Ступеньки, нагретые солнцем - Людмила Матвеева

Тимка даже обрадовался, когда листья на берёзах стали желтеть и малину в овраге всю съели. Подошла осень. Когда пришёл последний день, все стали обмениваться адресами и телефонами, Тимка набрал много адресов. Ему казалось, что он будет каждый день звонить и ездить в гости к ребятам из лагеря — хорошие были ребята. Тогда так казалось не только Тимке, а всем. И все говорили:

— Дай мне твой адрес. А я тебе свой адрес напишу.

Вдруг к Тимке подошла Надежда.

— Дай мне твой адрес, Тима. — И глаза такие кроткие, такие добрые.

И тут Тимку прорвало. Он вспомнил всё: и огурец, и тапки, и глупые шутки, и злые насмешки. Он побагровел и сказал громко и отчётливо:

— Знаешь что? Застрелись.

Она не обиделась. Улыбнулась и ответила нараспев:

— Хорошо, Тима. Обязательно.

Потом все сели в автобусы и уехали из лагеря. Больше Тимка её не видел. Иногда вспоминался лагерь, линейка, берёзы над оврагом, малина и речка с белыми лилиями на том берегу. И вожатая Вера, которая говорила:

— Не бегайте, ребята. Я вас считаю, а вы меня сбиваете.

Никто не слушал, все бегали. Как же не бегать.

А иногда Тимка почему-то вспоминал Надежду. Не очень часто, но всё-таки вспоминал. Как она висела вниз головой. Как сушила за душевой выстиранный сарафан, и сарафан раздувался на ветру, а она сидела на бревне и читала толстую книгу. В общем, Тимке всегда хотелось быть с людьми в мирных отношениях. И с ней тоже. Он тогда подошёл и спросил:

— Какую книгу читаешь?

Она подняла голову, посмотрела на него твёрдым взглядом и сказала:

— Про любовь. Тебе неинтересно.

Вот и это почему-то вспоминалось. Она умела его задеть. Тимка все реже вспоминал Надежду и совсем бы забыл. Но вот какой человек Надежда — встретилась на улице именно тогда, когда Тимка меньше всего хотел её видеть.

И Катя ушла, её не догнать. А он идёт с Надеждой, она не дразнит его, мирно, по-человечески рассказывает, как много задают уроков, и ещё музыка, и художественная гимнастика. И как жаль, что Тимка не ездил в зимний лагерь, было много тех же самых ребят, что летом. И его некоторые вспоминали и даже скучали.

— Кто? — спросил он.

— Что кто?

— Кто вспоминал?

— Сам не догадываешься? Какой ты, Тимка, недогадливый. Ну хорошо, я тебе помогу. Не то вожатая Вера, не то сторож дядя Филя.

Тимка и Надежда идут рядом. А по другой стороне, всё ускоряя шаг, уходит Катя. Тимка знает: уходит навсегда.

— Ты почему-то в лагере ненавидел меня, — говорит Надежда.

Тимка, как всегда, не может понять, серьёзно она говорит или насмехается.

— Кто? — спрашивает он.

— Дядя Филя, сторож. Кто же ещё! — очень серьёзно отмечает она. — Пока, Тима. Ещё увидимся.

Вика, Борис Золотцев и Галина Ивановна

Новая учительница Галина Ивановна вышла из школы вместе с Викой Масловой. Галина Ивановна совсем недавно в школе, но, как ей кажется, она успела многое понять. Света Агеева — хорошая девочка, отличница, очень дисциплинированная. Серёжа — очень начитанный, вдумчивый мальчик. Золотцев непослушный, несобранный, трудный ученик. Тима — тихий, интеллигентный, но на уроках не очень внимателен. Вика Маслова — простодушная, добросовестная, смирная. Дети есть дети. Никаких особых сложностей. Вот рядом идёт Вика Маслова. Ясное лицо, аккуратное пальтишко, чистенький портфельчик. Всё ясно.

Вдруг откуда-то сверху раздаётся голос:

— Маслёнок! Смотри, где я!

Учительница оглядывается и видит: на крыше гаража сидит, ну конечно, Золотцев.

— Маслёнок! Смотри сюда, кому говорю!

И маленькая тихонькая Вика отвечает чеканным голосом:

— Я на Маслёнка не отзываюсь. Понял? У меня имя есть.

Галина Ивановна подумала: «Вот так тихая. Как она его!» А вслух сказала:

— Молодец, Вика. Я тоже не люблю, когда людям дают клички и прозвища. У всех есть имена… А ты, Золотцев, слезь с крыши. Ты всё-таки школьник, а не кошка, чтобы лазить по крышам.

Она сказала это потому, что не могла же никак не реагировать на поведение Золотцева. А в глубине души знала, что он её не послушает. И чтобы не позориться перед Масловой, ускорила шаг. Пусть Вика не видит, как Золотцев её не слушается.

Вика тоже пошла быстрее. Вот она подняла своё бледное веснушчатое личико к учительнице:

— Ваша фамилия Мартынова? Значит, вас в детстве дразнили «Мартын»? Или «Мартышка»?

