Шхина: женский элемент в Божественности (ЛП) - Шолем Гершом

Что значит: «Вся земля полна славы Его» [Ис. 6:3]? Что вся страна [«земля»], созданная в первый день, которая соответствует наверху Стране Израиля, полна славы Бога. И чем является [эта земля или эта слава]? Мудростью, о которой написано: «Мудрый унаследует честь» [или «славу»; Притч. 3:35]; и также сказано: «Благословенна слава Господа от места Его» [Иез. 3:12]. И что есть «слава Господа»?

Притча: Это похоже на царя, в комнате которого была царица, и всё его воинства восхищались ею, и она имела сыновей, которые приходили каждый день, чтобы увидеть царя, и которые благословляли его. Они сказали ему: «Где наша мать?» Он сказал им: «Вы не можете видеть её теперь». Они сказали: «Благословения ей, где бы она ни была!» И что значит «от места Его»? Поскольку нет никого, кто знает место Его.

Притча: Была царская дочь, которая пришла из далёкого места, и не было никого, кто знал, откуда она пришла, пока они не увидели, что она была способной, прекрасной и превосходной во всём, что она делала. Они тогда сказали: «Она определённо взята от формы света [или «стороны света»], т.к. её дела освещают мир. Они спросили её: «Откуда ты пришла?» Она сказала: «От моего места». Они сказали: «Если так, народ её места должен быть великим. Да будет благословенна Она и да будет благословенно место её!» Но не является ли эта слава Господа одним из Его воинств? Разве не отнял Он её от них? Почему тогда мы восхваляем её[48] [как если бы она были чем-то отдельным или отличным]?

Притча: Это похоже на человека, который имел прекрасный сад и, за пределами сада, рядом с ним, хороший участок поля. Он сделал там прекрасный сад, орошая сад сначала так, что вода распространялась по всему саду, но не по тому участку поля, который не был соединён, даже если всё было едино. Поэтому, он открыл «место» для него и поливал его отдельно.

Этот пассаж, с его почти осязаемым гностическим языком, является, несомненно, одним из наиболее суггестивных и откровенных фрагментов для понимания изменений, произведённых каббалой, в концепции Шхины.

Если мы свяжем этот пассаж с теми, что были приведены выше, мы обнаружим, что Баѓир вполне прямо отождествляет славу (Кавод) с «низшей мудростью», которая идентична «небесной земле», – т.е. Шхине, которая находится на границе небесного мира. Она одновременно и скрыта и видима, в соответствии с фазами и стадиями своего появления. Только однажды в Баѓире (S:139; M:198) Шхина представляется с помощью лунного символизма; в настоящем пассаже эта ситуация иллюстрируется другими образами, как в первой притче, в которой она проявляется как царица, матронита, сокрытая в своих покоях, но к которой каждый, тем не менее, стремится. Ещё она – дочь царя, приходящая в наш мир как странный гость из далёкого места. Она приходит из места света или даже, как странный вариант определяет это, из «формы света она была взята». Она светит своим светом на нижний мир и даже обитает в нём. Сефер ѓа-Баѓир не называет это изгнанием Шхины, – такое понятие не очень разработано в этой книге, – но скорее, как кажется, предполагает, что её судьба – обитать в низших сферах. Другой пассаж (S:97–98; M:147) утверждает, что Шхина – принцип или сущность этого мира и что она – «блеск, взятый из изначального света», который есть «благой свет, запасённый для праведников». Бог взял этот блеск и «заключил в него тридцать два пути мудрости, и дал их этому миру». Таким образом, тайный закон Шхины, который приравнивается Устному Закону, – т.е. мистическая сущность традиции, – правит в этом мире. Третья притча определяет статус Шхины через парадокс о куске поля, что не связана с садом, – т.е. с другими сфирот или плантациями Бога, – «даже если всё – едино». Последняя сфира выполняет функцию, отличную от функций других сфирот: она едина со всеми другими и в то же время отдельна, поскольку выполняет миссию от их имени для мира, подобно принцессе, пришедшей издалека.

