По поводу национализма. Национальная экономия и Фридрих Лист - Сергей Витте

В X столетии благодаря маврам промышленность этих стран уже достигла значительного процветания; но религиозные гонения сперва на евреев, а потом на мавров нанесли первый удар этому благополучию. Англичане докончили то, что не успел сделать фанатизм. Азиентский трактат для Испании, заключенный в 1713 году, имел на ее судьбу то же влияние, как Метуэнский на судьбу Португалии. Английская мануфактура наводнила эти страны, ибо известно, что англичане умеют выжимать из своих трактатов все то, что таковые могут дать. Лист по этому поводу вспоминает показание Андерсона, который говорит, что уже в то время англичане были весьма обучены искусству в искусстве объявлять свои произведения в таможнях «так, что они в действительности платили только половину пошлин, установленных тарифами». Кстати сказать, по мере развития промышленности у компатриотов Листа они развили у себя это искусство едва ли в меньшей степени, что теперь мы испытываем.

«Все торговые трактаты Англии, — говорит Лист в заключении исторического очерка экономического развития Португалии и Испании, — нам представляют постоянную тенденцию завоевывать для своей мануфактурной промышленности те страны, с которыми она входит в соглашение, предоставляя их земледельческим продуктам и сырым произведениям кажущиеся выгоды. Она стремится всюду разорять иностранные фабрики дешевизною своих изделий и удобствами своего кредита». Англичане после трактата 1713 года не остановились даже перед организацией в Испании в самых широких размерах контрабанды, а впоследствии, сделавшись хозяевами морей, они оставляли в безопасности морских пиратов. Англичане их не боялись, а между тем пираты оказывали услуги английскому флоту, грабя корабли других держав.

Франция. Относительно Франции Лист напоминает, что она обязана своим промышленным и коммерческим развитием Кольберу, который имел смелость сам один предпринять работу, которую англичане привели к благополучному концу после двух революций и трудов в течение трех столетий. Эденский трактат, заключенный при Людовике XTV, был для Франции то же, что Азиентский для Испании и Метуэнский для Португалии. Англичане сейчас же полонили французскую промышленность.

Французы, усмотрев последствия этого трактата, от него отказались, но, замечает Лист, «гораздо легче разорить в течение нескольких лет цветущие фабрики, нежели целому поколению поднять их».

Лист припоминает слова Наполеона I: «Страна, которая при настоящем положении света практиковала бы принцип свободы торговли, была бы обращена в порошок». Но непрерывные войны при Наполеоне не могли не отразиться самым губительным образом на национальной промышленности. Во время реставрации англичане, в лице Адама Смита, выдумали теорию свободы торговли и начали ее пропагандировать. Французы поддались на эту удочку. Все французские рынки опять перешли в руки англичан.

Тогда Франция снова перешла к протекционизму, который снова дал толчок национальному производству и воссоздал французскую промышленность.

Германия. Лист создал проект для возвеличения своего отечества, но ему было суждено видеть только зародыш этого величия. Фундамент проекта — национальное единство. Развитие германской промышленности начинается с 1819 года, когда во Франкфурте-на-Майне основалась ассоциация из пяти-шести тысяч купцов и фабрикантов с целью совокупных усилий к уничтожению внутренних таможен и установлению общей коммерческой протекционной системы для всей Германии. Мы уже говорили, какое деятельное участие принимал сам Лист в осуществлении целей этой ассоциации. Затем ассоциация эта приняла протекционный прусский тариф 1818 года. Теперь Германия уже живет не только под покровительством прусского тарифа, но под покровительством всего охранительного прусского государственного строя. Задача единения исполнена, и германская промышленность приняла чрезвычайное развитие, предвиденное в начале настоящего столетия гением Листа.

Северная Америка. Вне пределов Европы Лист касается только Северной Америки. Он устанавливает тот факт, что протекционная система создала ее независимость. Известно, что этой системы американцы держатся и до настоящих дней, несмотря на зловещие предсказания прежних и настоящих фритредеров. Еще основатели теории свободы обмена, Адам Смит и Сэй, доказывали, что будущность Америки заключается только в земледелии. Теперь мы видим, насколько мнения этих действительно замечательных экономистов, увлекавшихся свободой обмена, оказались неосновательными. Американские Штаты сделались одной из самых великих промышленных стран света. На них вполне оправдалась система Листа. Война за независимость установила национальное единство, а строго протекционная система восполнила результаты этого единства.

