Сборник " " - Эд Макбейн

– Секундочку, – сказал он.

Я остановился и внимательнее разглядел его. Это был здоровый парень с тонким носом и приятными голубыми глазами. Он улыбался, и улыбка эта не сулила мне ничего хорошего.

– Какие-нибудь неприятности, офицер?

– Никаких неприятностей, – ответил он. – Вы Курт Кеннон?

Я нахмурился.

– Да, а что?

– Не пройдете ли со мной, – вежливо попросил он.

Но я продолжал стоять неподвижно и смотреть на него:

– Зачем? Что вам нужно от меня?

– К нам поступила жалоба на тебя, Кеннон.

– Что за жалоба?

– Тебе все объяснят.

– Может быть, вы объясните?

– Боясь, что нет, – ответил полицейский.

– Хватит пугать меня своим значком. Я достаточно встречал копов в своей жизни...

Он сгреб меня и вывернул руку. Я поморщился от боли, и коп предложил:

– Давай без осложнений, Кеннон. Это приятный тихий район.

– Конечно, – согласился я, – Только ради всех святых, отпусти руку.

Он перестал выворачивать мою руку, но по-прежнему крепко сжимал запястье, подталкивая к машине, которую я до этого не заметил.

– Забирайся, – сказал он, придерживая дверцу.

Я сел, он следом за мной, так что я оказался между ним и водителем, – и захлопнул за собой дверцу.

– Все в порядке, Сэм.

Полицейский, сидевший за рулем, включил зажигание, и мы двинулись вперед, пока не добрались до серого каменного здания с зелеными огоньками на каждой двери. Снова полицейский подержал дверь открытой для меня, а потом водитель встал на тротуаре, взявшись за рукоять своего специального тридцать восьмого, пока мы поднимались по ступенькам в участок.

Первый коп подвел меня к бюро пропусков и сказал:

– Я доставил Кеннона, Эд. Можно пройти к лейтенанту?

– Проходите, он ждет тебя.

Первый коп втолкнул меня в коридор участка, довел до нужной двери, открыл ее, указал большим пальцем и еще раз толкнул, чтобы я не сомневался в правильности указанного направления.

Сидевший за столом человек в штатском поднялся, когда мы вошли. Он кивнул копу и сказал:

– Все в порядке, Джим...

Джим, словно он был новичком-ефрейтором, получившим нашивку, откозырял и оставил меня один на один с мужчиной в штатском. На табличке можно было прочесть, кто он: «Следователь – лейтенант Геннисон».

– Что все это означает, лейтенант? – спросил я.

Геннисон был лысый человечек маленького роста, с усталыми глазами. Его рот тоже источал усталость по каплям, которые таяли на подбородке. Он скорее напоминал музейный персонаж, чем лейтенанта полиции. Я пытался вспомнить кого из деятелей Конгресса с такой фамилией я знал.

– Вы Курт Кеннон, не так ли?

– Да.

– Мы получили жалобу, Кеннон.

– Я слушаю.

Его брови дрогнули, и коричневые глаза скользнули по моему лицу.

– Поменьше самоуверенности, Кеннон. У нас руки чешутся, чтобы посадить тебя за решетку.

– За что?!

– Ты ведешь расследование, не имея лицензии.

– В каком дурном сне вам это приснилось?

– Мы получили жалобу.

– От кого?

– Телефонный звонок. Нам позвонили, – он заглянул в бумажку на столе, – без пятнадцати пять.

– Откуда?

– Аноним. Объясни, что это за расследование, чем ты занимался.

– Бред сивой кобылы. Занимался тем, что пил виски. Кто будет нанимать меня?

– Этот самый вопрос я и хотел задать.

– Ответ я уже дал. Можно идти?

– Подожди секунду. Не так быстро. – Он несколько расслабился, сел и предложил мне сигарету.

Я взял, он поднес зажигалку и улыбнулся:

– Что ты делал, Кеннон?

– Проводил зиму во Флориде, разве не видно по мне?

Тень раздражения прошла по его лицу, но он улыбнулся, хихикнув при этом:

– Расскажи правду, Кеннон. Эта скотина приходила к ней...

Я не произнес ни слова, продолжая наблюдать за выражением его лица.

– Точно, – продолжал он. – Ты мог бы влепить ему и побольше. Как ты оттащил его, Кеннон?

– О чем ты?

– Как все случилось? Газеты утверждали, что ты зашел в спальню, когда они занимались любовью с твоей женой. Это правда? Что за скотина! – Его глаза широко распахнулись. – Он действительно был в женской сорочке? Так ли...

Я перегнулся через стол, сгреб его за лацканы костюма обеими руками:

– Заткнись! – Лицо мое напряглось. Я был готов разорвать эту порочную куницу на мелкие кусочки.

