Впервые в жизни - Джилл Шелвис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но она опять окинула его медленным взглядом. Грудь, живот, еще ниже…
Зрачки расширились, выдавая ее с головой.
Либо у нее была контузия, о которой он ничего не знает, либо его вид возбуждает ее.
— Иногда, — заметил он, — плохие идеи становятся хорошими.
— Так не бывает.
Мэтт терпеть не мог противоречить женщинам, особенно хорошеньким, сексуальным, которых видел в мечтах обнаженными. Втайне он жаждал лизать и целовать каждый дюйм их тела. Но с утверждением Эми был абсолютно не согласен.
Решительно.
Однако, вместо того чтобы возразить, Мэтт подтолкнул ее в палатку.
— Застегни клапан.
Услышав звук застегиваемой молнии, Мэтт с облегчением выдохнул и долго стоял между костром и палаткой.
— Идиот, — обозвал он себя наконец и, покачав головой, подошел ближе к огню. Лег, устроился поудобнее, насколько это было возможно без свитера и спальника, и уставился в небо. Обычно это быстро расслабляло, но сегодня ночью он долго не мог заснуть. Очень долго.
Мэтт решил, что во всем виновато его тело. Определенно некоторые его части не ладили друг с другом, но именно мозг напомнил о главном: он приехал сюда обрести мир и покой. Побыть в одиночестве.
Забыть ад, в который превратилась его жизнь в Чикаго.
А это был настоящий ад. Ему пришлось сдать напарника, берущего взятки, а потом терпеть осуждение коллег‑копов.
И его женитьба…
Шелли никогда не нравились опасности, связанные с его работой. Ему же не нравилось ее стремление всячески обезопасить себя. А когда все пошло не так и его ранили… что же, начался другой ад.
По его вине. Мэтт винил исключительно себя.
Безусловно, Шелли была с ним согласна, потому что на прощание заявила, что ему лучше жить одному, и Мэтт не стал возражать. Все это время он так считал…
В процессе мучительных размышлений он, должно быть, заснул. Потому что очнулся от вопля Эми.
Глава 4
День без шоколада — все равно что день без солнца.
Эми, задыхающаяся, с бешено бьющимся сердцем лежала на спине в полном мраке. Черт! Это точно последний раз, когда она прокрадется в лес, чтобы найти большое толстое дерево, за которым можно пописать без всякой опаски. Она так и сделала. И уже решила, что без помех попадет обратно в палатку. Было очень темно, и фонарик оказался совершенно бесполезным.
А потом она поскользнулась на чем‑то и стала падать.
Вниз.
Вниз.
При этом Эми потеряла фонарик и теперь не видела ничего, кроме смутных очертаний древесных крон над головой. По крайней мере она надеялась, что это были кроны. Поглощающая все тьма душила ее клаустрофобией. Кроме того, Эми ужасно боялась ползучих насекомых и змей, поэтому поспешно села и поморщилась от боли. Левое запястье горело и попа тоже. Класс! Она сломала таз! Прямо‑таки заголовок в «Фейсбуке»: «Эми Майклс ломает пятую точку при падении в горах».
* * *Хуже всего то, что она сама во всем виновата. Привыкла к жизни в городе и верила, что может справиться со всеми трудностями. Ошибка вышла!.. Следовало бы знать, что неприятности случаются всюду. Ей всегда приходилось худо с тех пор, как умерла бабушка. Тогда двенадцатилетняя Эми впервые перебралась к матери — и, Господи, как ненавидела каждую минуту жизни в ее доме! Да и свою мать тоже, поэтому выкидывала коленце за коленцем, подталкиваемая скорбью по бабушке и подростковой ревностью к мужу матери. Таким образом она требовала внимания, но внимания в виде беспорядочного секса, как способа манипулировать мальчишками. Потом игра обернулась против нее, и ей это не слишком понравилось. Слишком поздно она поняла, что губит себя, но уже до этого перестала ложиться под каждого. Черт, она практически отказалась от мужчин, какими бы классными и сексуальными они ни были!
Как давно она не чувствовала себя девственницей! По крайней мере эмоционально.
И теперь она умрет, и все закончится.
Сверху на нее упал луч света. Это не Бог, не Горная фея. Всего лишь окликающий ее Мэтт.
— Я здесь! — отозвалась она. «Там, где оказываются все дуры со сломанными задницами».
— Я иду. Не двигайся.
— Но…
— Я серьезно, Эми. Даже мизинцем не шевели!
— Ну… если так…
На это ответа она не получила. Похоже, невозмутимый лесничий решил немного оттаять.
Он добрался до нее быстро и ловко, как отметила Эми с некоторой горечью. И в отличие от нее явно обладал способностью видеть в темноте. И сейчас присел возле Эми на корточки: большая тень, державшая ее за плечи, хотя она предпочла бы встать.
— Лежать! — решительно приказал Мэтт.
— Лежать? — удивленно рассмеялась она. — Я что, собака?
— Где болит?
— Нигде.
Мэтт посветил на Эми фонариком и прищурился, увидев, что она держится за запястье.
— Держи!
Он сунул фонарь ей в здоровую руку и стал ощупывать больную.
Эми шумно выдохнула.
— Можешь двигать пальцами?
Она показала, насколько двигаются пальцы.
— Прекрасно. Значит, зов природы?
Эми не ответила, направляя фонарик в разные стороны, чтобы проверить, не прячутся ли где медведи и пумы. От увиденного у нее перехватило дыхание.
Они находились на краю луга.
— Сьерра‑Медоуз?
— Да, хотя сюда ведет и другая дорога. А что?
— Да так, ничего.
— Пытаешься обмануть обманщика? Ты этот луг искала?
— Да.
— Это место не слишком многим известно. Нужно знать, как до него добраться… если не свалишься туда сверху.
— Очень смешно!
Интересно, насколько трудно самой найти сюда дорогу?!
— Почему же именно Сьерра‑Медоуз?
— Я читала об Алмазной скале. Хотела увидеть своими глазами.
— Она в паре сотен ярдов, на другой стороне очень сырого луга. Но стоит посмотреть… при свете дня.
Мэтт отобрал у нее фонарик.
— Вряд ли запястье сломано, но сильно растянуто. Что еще болит?
— Ничего.
Он, очевидно, не поверил, потому что многозначительно закатил глаза и принялся поспешно и профессионально ощупывать ее руки и ноги.
— Эй!
Эми оттолкнула его.
— Я уже проходила ежегодный медосмотр!
Покончив с ее конечностями и ребрами, Мэтт поднял пальцы.
— Сколько?
— Один. Но средний был бы куда выразительнее.
— Ты в порядке, — улыбнулся он.
— Я все время это твержу.
— Пойдем.
Он поднялся и помог ей встать.
Боль пронзила копчик, но она постаралась не застонать и позволила Мэтту увести себя наверх.
— Я видел здесь почти все, достойное обозрения, — начал он. — Но в жизни не видел, чтобы кто‑то скатился с этого обрыва!
