Нахэма - Вера Крыжановская

Леонора проснулась поздно. Она лежала в той же комнате, что и вчера, и со страхом спрашивала себя, уж не мучил ли ее во время сна ужасный кошмар. Но нет! Ужасные воспоминания, толпой теснившиеся в ее уме, не были сном: черный бриллиант, сверкавший на ее пальце, служил доказательством. Со страхом и любопытством рассматривала она кольцо и драгоценный камень, горевший разноцветными огнями, на котором была вырезана миниатюрная голова козла.

Молодая женщина с тяжелым вздохом опустила голову на подушки. Итак, свершилось! Она принадлежит аду, носит кольцо сатаны и отмечена его печатью. Что с ней будет теперь? При мысли, что сборища вроде вчерашнего будут повторяться, дрожь страха и ужаса пробежала по ее телу. Несмотря на страсть, какую внушал ей ее ужасный и таинственный супруг, была минута, когда она почти жалела о темнице и костре.

Долга лежала она со сдавленным сердцем и, наконец, пришла к убеждению, что глупо сожалеть о непоправимом.

Леонора встала, надела домашнее платье и, на этот раз, сама нашла столовую, где был сервирован превосходный завтрак.

Леонора налила стакан молока и собиралась отрезать кусок жареной дичи, когда вошел Леонард. Он казался веселым и беззаботным, и бледное лицо его не носило никаких следов неслыханных излишеств прошлой ночи.

Он нежно поцеловал молодую женщину. И так было велико очарование, какое он производил на Леонору, что она позабыла свой страх и сомнения и только и видела того, кто овладел всеми ее чувствами и мыслями.

Завтрак прошел весело. Мэтр Леонард был очень мил и любезен, и сам услуживал своей молодой жене. Своим интересным и остроумным разговором он совершенно рассеял мрачные думы Леоноры. После завтрака он предложил ей прокатиться с ним верхом.

— Конечно, я очень желала бы прокатиться, — сказала Леонора, краснея от удовольствия, — Но к несчастью, я не умею ездить верхом.

— Ба! Не беспокойся о таких пустяках! Я быстро научу тебя этому, — со смехом ответил мэтр. — Иди, дорогая моя, переоденься! А потом приходи ко мне на двор.

В своей комнате Леонора застала некрасивую и горбатую карлицу. Она одела на нее черную бархатную амазонку и берет с пером такого же цвета. Затем, она подала ей перчатки и изящный хлыстик с серебряной ручкой и большим бриллиантом. Обрадованная молодая женщина, горя нетерпением, чуть не бегом спустилась во двор, где уже застала Леонарда, одетого как всегда, во все черное и держащего в поводу двух черных скакунов. Он помог ей сесть в седло и показал, как нужно держать поводья. После нескольких туров по двору, Леонора кое-как научилась управлять своей лошадью, которая, впрочем, была прекрасно выезжена. Довольный результатом первого урока, мэтр Леонард вскочил на своего коня, и они выехали из замка через калитку, которую Леонора раньше не заметила и которая выходила на дорогу, если не удобную, то, во всяком случае, доступную для лошадей. Как только они спустились с горы, мэтр отдал поводья и оба всадника с быстротой ветра помчались по полям и лесам. Достигнув вершины одного высокого холма, Леонард остановил лошадь и, наклонившись к своей жене, полной грудью вдыхавшей чистый и живительный воздух, с улыбкой сказал:

— Ну что, Леонора? Разве не прекрасна жизнь? Разве она не лучше темницы, костра и общества палачей, хотя и стоит маленьких жертв?

Молодая женщина ничего не ответила. В эту минуту она ни о чем не жалела. Красота расстилавшегося перед ней пейзажа совершенно поглотила ее. И действительно, вид был чудный. Залитая лучами солнца, у ее ног расстилалась роскошная долина Рейна, обрамленная с одной стороны горной цепью Вогезов, а с другой — горами Черного леса. Но вдруг Леонора вздрогнула и нервная дрожь потрясла ее тело. Город, высившийся там, в долине, со своим чудным собором, с каналами, тянувшимися вдоль улиц — был Фрейбург, ее родной город, колыбель и могила ее счастья и надежд.

— Да, да, это Фрейбург! Если хочешь, мы посетим его. — заметил мэтр Леонард. — Пользуясь случаем, мы заедем к Христофору Зельке и купим у него для тебя несколько драгоценностей и материй, так как твой гардероб далеко не полон.

— О чем ты думаешь? — сказала Леонора, вздрогнув от ужаса. — Христофор заказал мне хоругвь для Пресвятой Девы Марии. Если он или даже кто-нибудь из прохожих узнает меня, то меня схватят и бросят в темницу.

При имени Пресвятой Девы лицо таинственного владельца замка моментально исказилось.

— Нет никакой надобности рассказывать мне, кому ты вышивала хоругви. Ты знаешь, что я не имею ничего общего с теми наверху, — сурово сказал он, — Что же касается твоих опасений, то они неосновательны. В гордой и богатой владелице замка никто не заподозрит бедной девушки, осужденной на сожжение на костре, если даже и заметят сходство. Кроме того, ты забываешь самое главное, а именно, что ты сделалась женой мэтра Леонарда. Тебе нечего больше бояться человеческого правосудия! Теперь их очередь дрожать перед тобой, так как ты можешь причинить им много зла.

Не дожидаясь ответа, он пустил лошадь вперед, Леонора последовала за ним. Мэтр нарочно заставил молодую женщину объехать все улицы города. Много людей почтительно или дружески раскланивались с ним. Очевидно, его знали, но только не под настоящим видом.

Леонора тоже встретила много соседей и знакомых, но те казалось, не узнавали ее. Даже Христофор только с удивлением и любопытством посмотрел на нее, любезно предлагая ей на выбор лучшие украшения.

Покидая город, они встретили Вальтера, который так был погружен в свои думы, что даже не заметил всадника и амазонку, проехавших мимо него. При виде бывшего жениха, бледного и исхудалого, сердце Леоноры сильно забилось, но она с грустью поняла, что уже не чувствует к нему прежней любви. Во время этой прогулки по улицам Фрейнбурга, всякий раз, как кто-нибудь из прежних хороших знакомых с равнодушным любопытством окидывал ее взглядом, женщина спрашивала себя, неужели она до такой степени изменилась, что никто не подозревает даже, кто она такая?

Как только они вернулись в замок, Леонора тотчас же прошла в свою комнату и стала рассматривать себя в большое венецианское зеркало. Теперь она убедилась в том, чего не замечала раньше: произошла полная перемена даже в характере ее наружности.

Она совершенно потеряла свой прежний свежий румянец. Теперь ее алебастрово-бледное лицо, казалось, было высечено из камня. Ее глаза, прежде такие нежные и мечтательные, горели как два раскаленных угля; а страстный взгляд ее смущал и очаровывал. Маленький ротик ее, с наивной улыбкой, принял суровую и высокомерную складку. В богатой бархатной амазонке с черным беретом на золотистых волосах, она представляла собой такую гордую и неприступную даму, что становилось вполне понятным, что никто из бедных ремесленников и ее прежних соседей и друзей не мог признать в ней нежную, робкую и чистую Лори Лебелинг. Охваченная внезапной слабостью Леонора бессильно опустилась в кресло и с болезненной горечью продолжала смотреть на свое изображение. Да, она изменилась! Но разве это не вполне естественно? Ведь душа ее изменилась гораздо более наружности. Разве она не отреклась от Бога, от веры и от надежды на будущую жизнь? И все это она сделала ради недостойной жизни, загрязненной всеми пороками и полной кощунства, после которой ее ожидают осуждение и вечный огонь! Леонора закрыла лицо руками. Что-то тяжелое, горячее подступало к ее глазам, но благодетельные слезы не появлялись. Голос карлицы, спрашивающей, не желает ли она снять амазонку, оторвал молодую женщину от ее тяжелых дум. Леонора чувствовала страшное утомление. Она с удовольствием переменила тяжелый бархатный костюм на легкое, белое шелковое платье и приказала распустить длинные косы, давившие ей голову. Затем она вышла в соседнюю комнату, где был балкон.