К нему опять вернулись замашки полицейского:

– Послушай, Кеннон...

– Заткнись! – Я швырнул его, и он упал в кресло, кресло опрокинулось, и он упал на пол, заморгал, все грязные мыслишки отразились у него на лице, обнаруживая чувства маленького человечка, приобщившегося к большой работе. Он вскочил на колени и попытался открыть выдвижной ящик стола. Но он тотчас отдернул руку, когда я шагнул за стол и пинком задвинул ящик.

Он хотел завизжать, и тогда я пнул его. Лицо лейтенанта исказила гримаса ужаса. Я стоял над ним со сжатыми кулаками. И он позабыл обо всем и даже про пистолет в выдвижном ящике стола.

– Я ухожу, – сказал я.

– Ты, вонючая...

– Ты можешь послать за мной одного из твоих ребят, если, конечно, не боишься ходить по темным улицам ночью...

– После этого ты не уйдешь отсюда, – проскрипел он, – Ты не знаешь...

– Нападение и избиение, сопротивление при аресте... Что еще? Я продумываю нужные выражения, пока ты собираешься с духом.

– Ты угрожаешь мне, Кеннон?

Я стоял над ним, и выражение моих глаз сказало ему, что я не шучу.

– Да, лейтенант, я угрожаю тебе. Мое предложение: забудь обо всем. Даже о том, что я был здесь.

Он встал и хотел что-то сказать, когда дверь открылась. Здоровенный коп Джим посмотрел на лейтенанта и на меня.

– Все в порядке, сэр? – спросил он.

Геннисон замялся на секунду, его глаза встретились с моими.

– Да, – проговорил он. – Проклятое кресло упало. Он провел рукой по лысине и добавил: – Проводи мистера Кеннона к выходу. Он уходит.

Я сделал вид, что улыбаюсь. Следователь – лейтенант Геннисон придвинул кресло и сел, делая вид, что погрузился в донесения, разложенные на столе.

Джим закрыл дверь. И я спросил его:

– Вы действительно получили жалобу?

– Конечно. Неужели ты думаешь, что у нас нет занятий получше, чем возиться с такой обезьяной, как ты?

Ничего не ответив, я прошел прямо к двери, спустился по ступенькам и оказался на улице.

Сумерки затянули горизонт, а затем их место заняла ночь, вспрыгнувшая на небо, словно черная пантера. Звезды назойливо прижали свои белые носы к черному оконному стеклу темноты, а луна сияла, словно старческая лысина.

Неоновые вывески пронзали темноту мертвенно-красными и зелеными, оранжевыми, голубыми огнями, наряжая весну в ее вечернее платье. В воздухе еще веял теплый ветерок, и я слышал, как из «Росинки» доносится тенор саксофона, выделывавший что-то сумасшедшее с мелодией «Как высоко до луны».

Было десять часов.

Я быстро шел по кварталу, как идет молодая девушка, спешащая на встречу с возлюбленным. Стук моих каблуков по асфальту эхом отражался от стоящих в темноте зданий вдоль улицы. Я свернул налево на Бурк-авеню и поднялся к надземке, шагая по лестнице через две ступеньки, подошел к разменной кассе.

– Во сколько приходит следующий поезд в город? – спросил я служителя.

Он взглянул на часы:

– В десять часов девять минут.

– Спасибо, – сказал я, собрал свою сдачу и прошел через турникет. Часы на стене показывали десять часов шесть минут.

Я поднялся по ступенькам на ту сторону, где останавливался поезд в Даунтаун. Через несколько минут ожидания на платформе я увидел даунтаунский экспресс. Двери плавно отворились, и я вошел в вагон, озираясь, чтобы сразу же найти кондуктора... Я нашел его в одном из средних вагонов читающим утреннюю газету. Я сел напротив него, он искоса взглянул на меня и вернулся к своему чтению.

– Скажите, вы только один кондуктор на этом поезде? – спросил я.

Он удивленно посмотрел на меня:

– Да, а в чем дело?

– И давно вы в ночных сменах?

– С прошлого месяца, а что такое?

Поезд подошел к станции Аллертон-авеню, и он нажал на кнопку, которая открывает двери. Ожидая, пока пассажиры выйдут и войдут, он стоял в проходе между вагонами, а затем вернулся на свое место.

– В чем дело? – сразу же спросил он.

Я выудил фотографию из кармана пиджака.

– Знаете эту девушку?

Он с любопытством посмотрел на фотографию, а затем на меня так, словно я был психом.

– Не могу сказать, что видел.

– Посмотрите внимательнее, – попросил я. – Чертовски внимательно. Она садилась на Бурк-авеню два или три раза в неделю. Всегда на этот поезд. Посмотрите же на это чертово фото.