Лань — река лесная - Александр Шашков

— Да скорее же! — нетерпеливо повторил Валерка. — Солнце уже заходит.

Зная, что от него до поры до времени всё равно ничего не добьёшься, Алик сгрёб патефон и решительно сказал:

— Пошли!

Сломанный дуб рос сразу за садом тётки Тэкли, на обрывистом, поросшем лозняком берегу реки. Ребята расположились под дубом.

— Теперь, Алик, поставь «Липу вековую». Да на всю силу пусти! — велел Гуз.

Над засыпающей рекой поплыла протяжная русская песня:

Ля-и-и-па-а-а веко-ва-а-я-яНа-ад ре-еко-ой шуми-и-ит,Песня-я уда-ла-а-а-а-яВда-а-леке звени-и-ит!..

— Алик, Алик! Давай что-нибудь новенькое! — шумели девчата и мальчишки, которые сразу же окружили патефон. — Заведи ту, про рушничок.

— Потом, потом! — успокаивал их Валерка. — По очереди будем ставить. Фольклор и классику тоже любить нужно.

Валерка говорил без умолку, а сам всё время беспокойно поглядывал на Тэклин дом. Там — ни души. На лице у Валерки тревога и досада.

— Алик! Давай ещё раз «Липу». Сначала! Какая чудная мелодия! Ли-и-и-па… — Валерка вдруг умолк: на огороде, за высоким забором, показалась Тэкля. Толстая, коротконогая, с совиными, навыкате, глазами, она переваливалась с ноги на ногу, как старая утка, и… улыбалась!

— Смотрите, баба-яга… — прошептала маленькая, в кудряшках девочка, но Гуз так посмотрел на неё, что она прикусила язык.

— М-можно, голубочки, к вам? — проскрипела Тэкля, подходя к детям. — Сижу в шалаше и слышу — так уж ладно вы поёте! Ох-хо-хо!.. Любила когда-то и я петь!

— Это, тётя, не мы, это патефон поёт! — заметил курносый мальчуган.

— Всё равно красиво.

— Садитесь, тётенька! Ребята, подвиньтесь! Пусть тётя Тэкля сядет. Она ведь больная! — засуетился Валерка.

— Вот дай бог вам здоровьечка! — растроганно проговорила Тэкля, устраиваясь возле патефона.

— Нам бы лучше яблочек, тётенька! — хихикнул всё тот же курносый.

Тэкля и бровью не повела, как будто не расслышала.

— Алик, для тёти Тэкли! — скомандовал Валерка.

И когда «Липу» сменила «Помню, я тогда молодушкой была», а Тэкля раз-другой всхлипнула, он шепнул на ухо Алику:

— Играйте все двадцать, пока в кустах кукушка трижды не прокукует. Понимаешь? И — ни шагу отсюда! А как услышите кукушку — берите патефон и домой.

Никем не замеченный, Валерка сполз вниз, к реке, и исчез в кустах.

Чем недоволен Архип Павлович

Если тебе четырнадцать и если весь день накануне ты провёл на ногах, облетал Турки и Борки, не присев ни на минуту, сладко спится где бы ты ни лёг: в мягкой постели, на охапке соломы или на жёстком топчане…

Валерка Гуз долго не мог сообразить, чего от него хотят эти люди, чего они прицепились, тормошат за плечи, толкают под бока. Он глубже забирался под одеяло, отбрыкивался, наконец разозлился и сел. Возле топчана, одетые по-походному, с рюкзаками за плечами, стояли Алик и Лёня Кремнев.

И тут Валерка вспомнил всё.

— А? Проспал? — испуганно спросил он, спрыгивая с топчана. — Я сейчас, только оденусь…

В доме было ещё темновато и Валерка долго не мог попасть ногой в штанину. Потом куда-то запропастились ботинки.

— Мы пойдём! — нетерпеливо сказал Алик.

— Я мигом… Подождите меня возле лодок.

— Давай быстрей! А я тем временем за топором сбегаю. Забыли топор взять.

— Догоню! Уже обуваюсь. Не помню только, где моя шапка…

Наконец нашлась и шапка. Валерка не без труда влез в пиджак, который за лето стал ему тесен, закинул за плечи тяжёлый рюкзак и вышел на улицу.

Солнце ещё не взошло, но деревня уже проснулась. Кто-то отбивал косу; издалека доносилось ворчание тракторного мотора; у колодца переговаривались женщины; то тут, то там мычали во дворах потревоженные хозяйками коровы.

Можно было пойти улицей, но Валерка выбрал путь покороче. Он перелез через забор и огородом спустился к реке. Уже вторую ночь подряд над Заречьем проходили грозы, и теперь на каждом листке сверкали серебристые капли. Тронь только куст — и на тебя хлынет густой холодный дождь. Минуту Валерка медлил, потом втянул голову в плечи и нырнул в лозняк. Тут была узенькая, мало кому известная тропинка.

Дед Рыгор и Николай Николаевич сидели на полусгнившем бревне и курили. Скуратова ещё не было. Не было и Алика: видно, не мог найти топор.

Валерка прошмыгнул за спинами мужчин в лодку. Там, закутавшись в плащ, дремал Лёня.

— Чего это ты напихал в рюкзак? — сонно поинтересовался он.

— Чего нужно! — буркнул Валерка, засовывая свою ношу под брезент, где лежали узлы и мешки с продуктами.

