Я твой Ангел. Серия «Корни и крылья», книга 1 - Таша Истомахина

Мы с сестрой поговорили немного о йоге, на которую уже давно собирались записаться, потому что почти на два года забросили всякие духовные практики. Тут я вспомнила о том что, о чём давно собиралась рассказать:

– Представь, я недавно испытала чувство расширения, будто меня много в тонком мире. Словно, что все мои прошлые, будущие, параллельные и альтернативные жизни, живущие за завесой в других измерениях, наконец, связались друг с другом. Они не «слепились» как снежная баба, а протянули каждый от себя в общий центр тонкие энергетические нити. Меня буквально «стало много». Я перестала чувствовать себя только физическим телом, а стала воспринимать его лишь вместилищем части меня в этом измерении. Словно увидела себя изнутри в виде огромного пустого пространства между атомами.

– Здорово! – вздохнула Кира. – А я даже медитировать перестала последнее время.

– Помнишь, мы читали статью про Предназначение – что, мол, это типа уловка Нью Эйдж? Я про это снова думала. И знаешь, у меня, таки, есть Предназначение!

Сестра поставила тарелки в раковину, смахнула со стола крошки и села напротив меня, долив немого горячего чая в наши кружки:

– Надеюсь, не нести духовные знания в массы?

– Не знания, а Свет!

– О как!

– Не смейся. Теория у меня такая. Я думаю, что мне надо наполнять эту мою пустоту между атомами божественной энергией и любовью, чтобы стать Светоносцем. Надо намагничивать и притягивать как можно больше Света. Каждый из нас знает парочку духовно развивающихся метафизиков, словно мы расселены на Земле в пределах видимости. А это значит, что мы, как маяки, поставлены на некоторое расстояние друг от друга, и наша работа состоит в том, чтобы освещать вверенный ему участок Земли. Каждый человек, даже просто проходящий мимо, сможет на уровне духа получать Божественную Любовь через нас.

– Хорошая теория.

– Я назвала это «Излучением свечения».

– И у тебя всегда получается твое Излучение?

– Нет, конечно. Сегодня из-за дурацкого отчёта, я вообще соорудила вокруг себя непроницаемую защиту из недоброжелательности. Какое там свечение.

Кира посмотрела в окно, где чудесную панораму на старый город и реку стала закрывать строящаяся четырнадцатиэтажка. Раньше, неба в окнах, луны, и радуг было в изобилии, а теперь лишь на левой половинке, но и этого хватало, чтобы подолгу изучать дальние дали до самой арки моста через реку. Только сейчас я заметила, что на узкий подоконник между горшков с геранью примостился Степка. У этого черного кота разные глаза – голубой и зеленый с большим черным зрачком.

– А я считаю, что мы просто должны быть порядочными людьми. Перестать злословить, осуждать кого бы то ни было, винить окружающих в своих переживаниях, винить себя – представь, что ты каждый день прилагаешь для этого усилия, и когда-нибудь сотворишь из себя лучшего человека.

– Так и я про то же говорю! В грязную форму Свет не вольется. Для того, чтобы быть проводником Света, надо быть с ним на одной волне.

– А разве обязательно называть это Предназначением?

– Конечно! Капелька Эго делает нас человечней. Кроме того, мое Предназначение достаточно безобидно.

– Ну, тогда флаг тебе в руки.

Я засмеялась вслед за Кирой.

Пока сестра перемывала посуду, я рассказала ей очередной сон про разрушение своей квартиры. Про то, как я открыла глаза в тот момент, когда кровать стала сползать в зияющий проем вместе с обломками кирпичных стен, кусками бетонных блоков и деревянными перекрытиями. Воронка, в которую всё это бесшумно падало, была бездонна и черна – я знала, что подвалом она не ограничивается. Пока я кричала, на той стороне комнаты открылась дверь, и силуэт сына в освещенном проеме постарался меня успокоить: «Мам, проснись!». Я смотрела на разделяющие нас трещины в полу, нагромождение обломки и удивлялась, что его это не тревожит. Я на секунду закрыла глаза, и картинка перезагрузилась – только что я была в центре хаоса, а теперь среди ночи стою посреди комнаты и ору от ужаса…

Катящийся камень мхом не зарастет

Особнячок-кафетерий стоял посреди площади, и, казалось, мостовая обтекает его, делясь на две узкие улицы, справа и слева от этого дома. Получалось, что одни посетители кафе садились за столики на одной улочке, а другие на соседней.

