Ведьма отмщения - Галина Романова

Барышня ему не нравилась. Слишком симпатичная, слишком самоуверенная, слишком грамотная, слишком обеспеченная. С такими всегда бывало сложно. Странно еще, что не с адвокатом пришла. Но этот час не за горами, как он понимал.

Конечно, она не убивала свою подругу, хотя и алиби у нее нет. Он был уверен – не убивала. Запястья у барышни узкие, кисть изящная, чтобы нанести удар по голове такой силы, от которого ее подруга скончалась, нужно иметь совершенно другие физические данные. К тому же, по утверждениям экспертов, удар был нанесен человеком, который был ниже ростом, чем жертва. А барышня была высокой. Тоненькой. Она бы с орудием убийства, а его на месте преступления не обнаружилось, не справилась бы.

Хотя, по его убеждениям, ударили, скорее всего, кастетом. Мастерски ударили, смачно. Череп хрустнул, как скорлупа. Кровью стены забрызгало.

Нет, барышня не убивала. И заказать подругу не могла. Не дура, место выбрала бы другое. Кто же заказ подобного рода в собственном жилье оформляет?

Нет, тут что-то другое.

Может, муженек ее? Так у того алиби. Он с любовницей и общими их друзьями за городом что-то отмечал.

Кто тогда? И зачем? Мотив…

Мотив не был ясен Шпагину Игорю Алексеевичу. А вот гражданке Киреевой Марии Сергеевне было что-то известно, но она молчала. И, скорее всего, молчать станет и дальше. Из нежелания сор из избы выносить. Из нежелания пятнать себя чем-то. Да, визит с адвокатом не за горами, не за горами. Деловито раскроют дорогой кожаный портфель. Достанут бумаги. И какой-нибудь грамотный очкарик, глядя мимо него, станет гнусавить про нарушенные права его клиента.

– Так что я должен понимать, Мария Сергеевна? – поторопил барышню Шпагин.

– Понимаете, мне совершенно не хочется отвечать ни на один ваш вопрос, – выпалила Маша и покраснела от смущения, грубить кому бы то ни было не в ее характере.

– Почему?

Шпагин тут же насупился. Подумаешь, неприкасаемая какая! Что думает о себе вообще?! Если туфельки на ней ручной работы и плащик стоимостью полугодовой его зарплаты, можно хамить следствию? Не уважать его?

Но Маша ответила вдруг уважительно, с жалкой улыбкой, в которой угадывались близкие слезы.

– Потому что вы говорите со мной в таком ключе… Вы так спрашиваете меня… Будто заранее уверены в моей виновности. Это же… Это же нечестно, неправильно! Так нельзя!

– А как можно?

Шпагин устыдился. Но тут же себя оправдал. Много их тут таких манерных в его кабинете побывало. На всех церемоний не хватит! К тому же в восьми случаях из десяти всякие такие манерные оказывались злодейками, вот! Хотя тоже поначалу корчили из себя безукоризненных леди.

– И можно и нужно… – Маша сделала паузу, сглотнула комок, давивший горло, – вежливо. Уж, извините меня, но… Но у меня же горе. Можно как-то поделикатнее?!

Может, ему из деликатных побуждений ее и на ужин еще пригласить, а?! Или платков кружевных специально для ее визитов купить? Или пирожных воздушных к чаю подать?

Шпагин озверел. Нет, озверел-то он давно, работал не первый год. Озверел, заматерел, сделался толстокожим, непробиваемым. Слезы, уговоры, мольбы о пощаде уже его не трогали. Упаковал он свою душу и сердце в броню и работал, работал, работал без эмоций. Оттого и раскрываемость у него была лучшая по отделу. Оттого и на здоровье не обижался. И на личную жизнь время оставалось.

Черствым он был, вот каким! Черствым и неделикатным! И меняться не собирался. Даже ради прекрасной Марии Киреевой.

– Я могу пригласить сюда доброго следователя, если меня вы считаете злым, – предложил с кривой ухмылкой Шпагин. – Пригласить?

Она отрицательно замотала головой, и светлые кудряшки заметались из стороны в сторону.

– Мне не надо доброго. Мне надо воспитанного, – проговорила она и пожала плечами. – Уж, извините. Но если вы не прекратите так говорить, я на вас пожалуюсь.

– Сколько угодно! – заорал Шпагин, не справившись с собой и еще с тем, что засмотрелся на ее спутавшиеся волосы, с тем, что захотелось уложить кудряшки колечко к колечку. – Жаловаться она будет!!!

Он сорвался с места и заходил по кабинету у нее за спиной, от двери к окну, от окна к двери. И все время мимо нее, все время мимо ее кудряшек, спутавшихся на плечах и спине. Спина была узкой, сужающейся в талии до таких размеров, что он обхватил бы ее руками. Если бы позволили…

– Жалуйтесь, Мария Сергеевна! – предложил он, остановившись рядом с ней и наклонившись так, что почти касался своей щекой ее щеки. – Только не забудьте при этом рассказать, что в вашей квартире был найден труп вашей подруги! Что перед этим вы с ней о чем-то говорили по телефону! Вы сами об этом нам заявили. Возможно, повздорили и, возможно, убили!

