Шерлок Холмс и дело «Огонька» - Неизвестен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таинственный автор продолжает интриговать редакцию и читателей журнала «Огонек».
Из Одессы получено нами открытое письмо следующего содержания:
«Посылаю редакции тем же путем и на тех же условиях, что напечатанные в нумере 12-м „Огонька“ похождения Шерлока Холмса в Москве, повествование „Шерлок Холмс в Одессе“. Анонима своего пока не раскрываю. Имею на это основательные причины».
В этот же день доставлена редакции в закрытом пакете рукопись, отпечатанная на пишущей машине, тем же шрифтом и на такой же бумаге, что и предыдущий рассказ.
Редакция еще раз убедительно просит анонимного автора снять свою маску.
I.Незадолго до знаменательных июньских дней 1905 года в одесском порте, в складах N-ского общества транспортирования кладей, обнаружились громадные хищения.
Шайка ловких аферистов очень умело прятала концы в воду, и правление общества, имея на руках одни только подложные квитанции, по которым расхитили товары, решительно не знало, как взяться за дело.
Убытки грозили крахом, и на общем собрании было единогласно решено обратиться к Шерлоку Холмсу, которого тогда только начали приглашать на гастроли в Россию.
Шерлок прибыл с доктором Ватсоном в Одессу в начале июня и, устранив всех, сейчас же сам принялся за дело.
Так как, прежде всего, нужно было найти владельцев квитанций, т. е. тех таинственных бродяг, которые в течение всего марта, апреля и мая так беззастенчиво являлись в контору и увозили товары — Шерлок решил в первые же дни основательно ознакомиться со всеми клоаками города.
Все, конечно, помнят, какие сцены разыгрывались в Одессе в июне 1905 года, и что было особенно характерным в объятом паникой городе.
Бастовавшие рабочие, после столкновения с войсками у завода Гена, останавливали фабрики, типографии, закрывали магазины, за городом останавливали пассажирские поезда и разрушали дорогу.
Разрывались бомбы, ахало в воздухе, наперебой трещали ружейные выстрелы, люди валились, и некому было убирать трупы, а в море, в полной боевой готовности, грозной громадой высился только что пришедший из Тендровского залива броненосец «Князь Потемкин Таврический».
Мирным жителям как будто некуда было деться и, тем не менее, известно? что никогда Одесса не была так бешено и слепо охвачена азартом, как в те страшные дни.
Притоны вырастали и размножались с невероятной быстротой, как поганки после дождя, и никто за ними не следил.
Играли все, начиная с разбогатевших скопидомов-армян ростовщиков и кончая простыми амбалами, спасавшимися от тифлисской резни и искавшими работы в порту.
Ранним утром в разных местах города находили мертвых ограбленных людей, но в общей кровавой сумятице все эти преступления не останавливали внимания и оставались нераскрытыми и ненаказанными.
II.12-го июня, на Портовой улице, в недавно открытой кофейной, сделавшейся известной портовым завсегдатаям под странной кличкой «Спрут», было особенно людно.
Тому, кто заглянул бы в нее с улицы, представилась бы странная картина: в обширной комнате со стойкой-буфетом было совершенно пусто. Стояли незанятые столики, да за стойкой сидели два гиганта-перса, молчаливые и таинственные, как сфинксы.
Знающие люди входили со двора; здесь с лестницы они попадали в небольшую, темную прихожую, где по случаю ливня висела масса дождевых накидок, и которую также охраняли два рослых перса, и уже оттуда, по внутренней лестнице, могли пройти в громадный, с очень низким потолком полусарай, полузал, где происходила игра.
12-го июня здесь царило небывалое оживление.
Метал Аристид Мавротокис, очень темного происхождения грек, Бог весть какими путями недавно разбогатевший, и его сменял, как банкомет, один из крупнейших игроков, считавшийся в колоссальном выигрыше, комиссионер-армянин Аршак Джабаров, человек с широким и темным, тупым лицом.
Пробивались к столу не только потому, что здесь отвечали на какую угодно ставку, но и прямо из любопытства. Разгорались лица и глаза при виде огромных денег, которыми небрежно перебрасывались два молчаливо игравших человека.
Один здоровенный татарин, в холщовых портах и холщовой расстегнутой на груди рубахе, неподвижно, как очарованный, стоял около и не отводил глаз от стола. Быть может, в первый раз он видел такую груду денег.