Нельзя не вспомнить гностических гимнов о невесте, которая есть «дочь света, над коей поднимается сияние царей, чьё явление возвышенное и полное очарования и грации, и которая украшена красотой и чистотой»,[49] или другой гимн, который стал известен как «Песнь Души». Разве не удивительно, что «дочь света» в гностическом свадебном гимне о Мудрости так же прославляется тридцатью двумя могуществами,[50] – даже если она изначально не содержала в себе тридцать два? И разве не предоставляет нам пищу для мысли то, что в сирийском гностицизме «дочь света» является второй, низшей мудростью, на краю плеромы (сфера «полноты» эонов), точно как в Сефер ѓа-Баѓир дочь есть низшая мудрость, «мудрость Соломона», которая эманирует из небесной Софии, «Мудрости Бога»?[51]

Более того, в сирийских и армянских переработках этих гностических гимнов эта Мудрость ассоциируется с Церковью, в ранней каббале мы находим сходный процесс, в соответствии с которым «мудрость Соломона», или низшая мудрость, отождествляется с Кнессет Исраэль и Шхиной. «Дочь» подобна благословению, которое Бог послал в мир. Особенно интересен пассаж, в котором эта идея предлагается путём сознательного и преднамеренного перехода в символическую сферу аггады, не являющейся ни в коей мере гностической. В довольно странном талмудическом отрывке[52] говорится, что «у Авраама была дочь, чьё имя было Ба-коль (букв. «во всём» или «со всем»)». Вслед за этим изречением Баѓир заявляет:

[Бог] сказал: Что Я дам ему [Аврааму] или что Я сделаю для него? Я сделал восхитительный сосуд, который содержит драгоценные камни, не имеющие равных,[53] и что являются драгоценностями Царя. Я дам его ему, так что он может владеть им вместо Меня. Об этом написано: «И Бог благословил Авраама всем» [Быт. 24:1]» (Баѓир, S:52; M:78, с коррекция, сделанными на основе MS. München).

У Баѓира нет никаких сомнений относительно сущностно женской природы Шхины; лишь редко он использует символы среднего рода по отношению к Шхине. Её женственность подчёркнуто иллюстрируется в притче, где она противопоставляется мужскому характеру других сфирот:

Это можно сравнить с царём, который пожелал посадить девять мужских деревьев в своём саду, каждое из которых было пальмовым деревом. Он сказал: «Если все они одного пола, они не смогут выжить». Что он сделал? Он посадил этрог среди них, среди девяти, которые он замыслил как мужские. И что такое этрог? Этрог – женского пола. (S:117; M:172)

Мы должны подчеркнуть другой момент, который выходит за рамки того, что мы до сих пор видели касательно символизма десятой сфиры: а именно, внутреннюю динамику сфирот внутри себя. Баѓир говорит не только о нисходящем движении Шхины в её миссии к земным существам в качестве Мудрости и дочери, но также о её восходящем движении. В весьма странной притче читаем (S:101, M:152):

Это похоже на царя, имеющего прекрасный и благоухающий сосуд, который он очень любил. Иногда он помещал его на свою голову, т.е. как тфиллин для головы; иногда он помещал его на свою руку, как узел тфиллина для руки; иногда он одалживал его своему сыну, чтобы он мог побыть вместе с ним; а иногда он назывался престолом его.

Ещё более странная, – хотя и показательная для гностического характера этих фрагментов, – интерпретация одного из знаков текстуальной кантилляции (зарка) как символа Шхины:

Что значит зарка? Это похоже на [буквальное значение] её названия, т.е. «брошенное» или «кинутое» (низрак). Подобно вещи, которую бросили, и после чего приходят богатство царей и народов. [Баѓир, S:61; M:89]

Но этот драгоценный камень не только брошен на землю к народу,[54] что отбросил его в сторону и отверг его (имеется в виду «камень, который отвергли строители» [Пс. 118:22]);[55] он также «поднимается на большие высоты» (вероятно, во время молитвы Израиля, хотя это и не утверждается ясно). В действительности, он «поднимается на то место, откуда он был высечен», – т.е. к изначальному свету небесной мудрости, откуда Шхина эманировала, если не на место даже первой сфиры. Таким образом, мы уже находим здесь тему внутренней динамики в мире сфирот, где самая нижняя сфира может подниматься к наивысшей. В Божестве происходит тайное движение вверх не меньше, чем вниз, и именно Шхина в особенности является инструментом этого движения. Но этот подъём, – в котором та сущность, что существует на границе Божества, будучи выброшенной или отвергнутой, принимается и поглощается в наивысшее, – никогда не рассматривается в Сефер ѓа-Баѓир как священный брак. На данном этапе каббалистический символизм ещё не продвинулся так далеко, – или мне следует сказать: не завершил полный круг! Бесспорно, мужское и женское объединяются и в земной, и в небесной формах человеческого существа (S:116; M:172), но из этого здесь не делается никакого вывода. Взаимозависимость мужского и женского упоминается лишь с помощью косвенных намёков (как в S:57–58; M:84–85). Однако сдержанность Баѓира в этом отношении резко контрастирует с экстравагантным сексуальным символизмом Зоѓара, к которому мы обратимся ниже.