Знаменитые писатели Запада. 55 портретов - Юрий Безелянский

А потом настали советские времена. В 1932 году по случаю 100-летия со дня смерти Гёте в стране проводились гётевские торжества. Любопытна запись Корнея Чуковского в дневнике от 23 марта:

«Гъте. Гёте (Гьоте) и даже Гёте (как дитё). Одна комсомолка спросила:

— И что это за Гёте такое?

В самом деле, ни разу никто не говорил им о Гёте, им и без всякого Гёте отлично — и вдруг в газетах целые страницы об этом неизвестном ударнике — как будто он герой какого-нибудь цеха. И психоз: все устремились на чествование этого Гёте. Сидя у Халатова в прихожей, я только и слышал: нет ли билета на Гъте, на Гьоте, на Гёте. А дочь Лядовой спросила ее по телефону:

— У тебя есть билет на Гнёта? Говорят, тоска была смертная…»

Что можно сказать по этому поводу? Горько и смешно. А разве не удивительны начертанные на титуле сказки Горького «Девушка и смерть» слова Сталина: «Эта штука посильнее „Фауста“ Гёте»? Эта знаменательная надпись появилась 11 октября 1931 года. А еще раньше, в 1915 году, Владимир Маяковский в поэме «Облако в штанах» низвергнул Гёте с высот поэзии на грешную землю:

Что мне до Фауста,феерией ракетскользящего с Мефистофелем в небесномпаркете! Я знаю —гвоздь у меня в сапогекошмарней, чем фантазия у Гёте!

Короче, грош цена вашему Фаусту! И плевать было Маяковскому и всему победившему пролетариату в стране, что Фауст — это герой мировой литературы, что рисунки к нему делал Эжен Делакруа, а Шарль Гуно сочинил целую оперу. Однако ниспровергатели-нигилисты недолго правили бал.

Спустя 115 лет после первого перевода Эдуарда Губера к «Фаусту» приступил Борис Пастернак. Это была целая лирическая река в 600 страниц, которую, не считаясь с часами дня и ночи, создавал Борис Леонидович. И, наконец, под новый 1954 год перевод увидел свет, и безмерно счастливый Пастернак написал шуточные строки:

Сколько было пауз-тоС переводом «Фауста».Но явилась книжица —Все на свете движется.Благодетельные сдвигиВ толках средь очередей:Чаще выпускают книги,Выпускают и людей.

После смерти тирана из лагерей стали возвращаться оклеветанные «враги народа». Вместе с ними к читающей публике пришел пастернаковский «Фауст». Перевод «Фауста» по праву считается высшим достижением Пастернака в этой области. Он вызвал много откликов и исследований у нас и за границей, главным образом в Германии.

На этом, пожалуй, поставим точку и вернемся к главному герою нашего повествования и поговорим о его частной жизни.

Женщины господина тайного советника

Иоганн Вольфганг родился 28 августа 1749 года во Франкфурте-на-Майне в семье имперского советника Иоганна Каспара, образованного и почтенного бюргера. Но не отец оказал большое влияние на юного Гёте, а мать, Катарина Элизабет Гёте, Frau Aja, как ее называли. Она всячески ограждала любимого сына от черствых отцовских методов закаливания и способствовала тому, чтобы мальчик рос в естественных, нестесненных условиях. Своеобразная была женщина, и при этом с очень спокойным и ровным нравом. Характерный штрих: слугам она приказала никогда не сообщать ей печальных новостей, однажды ей даже побоялись сказать, что заболел ее сын. К счастью, он поправился без материнского участия. Во всех житейских вопросах она всегда старалась сохранить невозмутимость, но вместе с тем любила смех и веселье.

От матушки — любовь мояК рассказам и веселью, —

писал, вспоминая свое детство, Гёте. Словом, будущий гений рос маменькиным сынком, нежным и романтичным мальчиком — как впоследствии выяснилось, с чрезвычайно влюбчивым сердцем.

Самое время приступить к пересказу любовных увлечений Иоганна Вольфганга. Первая — Гретхен. Гёте всего 15 лет, а очаровательной блондинке значительно больше, она вполне созревшая женщина, и Гёте, как она считала, до нее не дорос, так, забавный влюбленный мальчик. Гретхен откровенно смеялась над его чувствами. А он? Он воплотил свою первую влюбленность в образ чарующей фаустовской Гретхен. Гретхен — это немецкая национальная героиня, вроде нашей Василисы Прекрасной или бедной Аленушки.

Следующая любовь — Кетхен, точнее Анна Катарина Шёнкопф, дочь одного из трактирщиков в Лейпциге, куда уехал Гёте, чтобы стать студентом. В своих воспоминаниях он ее называет то Анхен, то Аннет. Ей 19 лет, она весьма чувствительна, а Гёте очень и очень красноречив, и молодая девушка не остается равнодушной к пылким словам и красноречивым вздохам молодого поэта. Происходит сближение двух молодых людей, но вскоре и резкое отторжение. Гёте ревнив и капризен, и Кетхен не в силах снести этого. Разрыв. Юноша испытывает неслыханные душевные муки (романтик, куда же денешься). А узнав, что Кетхен выходит замуж, и вовсе заболел: открылось легочное кровотечение. Ему удалось еле-еле выкарабкаться из любовной пропасти, из бездны отчаяния. Он пишет ей письма: «Вы мое счастье! Вы единственная из женщин, которую я не мог назвать другом, потому что это слово слишком слабо в сравнении с тем, что я чувствую».

Плодом этой любви явилась пьеса «Хандра влюбленного». Такие плоды — не редкость. У любого творца — художника, писателя, поэта — все любовные переживания, пройдя через фильтр души, становятся кристаллами слов, рассказом о любви и ее перипетиях. Гёте — не исключение, а лишнее подтверждение тому, недаром он сам признавался: «Все мои произведения — только отрывки великой исповеди моей жизни».

Лейпциг — город неудачной любви для Гёте, но и Страсбург, куда его отправили для изучения юриспруденции, тоже оказался не совсем приветливым городом в плане чувств. В те годы, когда там появился Гёте, Страсбург был увлечен танцами. Танцевали все. Как заметил один из европейских политиков, танцы очень отвлекают от революции, танцы — это благо для народа.

Гёте молод и охотно вписывается в обстановку общего веселья, для чего берет уроки у местного танцмейстера. На его беду, у этого танцмейстера две дочери — Люцинда и Эмилия. Нетрудно догадаться, чем закончились уроки танцев: кто-то кого-то полюбил. Да, но в запутанной комбинации: Гёте полюбил Эмилию, а Люцинда полюбила Гёте. По этому поводу вспоминаются стихи другого немецкого классика, Генриха Гейне:

Всё это старо бесконечноИ вечно ново для нас,И тот, с кем оно приключится,Навеки сердцем угас.

Нет, Гёте сердцем не угас, это было закаленное любовью сердце, но ему пришлось пережить трагикомическую сцену выяснения отношений между сестрами. Когда юноша, выяснив, что нет никаких шансов на взаимность с Эмилией (у нее был жених), пришел прощаться к сестрам в дом, те начали «рвать его на части». Люцинда в исступлении кричала: