Чёртов меч - Максим Далин

— Бедная ты дурочка… я и так понимаю, что с головой у тебя не того… Ку-шать хо-чешь?

— Да, — кивнула Аллочка, потому что жесты Уорвика оказались понятнее, чем её собственные.

В монастырской трапезной Аллочку накормили вкуснее, чем в доме у деревенского попа — жареной рыбой, какими-то тушёными овощами и ягодным пирогом. Потом Уорвик сделал отчаянную попытку объяснить, что Аллочка должна подождать, когда будет готов экипаж к отъезду в столицу — и Аллочка с помощью меча более или менее его поняла.

Выехали уже через пару часов, а вперёд послали верхового гонца. Уорвику не терпелось доставить Избранную во дворец, а их величества должны были узнать о её приезде заранее. Во избежание недоразумений.

Песнь четвёртая,

в которой Избранная беседует с королём

Добирались до столицы два дня, по каким-то глухим дорогам, лесами-полями. Громоздкую повозку Уорвика, тряска в которой просто душу выматывала, сопровождали четверо верховых, вооружённых мечами, арбалетами и длинными кинжалами, в кольчугах поверх подрясников. Аллочка не могла уложить в голову, зачем такие мирные существа, как монахи, разъезжают с таким серьёзным эскортом, но меч объяснил: близится битва со Злом, даже божьи люди вооружаются до зубов на всякий случай, а уж охранять жизнь Избранной — их святой долг. Аллочка смутно припомнила, что по закону жанра, вообще-то, ей полагалось бы охранять Уорвика и его монахов заодно, но глядя на угрюмых парней, сканирующих взглядами окружающий мир, даже не заикнулась на эту тему.

Охрана так охрана.

Уорвик был очень мил. Глядя на Аллочку, он всё время улыбался. Ему явно нравилось, что она такая чистоплотная — и его монахи приносили ведро воды из ближайшего колодца, когда ей приходило в голову умыться. В дороге питались вкусно: засахаренными орешками, вяленым мясом, чем-то вроде белой булки и простоквашей со сметаной, которой доброго пастыря угощали мирные поселяне в редких населённых пунктах. (Поселян впечатлял штандарт Советника Небесного на дормезе и монахи-бойцы, не обнажая оружия, одними взглядами прямо-таки выбивавшие из голов поселян грешные мысли. Никто и не заикнулся об иной плате за харчи, кроме святого благословения — для поселян священный чин и важный вельможа безусловно были чем-то, схожим. Один чёрт).

Край, называемый Анурлендом, показался Аллочке бедным и малолюдным, но Уорвик с помощью меча кое-как объяснил, что страна богата, стихийных бедствий давно не случалось, войны неукоснительно выигрываются, а правление государя Грегора мудро и справедливо. Аллочка в это время пыталась уместить в сознании придорожную виселицу с почерневшим разлагающимся трупом.

Она как-то не восхищалась страной, хотя восходы были прекрасны, а закаты прямо-таки великолепны. Аллочка думала, что по закону жанра, опять-таки, полагалось бы поболтать с Уорвиком о чём-нибудь смешном, но после виселицы, встречных нищих и добрых поселян, низко кланяющихся и провожающих повозку напряжёнными взглядами, ничего смешного ей просто на язык не шло.

Аллочке было не по себе.

Она как-то многовато думала о маме, которая с момента аллочкиного исчезновения наверняка все морги оббегала, и о папе, чьё здоровье и в лучшие времена оставляло желать лучшего. Она думала и о работе в скучнейшем офисе, занимающемся оптовой торговлей рекламными изданиями: там было так тепло и спокойно, не надо было до тошноты трястись в повозке в жару по пыльной дороге, справлять нужду в кустиках, подтираясь листиками, и нюхать монахов-бойцов, не говоря уже о том трупе, который успел присниться Аллочке два раза. В общем, вынужденное безделье в повозке не пошло ей на пользу.

Но столица поразила аллочкино воображение и порвала все шаблоны.

Город, который Уорвик охарактеризовал, как громадный, был… ну, так себе городишко. Окружённый деревеньками, которые лепились к его крепостным стенам, почти переходя в узенькие кривые улочки в тех местах, где стен не было. Грязненький. С улицами, кое-где мощёными булыжником, превращающим передвижение на колёсах в изощрённую пытку, а кое-где — какими-то дощатыми мостками, вроде тех, какие перекидывают через лужи во время строительных работ. Каменные дома — максимум, этажа в три, прочие — жалкие деревянные лачужки. По улицам бродят горожане, козы, куры и гуси. И никаких кринолинов: горожанки одеты в платья довольно-таки тёмных цветов, длинные, стянутые не на талии, а под грудью, и беленькие чепчики, не украшенные даже кружевами. С горожанами — и того хуже: штаны в обтяжку, сошнурованные в районе гульфика, и узкие кафтаны с длинными рукавами, в которых посередине вдруг оказались разрезы для ладоней, а то, что ниже разрезов, болталось ниже, решительно не соответствовали аллочкиным представлениям о красоте. Не говоря уже об лохмотьях нищих и бродяг — эти и вовсе годились только для шоу в отделении полиции.

— Мне что, — прошипела она мечу, — тоже придётся носить такую хламиду для беременной тётки?!

— Аллиэль, что развоевалась? Мода такая, — ухмыльнулся меч. — Ты просто не привыкла.

— И не собираюсь, — фыркнула Аллочка. Ей было грустно.

— Да что ты раскисла? — хихикнул меч. — Введи новую моду! Ты же — Избранная, пусть подражают тебе — и дело в шляпе.

— С кем это ты беседуешь, дитя моё? — спросил Уорвик. — С Господом или сама с собой?

Аллочка только развела руками, осознав, что объяснить всё равно не сможет. Чтобы утешить Уорвика, скорчившего комично огорчённую гримаску, она сказала: «Слава Богу», — и он с улыбкой погладил её по колену.

Пока Аллочка размышляла, стоит ли обидеться на него за такой интимный жест и поставить на место, один из монахов-воинов нагнулся к окошку повозки, приподнял занавеску и что-то сказал.

— Дворец короля, — перевёл меч. — Тебя все ждут.

Аллочка вспомнила, что она — Избранная, и приободрилась. И выглянула в окошко.

Дворец, как пронеслось у Аллочки в голове, не напоминал Эрмитаж совсем.

Аллочке хотелось белоснежной и золотой лепнины, огромных окон, широких лестниц, парка с аллеями, фонтанами и клумбами — как в Царском Селе или Петергофе. Чтобы вокруг — придворные дамы в кринолинах, кружевах, бриллиантах и страусовых перьях, кавалеры, похожие на мушкетёров, и король в короне. И музыка. И балы. И запах ванили и духов. Так она в своих книжках и писала. А в этом поганом Средневековье всё было совсем иначе.

Королевский дворец оказался почти такой же крепостью, как монастырь, только крепостная стена повыше. В него вели такие же ворота, окованные сталью, за ними оказался такой же мощёный булыжником крепостной двор; разница была только в публике.