Что это? Простодушие? Или скрытая насмешка? Галине Ивановне сразу не разобраться. И, приняв неприступный вид, она говорит:

— Нет, Маслова. Меня никогда не дразнили.

Как могла эта Вика догадаться, что всю школьную жизнь, до самого десятого класса, Галина Ивановна страдала от прозвища «Мартышка».

— У нас вообще не были приняты прозвища, Маслова. Культурные люди этого себе не позволяют. Даже в младших классах. Хочешь, я поговорю с Золотцевым?

— Бесполезно, — машет рукой Вика. — Галина Ивановна, а вы, когда были ученицей, умели драться?

Галина Ивановна растерялась. В памяти сразу встаёт сцена. По школьному коридору несётся её одноклассник. Вася Голованов. А она, набирая на ходу скорость, мчится за ним. И, добежав почти до конца коридора, он попался. Она догнала его и крепко стукнула кулаком между лопатками, по спине. Сладость мести до сих пор помнится. А вот за что она отплатила Васе, забылось.

— Никогда в жизни, — твёрдо говорит Галина Ивановна. — Неужели я похожа на человека, который когда-нибудь мог это себе позволить. Вика!

Вика вздыхает.

— Я, Галина Ивановна, драться совершенно не умею. Я знаете что? Я царапаюсь. Но это, конечно, редко. Когда сами полезут. Они меня за это ещё и Кошкой зовут. Но я за это их ещё больше царапаю… А вы когда-нибудь списывали?

— Конечно, нет. Каждый должен учиться самостоятельно. Ученик, который списывает или пользуется чужой подсказкой, он же сам себя обманывает… Какие странные вопросы ты задаёшь, Вика.

— Моя мама тоже говорит, что я задаю очень трудные вопросы. У меня такая привычка, Галина Ивановна. Я потому что многого не понимаю. Вот смотрите: не дашь списать — человек обижается. Значит, не дать списать — не по-товарищески. Так? А списывать не по-пионерски и вообще нехорошо. Так? Противоречие получается. Так?

— Жизнь вообще сложна, — говорит Галина Ивановна.

Не так-то просто складывается разговор с Викой Масловой. И главное, неизвестно, что ещё придёт ей в голову, этой непосредственной девочке.

— Галина Ивановна, а вы когда учились в школе, вам какие мальчишки больше нравились? Тихие, как Тимка? Или не тихие?

— Знаешь, я не уверена, что тихие люди — на самом деле тихие. Вот ты, например, тихая?

— Конечно, тихая. — И лицо у неё совсем детское, наивное. — Вон Золотцев идёт. Сейчас какой-нибудь номер обязательно выкинет.

— Маслёнок! — позвал Золотцев. — Здрасте, Галина Ивановна, ещё раз… Слушай, Маслёнок! Я серьёзно.

— Я тебе не Маслёнок. Сколько раз говорить? Будешь по имени называть, буду с тобой разговаривать. А не будешь — не буду.

Вика всё-таки остановилась. Галина Ивановна быстро прошла вперёд. Она услышала, как за спиной отчаянно крикнул Золотцев:

— Слушай меня, Вика!

До чего она его довела. «Слушай меня, Вика!» У этой Вики Масловой характер — дай боже.

— Ну что тебе, Золотцев? — почти величественно отозвалась Вика Маслова.

— Вика! Чечевика! Фасоля! — в восторге завопил Золотцев.

Галина Ивановна быстро уходила по улице.

Сдачи не надо

Тимка вошёл в кино за целый час до начала сеанса. Он любит приходить в кино заранее, чтобы не сразу ворваться в зал, и сразу уже темно, и уже журнал. Нет, Тимке нравится сначала послоняться по пустому фойе, потом посмотреть фотографии артистов. А потом пойти в буфет, когда там совсем ещё мало народу.

Буфет в кинотеатре — это совсем особенное место. Там и вафли вкуснее, чем везде. И конфеты особенные, и лимонад необыкновенный. Такого лимонада нигде больше нет.

Тимка нащупал в кармане мелочь, и сразу ему показалось, что он хочет пить, просто умирает от жажды. Почему-то так бывает с ним всегда: увидел лимонад и сразу захотел пить.

На целую бутылку лимонада денег не хватало, а стакан купить было можно.

Тимка подошёл к буфетной стойке.

Очереди нет, всего один человек стоит у буфета — мальчик с Тимку ростом, только пошире и поплотнее. Мальчик дал буфетчице пять рублей, сказал непринуждённо:

— Два миндальных, бутылку воды. Сдачи не надо.

Тимка удивлённо уставился на мальчика. Как это — сдачи не надо.

Буфетчица нисколько не удивилась. Кивнула, положила деньги в карман белого передника.

— Мне стакан лимонада, — проговорил Тимка, почему-то стесняясь. Хотя чего стесняться? Что ж тут такого? У кого много денег, у кого меньше. Тимкин отец всегда говорит, что это различие вполне нормальное. А страдает не тот, у кого меньше, а тот, кто завидует другим. Тимка не завидовал, он только очень удивился, потому что ни разу не видел ничего подобного. «Сдачи не надо» — в этом было что-то неприятное и непонятное.