Мы подошли к прозрачной двери в кафе в тот момент, когда милая кудрявая девушка выносила из него два больших пластиковых стакана с молочным коктейлем. То ли она задумалась, то ли засмотрелась на Михаэля, но стеклянную дверь не увидела, и со всем напором юности врезалась в преграду так, что содержимое обоих стаканов залило и её, и стекло, и половину помещения. Мы немного постояли на улице, дожидаясь пока не вытрут молочную реку на пороге.

Кроме хмурого «здрасте» от Михаэля я сегодня не услышала ни единого слова. Он был лохмат чуть больше обычного и неразговорчив. Попросил меня принести чашку травяного чая, а сам сел у дальнего столика лицом к двери.

Я немного полюбовалась дивными пирожными и булочками в глазури, но решила, что чашка кофе сама по себе награда в начале дня. Мне сделали горячее латте с сердечком из пены, а в качестве извинений за неудобства на входе положили на блюдце палочку зажаристого слоеного печенья, усыпанного кристалликами тростникового сахара. Я совсем было отошла от прилавка, как вспомнила про просьбу Михаэля.

– Чай и кофе одновременно?! – бариста была удивлена моим выбором.

– Я беру чай для…, – назвать Михаэля другом просто язык не поворачивался, но и «напарник» прозвучал бы неуместно, – … своего знакомого.

Девушка улыбнулась и протянула мне вторую кружку.

– А почему мне печенье не дали? – хмуро и совсем по-детски спросил Михаэль.

Я отдала ему свое печенье, предложила пересесть к столикам на улице, и, получив отказ, без угрызений совести вышла из кафе одна, устроившись на остывшей за ночь деревянной скамейке. Вид с этой стороны открывался на узкий переулок, мощеный брусчаткой. Вдоль стен одноэтажных домов с обеих сторон стояли глиняные горшки, из которых по беленым стенам тянулись тонкие стволы-«жилы», ветвящиеся лишь на уровне крыш, отчего над головами идущих нависал живой шатер.

Кофе почти остыл, но я намеренно пила его маленькими глотками, оттягивая момент, когда надо будет приступить к работе. Прошла неделя, с тех пор, как я начала работать Нумератором. Дни и поселения сливались в череду однообразных событий. Утро, завтрак в кафе, опрос, бутерброд на ходу, закрытые двери, тяжелые разговоры с респондентами, ужин в ресторанчике, яркая вереница снов всю ночь. Сегодня Михаэль постучал в мою дверь в гостиничном номере около восьми утра, дал пять минут на сборы и увез в другой городок, ближе к побережью. Сидя здесь, я почти слышала плеск волн и чувствовала горьковатый запах моря.

Из десятка жилищ, в которые мы попали в тот день, нам не были рады ни в одном доме. Опрос я проводила обычно в прихожей, иногда на кухне, неудобно примостившись или на скамейке от обуви или на табурете. Но в одном чудном доме темноволосая девушка проводила нас в гостиную. Наши пальто повесили на вешалку с вилками вместо крючков, изображающих человечков. Ручка вилки была изогнута крючком, в основании пробиты два гвоздика, как глазки, а сами зубчики изогнуты волнами, словно волосы. В гостиной вместо подставок для фото тоже были серебряные и мельхиоровые вилки: зубчики раздвинуты поочередно в разные стороны, благодаря чему ручка стояла вертикально, поддерживая снимок. В проем двери было видно, что на кухне тех же вилках, как на крючках, красовались разнокалиберные кружки, а самые красивые приборы были просто прикреплены к стене и служили держателями для заметок: в зубчики были воткнуты визитки, памятки, счета.

Хозяин дома был одет в вельветовые брюки и клетчатую рубашку, по цвету похожую на плед, которым был накрыт диван, а на его коленке пристроил голову «сливочный» лабрадор. И хозяин, и собака улыбались. Заметив, что я невольно разглядываю обстановку дома, мужчина улыбнулся:

– Эту коллекцию собирала моя жена. Многие вилки старше меня самого и достались по наследству.

– Я как раз хотела спросить вас о супруге: как давно она исчезла?

– Два года, пять месяцев и девятнадцать дней.

Я была несказанно удивлена:

– Вы помните точную дату?!

– Конечно, – хозяин дома машинально погладил собаку и вздохнул. – Элен ушла делать стрижку и не вернулась. На кухне до сих пор висит календарь, где она сделала пометку о визите в салон. А накануне она устроила нам с дочерью великолепный ужин: мы пили вино, слушали музыку и смеялись… Жена даже испекла пирог, хотя не очень любила готовить.