеством Дефо не оставалось времени на любовные похождения. Он был женат с 1683 года на Мэри Таффли, у них было восемь детей, сын Бенджамин пошел по стопам отца и стал журналистом, редактором «Лондон джорнэл». Внук Бенджамин Нортон Дефо торговал устрицами.

О внешности Дефо мы знаем из объявления в «Лондонской газете» от 10 января 1703 года и о награде в пятьдесят фунтов стерлингов тому, кто сообщит, где прячется автор нашумевшего памфлета о веротерпимости. «Худощавый, среднего роста, — приводила его приметы газета, — около сорока лет; смуглый, волосы темно-каштановые, однако носит парик; глаза серые, нос крючковатый; подбородок острый». Как особую примету газета называла большую родинку или бородавку на щеке около рта — предмет постоянных насмешек врагов, видевших в ней проявление внутренней сути ее владельца, средоточие, как им казалось, его зловредных качеств. Как бы то ни было, но лицо Дефо было явно самобытным и запоминающимся.

Награда за выдачу опального памфлетиста была обещана немалая, и неудивительно, что нашелся охотник заработать эти деньги. 20 мая 1703 года Даниэль Дефо был арестован и два дня спустя заключен в Ньюгейтскую тюрьму. Здесь он сполна вкусил прелести тюремной жизни, что, впрочем, помогло ему в будущем при создании его книг.

В этот раз Дефо приговорили к заключению на срок, доколе это будет угодно ее величеству королеве, к штрафу в двести марок и трехкратному выставлению у позорного столба. Он был поражен таким несправедливым и суровым приговором. Чтобы отомстить, берется за перо и пишет «Гимн позорному столбу». С помощью друзей ему удалось отпечатать и распространить свое сочинение. И тогда произошло то, чего никто не ожидал.

29 июля у Французской арки состоялся первый тур его стояния у позорного столба. Голова и кисти рук были стиснуты деревянной колодкой так, что было трудно говорить и шевелиться. То же самое повторилось и на другой день в Чипсайде. На третий день та же процедура — у ворот Темплбара. К этому времени уже весь Лондон распевал его «Гимн», написанный в форме уличных песенок. И желающих поглазеть на отчаянного парня, сочинившего эти веселые и злые стишки, было более чем достаточно.

Кончился третий день его позора, нежданно превратившийся в кратковременный маленький триумф. И снова он в «Ньюгейтской обители», где ему надлежало пробыть неизвестно сколько времени. Но судьба не оставила Дефо. Его талант публициста решил использовать в своих интересах влиятельный политик Роберт Харли. Благодаря ему Дефо оказался на свободе. Чего это стоило, можно только предполагать. Видимо, пришлось согласиться на кое-какие условия, продиктованные спасителем. С этих пор Дефо верой и правдой будет служить своему благодетелю, заключив с ним тайный союз.

После тюрьмы Дефо издавал газету «Обозрение французских дел» — острую, вызывавшую у многих ненависть, из-за чего снова попал в переделку. Однажды он вошел в комнату, где его поджидали пятеро неизвестных. Через минуту как ни в чем не бывало Дефо спускался по лестнице: его шпага урезонила покушавшихся. Пробовали расправиться с ним, вызывая на дуэль. Но и тут Дефо обезоружил противника. Так же ловко он выбил клинок и ранил своего издателя, когда тот, негодуя на Дефо за вероломство, бросился на него с обнаженной шпагой.

К нему подсылали псевдоконстеблей с лжеприказами об аресте, распространяли слухи о том, что он-де вновь заключен в тюрьму, газеты конкурентов не скупились на ложную информацию. Можно подумать, что с ним сводили счеты те, о ком он писал: знаменитый гангстер Джонатан Уайлд, бандит Джек Шепперд и другие уголовники, с которыми он лично был знаком. Однако не они угрожали Дефо и не за газетные выступления его преследовали. Может быть, его ненавидели из зависти к его удачливости как дельца, к его богатству, которое он обрел с некоторых пор. К тому, что ел не из оловянных тарелок и кружек, а из серебряных, имел лодку для прогулок по Темзе, модный экипаж со стеклянными окнами — свидетельство достатка — и даже свою верховую лошадь. Семья проводила лето на курорте в Бате и Эпсоне, а он между тем, элегантный и надменный, обедал у Понтака — в знаменитой харчевне, где распивал роскошные вина по семь шиллингов бутылка, играл в кегли, посещал петушиные бои, травлю медведей собаками и, конечно, скачки, ибо с юных лет был заядлым лошадником.