Россия. Лист говорит очень немного о России. Но тем не менее, по понятной причине, мы остановимся над тем, что он о ней говорит.

Россия обязана первыми шагами своего промышленного развития сношениям с Грецией, затем торговле с Ганзой через Новгород; когда же царь Иоанн Васильевич покорил этот город и затем был открыт путь сношений через Белое море — то торговле с англичанами и голландцами.

Тем не менее значительное развитие русской промышленности началось только со времени Петра Великого. История России начиная с первых годов XVIII века представляет блистательное доказательство могущественного влияния национального единства и политических учреждений страны на экономическое преуспеяние народа. «Царскому авторитету, благодаря которому было установлено и удержано единство между множеством варварских орд, Россия обязана созданием своей промышленности, быстрым ростом земледелия и населения, развитием внутренней торговли при помощи каналов и путей сообщения, развитием обширной внешней торговли — одним словом, всем своим коммерческим значением».

Экономическая система в России в точном смысле этого слова, по мнению Листа, начинается только с 1821 года. Конечно, льготы, предоставленные Екатериной II иностранным рабочим и фабрикантам, улучшили состояние некоторых ремесел и фабрик; но промышленная культура нации была еще настолько отсталая, что промышленность ограничивалась грубым изделием полотен, железа, стекла и вообще только изделиями тех отраслей ее, которые были особенно благоприятствуемы земледельческими и минеральными богатствами страны. Впрочем, в то время большее развитие промышленности не было еще в экономическом интересе России. Если бы иностранцы принимали в уплату их произведений съестные припасы, сырые произведения и грубые фабричные изделия, которые Россия могла давать, если бы не было внешних усложнений и войн, Россия еще долго имела бы выгоду производить свободный обмен со странами, ее опередившими, ибо ее культура могла от этого выиграть более, нежели от протекционной системы. Но войны, блокада континента и ограничительные меры других стран поколебали интересы России и заставили ее искать более надежной экономической системы, нежели вывоз сырья и ввоз фабричных изделий. Таким образом, она была вынуждена заняться сама обработкой своего сырья.

После войны хотели снова вернуться к свободе торговли.

Правительство и сам царь были склонны к фритредерству. Тогда Шторх имел такой же во многом губительный авторитет в России, как Сэй в Германии. Уничтожили пошлины. Заводы и фабрики, преимущественно вследствие конкуренции Англии, начали разоряться, но это не смутило фритредеров. «После кризиса, который будет пройден, — говорили они, — Россия вкусит сладчайшие плоды благодеяния свободы торговли». В то время коммерческие конъюнктуры действительно благоприятствовали экономическому положению России. Плохой урожай в большей части Европы вызвал усиленный вывоз земледельческих продуктов — и это дало России возможность заплатить за усиленный ввоз иностранной мануфактуры. Но когда исключительный спрос на русские продукты прекратился и Англия в интересах аристократии затруднила ввоз хлеба, а в интересах Канады — ввоз дерева, то разорение русских фабрик и усиленный ввоз в Россию заграничных изделий дал себя почувствовать во всей силе. «Тогда, после того как вместе со Шторхом рассматривали торговый баланс как химеру, существование которой для образованного человека так же постыдно и неприлично признавать, как существование колдуний в XVIII столетии, с ужасом увидели, что между независимыми странами действительно существует нечто аналогичное торговому балансу». Правительство было вынуждено вернуться к протекционной системе, о чем были оповещены представители России при иностранных дворах особым циркуляром графа Нессельроде в 1821 году, в котором говорится, что «Россия видит себя вынужденной обстоятельствами прибегнуть к независимой коммерческой системе; что продукты империи не находят помещения во внешних рынках; что фабрики разорены или находятся накануне разорения; что вся звонкая монета уходит за границу, и коммерческие дома, наиболее солидные, находятся накануне катастрофы».