– По телефону?! – она отпрянула, поворачивая к нему лицо, ее рот презрительно скривился. – Я была за городом в своем доме. Это могут подтвердить соседи.

– Могут! Но не подтвердили! – Шпагин с силой ударил себя по ляжкам. – Не видели вашей машины, не видели света в вашем доме, не видели вас, Мария Сергеевна!

– Я… Я не ходила по домам, чтобы меня видели. И забор в моем доме высокий. Был старый, я поменяла. От любопытных глаз. Кто же знал, что они пригодятся… Да! Кстати! – Маша оживилась, на бледное лицо вернулся румянец. – Я же заправлялась перед тем, как вернуться.

– Заправлялись утром следующего дня. Следующего за убийством, – проворчал Шпагин. Он об этом уже знал. – Вы могли вечером вернуться в город. Убить подругу. Вернуться в дом, а утром поехать обратно как ни в чем не бывало.

– Бред какой-то! – Она не выдержала и рассмеялась с горечью: – Зачем?! Зачем мне ехать туда, если я могла Зою вызвать к себе? Могла убить в доме, похоронить в саду, никто никогда не узнал бы! Забор-то высокий…

Логично!

– А что, кстати, она делала в вашей квартире, Мария Сергеевна? У нее были свои ключи?

– Да, были.

Маша опустила голову, судорожно соображая. Говорить про звонки с ее домашнего и на домашний не имело смысла. Во-первых, не поверят. Во-вторых, звонок с домашнего на ее мобильный может ей стоить свободы. Скажут, что она действительно вернулась в город, чтобы проверить. Там застала подругу… с мужем, гадость какая, и убила ее в состоянии аффекта. Его пожалела. Или на нем ее аффект закончился, если можно так выразиться.

– Зачем она пошла в ваш дом, если вас там не было?

Шпагин каждым нервом, застуженным в армии коленом почувствовал, что секрет в этом какой-то есть. В этой наклоненной голове, судорожных вздохах. В сгорбленной спине и крепко сжатых пальцах, в которых зажат комочек носового платка.

– Она просто зашла в туалет. Была где-то рядом и зашла.

– О! Так вот как можно использовать квартиры друзей?! Просто как сортир?

– Ну, зачем вы так? – Маша съежилась. – Зоя позвонила мне, или я позвонила Зое, точно уже не помню. Но можно посмотреть на моем мобильном… Мы поговорили. Она думала, я дома. А я за городом. Она рядом с нашим домом где-то была. Сказала, что зайдет ко мне и… Дальше вы знаете.

– Здорово! – зло оживился Шпагин, усевшись на край своего стола. – Значит, зашла в туалет и за это поплатилась?! Вам самой-то не противно?

– От чего?

Маша глянула на его колени, обтянутые тканью хороших брюк. Колени были крепкими, мощными.

Он, видно, был сильным – Шпагин этот. Крепкая шея, хорошо развитые мышцы рук, грудные мышцы. Наверняка в качалке торчит часами. Ее Володе тоже неплохо бы подкачать брюшной пресс. А то совершенно распустил себя физически и морально. Хорошо, беда его немного приструнила. Последние дни безвылазно сидит дома, часами торчит за компьютером. Прекратились его чудовищные ухмылки, смотрит робко, говорит тихо, почти ласково. Может, все его дамы с безупречной репутацией разом отвернулись от него? Перепугались страшного происшествия, случившегося в его доме, и откачнулись?

Радует ее это или нет? Маша затруднялась ответить. Ее давно перестал волновать собственный муж. Ей совершенно не хотелось находиться с ним под одной крышей. И она при каждом удобном предлоге срывалась в теткин дом. И еще…

Ей хотелось переспать с Женей, которого ее покойная подруга окрестила тринадцатилетним. Желание было почти болезненным, оттого казалось ей постыдным, порочным, продиктованным стрессовой ситуацией. Именно по этой причине она медлила, а так бы уже давно вывезла его за город, впустила в теткин дом и…

– От чего мне должно быть противно, Игорь Алексеевич? – очнулась от запретных мыслей Маша.

– От собственного вранья! – повысил Шпагин голос и пересел на свое место, неприлично все же, когда лицо допрашиваемой находится на уровне твоих бедер.

– Почему? Почему вы так считаете?

– Потому что я знаю, что вы врете, – фыркнул он чуть тише.

Шлепнул пальцем по клавише пробела, уставился в монитор, будто что-то там вычитывал. На самом деле там покоился полуразложенный «паук», он так и не придумал, куда втиснуть крестовую десятку. Она все портила.