С годами, став знаменитым писателем, он приобрел под Лондоном в Сток-Ньюингтоне дом, где будут написаны самые известные его книги. Дом был большой, трехэтажный, одних окон по фасаду больше дюжины: за каждое приходилось платить налог, значит, было из каких доходов. Во дворе конюшня, за домом сад, где он любил проводить время с лопатой и совком в руках.

Когда Дефо умер, на его могилу положили белую надгробную плиту. С годами она заросла травой, и казалось, что и память о нем — вольном гражданине города Лондона — поросла травой забвения. Прошло более ста лет. В 1870 году журнал «Крисчен уорлд» обратился к «мальчикам и девочкам Англии» с просьбой присылать деньги на сооружение гранитного памятника на могиле Дефо (старую плиту расколола молния); тысячи почитателей, в том числе и взрослых, откликнулись на этот призыв. В присутствии потомков великого писателя состоялось открытие гранитного монумента, на котором было высечено: «В память автора «Робинзона Крузо». А в 1932 году муниципалитет Лондона установил мемориальную доску на доме, где когда-то жил Даниэль Дефо.

Былое: случаи, курьезы, слухи

Однажды в пасмурный осенний день к гостинице «Ангел» подъехал наемный экипаж. Дверца отворилась, и показались конической формы шляпа, затем нога, обтянутая шелковым чулком, в башмаке с пряжкой и высоким каблуком, наконец, туловище в длинном плаще. Пассажир, стараясь не повредить туалет, а главное, не сбить пышный, завитый буклями парик, осторожно выбрался на тротуар. Пока кучер и слуга сгружали дорожный саквояж, незнакомец направился к стоявшей у ворот гостиницы громоздкой пассажирской карете, уже запряженной и, по всему было видно, готовой к отъезду. Трижды в неделю карета отправлялась отсюда по главному Северному тракту. Из этого можно было заключить: только что прибывший джентльмен собирался совершить далекое путешествие.

— Мистер Голдсмит, — обратился к нему хозяин гостиницы, наблюдавший за посадкой, — покорнейше прошу вашу милость садиться, сейчас трогаемся.

Степенный господин, которого назвали мистером Голдсмитом, подобрав полы двустороннего суконного плаща, занял свое место. По внешнему виду и наряду — под плащом виднелся темно-коричневый бархатный кафтан, надетый поверх камзола почти того же цвета, в цвет, — это был средней руки торговец из Сити, отправлявшийся по коммерческим делам в провинцию. Так он и значился в списке пассажиров — Александр Голдсмит, коммерсант.

На самом же деле под этим именем отправлялся в путь не кто иной, как Даниэль Дефо. Но что заставило его скрыться под вымышленным именем? Поспешное бегство от кредиторов или угроза тюрьмы за новый памфлет? Ни то ни другое. Он ехал по делам государственной важности. Причем за последние два-три года ему не впервые приходилось совершать путешествия под разными именами. Эти вояжи стали для него вроде службы. И каждый раз, принимая новое обличье, он исполнял роль с истинно актерским мастерством, ибо был по натуре лицедеем. Ему ничего не стоило войти в образ, который предстояло сыграть. Свойство это или, вернее, особый дар он использует и при создании литературных героев, легко перевоплощаясь в своих персонажей. Так под разными масками Дефо колесил по дорогам страны, неожиданно появляясь то на востоке, то в западных графствах и даже на севере, в Шотландии. В пассажирских каретах, наемных экипажах, верхом на собственной лошади проделал немало сотен миль. Что ж, он любил движение, можно сказать, испытывал в нем потребность. Любил большие торговые города, многоголосые ярмарки, дорожные тракты с почтовыми и пассажирскими каретами и судоходные реки с гружеными баржами. Простор равнинных путей он предпочитал горным тропам, как и сухопутные путешествия — морским. На ровной земле, казалось ему, он стоял увереннее.