Вдоль по памяти - Анатолий Зиновьевич Иткин

Бодрую песню «Если завтра война» пели по радио так часто, что дети во дворе придумывали новые варианты текста взамен надоевших. Эдик, приехавший от бабушки с Украины, привёз даже такой:

Если завтра — война,

Мы заколем кабана.

Если завтра — в поход,

Мы изварим компот.

Повсеместно были расклеены плакаты патриотического содержания. Люди были обязаны сдавать нормы БГТО («Будь готов к труду и обороне»), на груди молодых людей сверкали значки «КИМ», «Осоавиахим», «Ворошиловский стрелок» и др.

Стрельба в тире, прыжки с парашютом… Всеобщий восторг вызывали успехи в авиации.

Славились лётчики-испытатели Чкалов, Громов, Коккинаки. Валерий Чкалов с Георгием Байдуковым и Александром Беляковым перелетели через Северный полюс в Америку. По радио гремели песни:

И коль страна

Прикажет быть героем,

У нас героем

Становится любой.

Первейший официальный поэт-песенник этих лет Василий Лебедев-Кумач брал на себя роль выразителя патриотических чувств всего народа и от его имени во всех своих текстах говорил «мы».

Сурово брови мы насупим…

Как невесту Родину мы любим…

В песнях поэты призывали народ быть готовым к походу. Когда же взаправду грянула Отечественная война, наши с Владиком отцы проявили свою готовность к походу тем, что ушли на фронт добровольцами, а вот руководство армии оказалось абсолютно не готово ни к какому походу. Общеизвестно, какой трагедией обернулась для страны её неготовность в начале войны.

Ни о каких «маршалах» — ни о «луганском слесаре» Климе Ворошилове, ни о лихом кавалеристе Семёне Будённом — не было и слуху, а теоретик авиационно-танковой стратегии Михаил Тухачевский был весьма «своевременно» расстрелян.

Но пока у нас речь идёт о весёлом предвоенном времени.

Фильм «Тимур и его команда» давал идеальный образ по-взрослому разумного и ответственного ребёнка и насаждал культ героической армии.

Мы завидовали Эдику. Его отчим подарил ему настоящий авиационный шлем и пимы из собачьего меха, с которыми он не расставался почти до лета.

В один прекрасный день мы услыхали по радио, что наши войска пришли на помощь братским народам Западной Украины и Западной Белоруссии, и тут же появился плакат: крестьянин целуется с бойцом Красной армии. Никто, конечно, не смел сказать, что это оккупация восточной Польши по договорённости с Гитлером.

Литография «Авиаторы»

На обширном поле в глубине Парка им. Дзержинского был устроен полигон для желающих освоить лётное дело. Там торчала вышка для прыжков с парашютом. Правда, парашют этот был на привязи и спускался не на скорости свободного падения, а гораздо медленнее, чтоб не разбиться и растянуть удовольствие. Невдалеке стояли в качестве экспонатов настоящие самолёты с зачехлёнными моторами и пропеллерами. На них влезала малышня и разглядывала устройство кабин. Тут же рядом крепкие юноши тянули, взявшись по-бурлацки за два конца, резиновый жгут наподобие рогатки, прикреплённый к носу фанерного планера. Тянули по команде «раз-два, взяли!» до мыслимого предела их мускульной силы. Затем сидящий в кабине курсант отпускал зацепку на хвосте своей машины, и она взлетала на высоту 10 метров, при этом «бурлаки» падали в траву. Планер пролетал метров 100 и грохался на брюхо. Потом всё начиналось сначала, но за штурвал садился другой «пилот», а прежний брался за жгут.

Мы часами наслаждались этим зрелищем и приходили домой уже вечером, возбуждённые и уставшие. Засыпая на террасе, я видел в небе над парком веера фейерверка.

Взрослые жили весело. Мрачность лица была редкой и предосудительной. Сурово брови насупить можно только в случае, «если враг захочет нас сломать», во всех других случаях надлежало торжествовать и славить.

Няни

В начале 1930-х годов в Москве появилось много девушек провинциального вида, плохо одетых и худых. Говорили они напевно с мягким горловым «г» и вместо «что» говорили «шо».

Шли они на самую тяжёлую и низкооплачиваемую работу, но девушек этих становилось так много, что вакантные места быстро заполнились. Куда деваться? Они стали наниматься в семьи домработницами и нянями. Их охотно брали, ибо некоторые из них готовы были работать бесплатно, лишь за еду и приют.

В Останкине все семьи обзавелись такими домработницами. У нас тоже перебывало их несколько, даже при нашей тесноте. Бабушке нужна была помощь. Она вела хозяйство, готовила, но заниматься ребёнком нанималась няня. Спала она на рояле.

Елена Емельяновна тоже взяла к Владику няню. Это была тихая девушка родом с Востока, неграмотная и тёмная. Вспоминается эпизод с фаянсовым заварным чайником. Как-то ей поручили мыть посуду, и она долго и добросовестно тёрла мочалкой чайник — на нём был какой-то коричневый рисунок, который няня приняла за грязь.

Наконец кому-то пришла в голову идея устроить ночлег нашим няням в прихожей. Позвали плотника Филина из домоуправления, и он соорудил над входной дверью дощатые полати. Туда постелили матрацы, и обе наши няни забирались по лестнице туда на ночь.

Эти девицы по секрету рассказывали о диком голоде 1930-х годов, который погнал их из деревни в город. У некоторых семьи поголовно вымерли. Пару лет на Украине был недород хлеба, а власти забирали всё подчистую, и весной нечего было сеять.

Последняя моя няня Лена была родом из Белоруссии, которую постигли те же бедствия, что и Украину. Она прожила с нами много лет, была с нашей семьёй в эвакуации во время войны, жила с нами просто, как член семьи, нянчила мою сестру. После войны она обзавелась собственной семьёй, но связи с нами не теряла. Умерла она в 2007 году, немного не дожив до 90 лет.

Детский сад и скарлатина

Когда мне было лет пять или шесть, меня зачем-то решили водить в детский сад.

Я ходил туда не очень долго. Сад мне не нравился. Во-первых, надо было рано вставать и ехать туда на трамвае, так же и возвращаться. Во-вторых, казённая еда была мне не по вкусу, особенно её запах.

С детьми я, видимо, не сошёлся, ибо никого из них не запомнил. Помню лишь одного пацана, который во время мёртвого часа показывал мне из-под одеяла свою пиписку.

В уборную я как-то поспешил в чулках, не успев надеть ботинки, а там на полу была сплошная лужа, и я промочил ноги.

Особенно мне не нравились неопрятные девочки. Здесь мне впервые довелось убедиться, что