Солнечные часы с кукушкой - Надежда Николаевна Герман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И газ-вода шипит из автомата.
И тополиный пух летит куда-то,
как бутафорский ёлочный снежок.
В окошке кассы ходики стучат.
На столике – засохшие чернила.
О, счастлив тот, кому судьба вручила
один билет на самый первый ряд!
Про Карабаса страшное кино
нам обещает скромная афиша.
Всё ниже над крыльцом свисает крыша.
И медленно становится темно…
…Но, может быть, получится (как знать?)
догнать вон ту девчонку на дорожке,
пересчитать на платьице горошки
и ленточку в косе перевязать?
«Вдруг наступила пустота…»
Вдруг наступила пустота.
И только ветер. На песок
заря, покойна и чиста,
легла ногами на восток.
А на камнях, где дым костра,
тень маяка и ветер в спину,
волнами вынесло вчера
на берег мёртвую ундину.
И никому её не жаль.
На лицах – каменная скука.
Заря. Дорога. Волны вдаль…
А дальше – пустота. Ни звука.
Подарок
Мелькнёт у горизонта знакомый силуэт.
Возникнут паруса, явившись ниоткуда.
И нехотя всплывёт обветренный рассвет.
И снова ты стоишь и ждешь, как в детстве —
чуда.
А может, для того и созданы поэты,
Чтоб ветру пришивать заплатки на штаны?
Мне море принесло кораблик из газеты.
И грош ему цена…
А может, нет цены?
В последний раз
Ты слишком долго верен был себе,
И всё же погоди ещё немного:
С утра играет ветер на трубе,
И облака пасутся у порога…
А может быть, и нет моей вины,
что синей птице выщипали перья
и гаснет всхлип оборванной струны,
как будто жизнь уходит, хлопнув дверью?
Но если доведётся умирать
(шальная жизнь, как сувенир на память!)
у каждого найдётся что терять
и что хранить за девятью замками.
Лиловый мак, седеющий ковыль,
дорога, по которой нет возврата…
А мимо окон, поднимая пыль,
плетётся туч нестриженое стадо.
На лепестках – жемчужная роса.
Матросы разбегаются по реям.
В последний раз поднимем паруса?
Отречься от себя всегда успеем!
Гримасы полумаски
Полумаска
Был карнавал как карнавал:
хлопушки, серпантин…
Смешные маски раздавал
у входа Арлекин.
Один – баран, другой – овца,
четвёртый – Золушка из сказки…
И только нет у полумаски
ни имени и ни лица!
Волк – битый, серый, но с зубами.
Кабан нажрался, как свинья.
Верблюд – урод с двумя горбами,
зато плевал на всё.
А я?..
Картонный театр
Картонный театр на цветочной поляне.
Над ним – акварельный закат.
И каждое утро в молочном тумане
Напиться к ручью осторожные лани
Ведут большеглазых телят.
И плещут в ладоши зелёные клёны,
И пахнут травой облака,
Пока за окном полыхают пионы,
Играют алмазы картонной короны,
И можно валять дурака.
Хрустальные туфельки, детские души…
Потом на зеркальную гладь
Снежинки слетят. Заметёт и завьюжит.
Все принцы, все золушки в платьях воздушных
Замерзнут.
Куда им бежать?
«Смотри, Пьеро всё плачет, всё один…»
Смотри, Пьеро всё плачет, всё один
Плетётся за безмозглою Мальвиной.
А вон трясёт своею гривой львиной
И пошловато шутит Арлекин.
Мы тоже балаганные шуты,
Работники синьора Карабаса.
Шумит партера скомканная масса —
Глаза её пронзительно пусты.
И ты туда сейчас глядишь напрасно:
Там жизни нет, там – пустота и лёд.
Никто не ждёт. Никто не позовёт.
«Чтоб одолеть смертельную усталость…»
Чтоб одолеть смертельную усталость,
нам нужен отдых, равнозначный смерти.
Но важно знать, что на небесной тверди
из прежних звёзд хоть что-нибудь осталось!
Всё прочее не больше, чем игра.
Забавная игра воображенья:
рой неудач, земное притяженье
и прочая смешная мишура.
И розы на кладбищенском холме.
И занавес. И слёзы. И овации.
Ты думаешь, финита ля коме…
А это просто смена декорации.
«Петелька – на ручке, петелька – на ножке, над камином – гвоздик……»
Петелька – на ручке, петелька – на ножке, над камином – гвоздик…
Может, это отдых, долгий, долгожданный, лёгкий, как полёт?
Вот наступит вечер, зазвенит звоночек, соберутся гости.
Куколку нарядят. Куколка сыграет. Куколка споёт.
Голубые кудри, бантик. Примадонна куксится и злится.
Арлекин ночами сочиняет вирши, думает о ней.
Люди ходят в масках. А у наших кукол – истинные лица.
Жизнь полна притворства. А у нас на сцене – проще и честней.
Свет горящей рампы, злой и беспощадный, заменяет солнце.
В розовой накидке выглядишь устало, пошло и старо.
Девочка Мальвина, скверная девчонка, весело смеётся.
Ничего не знает, ничего не может бестолочь Пьеро.
От тоски и грусти, от любви и смерти нету панацеи.
Но огонь – в камине. Но вино – в графине. Холодок – в груди.
Петелька – на ручке, петелька – на ножке, петелька – на шее.
Кукольный маэстро подобрел и дремлет. Тише, не буди!
«В малахитовой долине…»
В малахитовой долине
Шут играл на мандолине.
Скверной девочке Мальвине