Хозяин заведения, молодой армянин Аракел Макданьянц, получавший десять процентов с каждого снятого банка и сам редко принимавший участие в игре, теперь тоже играл. Он сидел около Мавротокиса, насторожившись, гибкий и хищный, как пантера, и изредка что-то отрывисто говорил стоявшей за его стулом девушке-армянке.
В обыкновенное время эта хорошенькая смуглянка, которую звали Урсулой, занимала место в углу зала за особой стойкой, где продавались сласти и прохладительные напитки, и служила главной приманкой заведения.
Макданьянц выдавал ее за сестру, но ее родословной никто серьезно не интересовался. На нее можно было тратиться, но было известно, что ее ни за какие деньги нельзя было купить.
Теперь у нее тоже было бледное и напряженное лицо, и время от времени ее тонкая, обнаженная до локтя рука, украшенная какими-то восточными змеевидными браслетами, тянулась к столу с зажатыми в пальцах деньгами.
Играла ли она за себя или за брата, выигрывала или проигрывала, среди толкотни и шума нельзя было заметить.
III.Было около десяти часов вечера. Народ прибывал.
Игра была в полном разгаре, и с каждой минутой становилось яснее, что Мавротокис, которому раньше везло, напрягает последние силы.
А перед Джабаровым куча денег все росла и росла.
Теперь Джабаров видел, что Мавротокис при последнем издыхании. Грек хватался за карман, рылся в каких-то бумажных свертках и, совершенно поглощенный игрой, то забывал их на столе, то принимался лихорадочно комкать и совать в огромный, похожий на портфель, бумажник, то снова вышвыривал их с деньгами на стол. Деньги таяли.
И Джабарову было жаль его.
Видел еще Джабаров, что два каких-то подозрительных типа, один рыжий, высокого роста и плечистый, другой тоже рыжий, но тоньше и пониже, — все время вертелись около стола, ничего не ставили и для чего-то разыгрывали пьяных.
Видел еще Джабаров, что промотавшийся грузин Виношвили, которого все называли «князем», два раза снимал свою ставку. Ставки были очень ничтожны, но все-таки Джабаров счел нужным оба раза пристально посмотреть на молодца, давая ему понять, что все видит. И когда Виношвили, не смущаясь этим, в третий раз протянул руку к своей ставке, которая была бита, Джабаров задержал ее и тихо прошептал:
— Уйди, князь! — нехорошо будет!
И так внушителен был этот шепот, что грузин немедленно же юркнул в толпу и исчез.
Сцена эта продолжалась, вероятно, не больше полминуты, но за эту полуминуту две руки, мужская и женская, быстро, как мыши, скользнули по столу и быстро исчезли.
Заметил ли что-нибудь Джабаров, — неизвестно: но некоторое время спустя, когда он взглянул случайно на Урсулу, хорошенькое личико армянки помертвело, и глаза сделались огромными и испуганными.
IV.В одиннадцать часов Мавротокис сделал свою последнюю ставку.
Джабаров посмотрел и призадумался на минуту; потом спокойно, как прежде, стасовал карты и положил их для съемки соседу справа. Но в то время, как съемка производилась, он незаметно для других снял с пальца странного вида перстень, украшенный редкой ценности солитером, и опустил его в жилетный карман. В этот перстень, приобретенный где-то в глубине Индии, он, суеверный, как всякий игрок, верил, как в талисман, и никогда с ним не расставался. Добивать грека ему не хотелось, и теперь, снимая перстень, он как бы отказывался от счастья, которое упорно не хотело его оставить.
Ставка была бита.
Что-то вроде сожаления мелькало у Джабарова в глазах, когда он стал, пожимая своими широкими плечами, медленно собирать деньги.
— Уходишь, Аршак? — беззвучно вырвалось у Мавротокиса.
Джабаров остановился.
— Не ухожу… Если слово поставишь — слово приму. Я не такой… Ты честный — я честный… Отыгрывайся…
— Подожди… Не надо слов…
Мавротокис жестом подозвал к себе татарина, который не отходил, как и прежде, от стола, и что-то шепнул ему:
— Подожди!.. Человек придет, и игра будет… Ты наличными — я наличными…
Собрав деньги, Джабаров с шумом отодвинул стул и встал.
— Выпить пойду! — сказал он, не обращаясь ни к кому. — Ты же, Аристид, не думай ничего… Играть захочешь — кликнуть вели…
Но по дороге его перехватили.
Первый — Виношвили. Грузин выскользнул откуда-то незаметно из угла и тихо коснулся его плеча.