Прошло добрых минут двадцать, пока собрались все. Встал вопрос: кому с кем ехать? У деда Рыгора лодка была побольше, чем у Казановича, и в ней разместились взрослые: сам дед Рыгор, Архип Павлович и Лёня — самый рослый из ребят. В голубую лодку Казановича кроме самого хозяина сели Алик и Валерка.

— Ну, в добрый час! — проговорил дед Рыгор, когда все заняли свои места, и поплевал на ладони.

После дождей вода в реке заметно поднялась, и Тихую Лань уже никак нельзя было назвать тихой. Зловеще рокотала она на поворотах, в лозняках, в зарослях куги. Мутные волны с силой бились в глинистые берега, и время от времени в воду, поднимая фонтаны брызг, падали комья земли.

— Вовсе некстати, — озабоченно заметил Николай Николаевич, поглядывая на быстрое течение. — Не будет клёва.

— А-а, один день — и спадёт, — успокоил его дед Рыгор, который вёл свою лодку рядом с лодкой учёного. — Махнём снова на Задубенское озеро или на Кривой залив. А ещё лучше — на Лесное. Давненько я там не бывал.

— Добираться трудно будет.

— Два часа, не больше. По Серебрянке. Я канаву знаю. Даже моя лодка проходит свободно.

— А это неплохая идея! — повеселел Николай Николаевич. — Мне туда очень нужно. Это один из водоёмов, где я ещё ни разу не был.

Река быстро мчала лодки вниз по течению. Пуща дремала. Только изредка, потревоженные утренним ветерком, лениво вздыхали ели.

— Вот попотел бы, если б вверх плыть! — заговорил Валерка, который не мог долго усидеть молча.

— Ты лучше скажи, чем это так вкусно пахнет в нашей лодке? — наклонившись к его уху, прошептал Алик.

— А чем? — испуганно потянул носом Валерка. Серые глаза его тревожно забегали, словно мышки, попавшие в мышеловку. — Н-ничем.

— А ты нос прочисти.

Валерка послушно высморкался, пожал плечами:

— Ну, н-ничем… Может, от воды…

— Ты хоть бы от меня не таился. Думаешь, не знаю, куда ты вчера вечером забрасывал свой «музыкальный крючок»?

Валерка сразу успокоился. Он заговорщически посмотрел на Алика и прошептал:

— Ну и молчи, если знаешь. Я всё по-честному сделал.

— О чём вы там шепчетесь? — поинтересовался Николай Николаевич.

— Да так. Посмотрите, сколько белых кувшинок! Попрятались в воде, одни макушки торчат. — Валерка перегнулся через борт и начал один за другим вылавливать в воде красивые белые цветы.

Алик тоже сорвал две или три кувшинки, а потом, удобнее устроившись на скамье, стал наблюдать за дедовой лодкой.

Дед Рыгор мерно взмахивал вёслами, то и дело поворачивая голову по ходу лодки. Лёня спал. Его кудрявая голова клонилась то в одну, то в другую сторону. Время от времени он тыкался лбом в дедовы колени, на секунду открывал глаза и тут же засыпал снова.

Алик долго с улыбкой следил за другом, потом перевёл взгляд на Архипа Павловича. Скуратов сидел, подняв воротник, на носу и, казалось, дремал.

«Почему он последнее время всё молчит? — подумал Алик. — Неужели всё-таки недоволен, что взяли нас?»

— Салют рыбакам! — прозвучал вдруг над водой сильный весёлый голос.

Все оглянулись. Даже Лёнька проснулся и стал протирать кулаками глаза. И только Скуратов, который сначала было обернулся на голос, вдруг снова опустил голову и словно бы окончательно уснул.

Легко приплясывая на воде, наперерез им плыла резиновая лодка, очень похожая на большую пуховую подушку.

— А-а, Леон Иванович! — обрадовался дед Рыгор. — Куда это ты на своём «стратостате»?

— Да куда глаза глядят! — бодро ответил Леон, хватаясь рукой за борт дедовой лодки.

— А мы вот целым колхозом выбрались, — заговорил дед, прикуривая папиросу, которой его угостил Леон. — Видал, сколько нас тут!

— Это мне на руку: больше рыбаков — меньше рыбы.

— А-а, сколько её нужно, той рыбы! Поймал на сковороду — и хватит, — махнул рукой дед. — А компанией веселее. Один слово, второй слово, смотришь — беседа!

— А я, дедуся, люблю тишину. Потому и места выбираю подальше. Взгляни на берега. Разве это ловля? Рыбак на рыбаке сидит, ступить некуда.

Леон тоже закурил и на минуту умолк. Николай Николаевич с интересом рассматривал нового знакомого.

От деда Рыгора он кое-что слышал про этого рыбака. Он знал, что Леон Галькевич работает на строительстве электростанции не то прорабом, не то техником. А ещё — что никто в округе не ловит на спиннинг рыбы больше, чем Леон. Николаю Николаевичу давно хотелось повидать знатного спиннингиста, и вот теперь он был рядом. Но ничего особенного не нашёл Казанович ни в лице Леона, ни в его поведении. Худощавый, немного сутулый, — это было заметно по тому, как он сидел в лодке, в синем комбинезоне и в высоких, выше колен, резиновых сапогах, — Леон имел вид самого обыкновенного, «серенького» рыболова-любителя, каких немало бродит летней порою по берегам рек и озёр в поисках рыбацкого счастья. И лицо у Леона было заурядное — лицо сельского жителя: обветренное, тёмно-коричневое, словно вырезанное из ольховой колоды.