Кочевники неба - Вадим Павлович Калашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничего не выйдет, потому что рядом с ним буду стоять я! – сурово сказал Варэк. – И я скорее сам умру, чем дам его в обиду!
– Ты не всегда будешь с ним рядом, глупый! – захохотала Рами. – Твой Миртару на год позже! Нет, умрёт он, а тебе предстоит жить, зная, что не смог его защитить! Ха-ха-ха!
Этот хохот долго стоял в ушах обоих мальчиков. Особенно переживал подросток, носивший в груди сердце поэта. И не из-за угроз отчаявшейся женщины, а из-за их причины.
Рами была права: да, Лилле больше, чем Варэк, уважал закон крушта, но – парадокс! – в отличие от него, уверенного, что они поступают правильно, имел на этот счёт большие сомнения.
Всё дальнейшее, от постройки плота до сплава по широкому ручью, прошло для него как в тумане. Лишь снова почувствовав под ногами вместо земли хитиновый панцирь, он пришёл в себя.
Глава 5
Я тоже так люблю
Любое озеро блестит при ярком солнце или полной луне. Но Блестящим зовут не каждое. То озеро, которое облюбовал для водопоя и кормёжки Король Небес, блестело при любой погоде и в любое время ночи или дня.
Кормёжка. Только зимний сон, каменистая поверхность или спешка могут заставить крушта отказаться от неё. Крушт постоянно ест, потому что никогда не прекращает двигаться. Ночью порой он кажется застывшим в воздухе, но стоит присмотреться к подвижным пластинам, которые называются «сопла», можно увидеть, как они, пусть редко, но открываются, и струя, которая вырывается из них, уже не такая горячая, чтобы испечь на ней пищу, но всё-таки теплее ночной прохлады. Значит, крушт продолжает лететь, пусть очень медленно, но лететь. А свесив голову за Ободок, увидишь, что усики ищут насекомых и высасывают из земли червей даже более интенсивно, чем днём. А значит, крушт не спит на ходу. Впрочем, умный человек об этом бы догадался и так – ведь если бы крушт заснул, то упал бы, ведь спящие тела остывают, а с ними и воздух, которым заполнены пустоты в верхней части панциря. Именно он позволяет крушту вечно парить, а сопла лишь двигают эту массу вперёд, вбок или вверх, в зависимости от ситуации и желаний крушта.
С больших озёр или морских побережий крушт не уходит раньше, чем через неделю. Больше воды, причём солёной или нет – неважно, крушту интересны те, кто в ней живёт, но не рыбы, не раки и не крабы. Мудрейший заверял, что каждая пинта воды кишит духами, невидимыми для людей, но могущих служить пищей крушту, а также многим обитателям глубин. Это очень злые духи, поэтому любую воду надо или кипятить или дать ей отстояться, иначе станешь их жертвой. Но крушту они нипочём.
– Сама природа даёт нам через крушта уроки жизни, – любил рассуждать Мудрейший. – Чтобы стать большим и сильным, необязательно отращивать хищные клыки. А второй урок особенно актуален для вас, дети. Молодёжь тщеславна и кичлива, но истинное величие состоит из малых дел. Можно гоняться за громкими подвигами, а можно строить свою добрую славу, как строит своё большое тело крушт, из незаметного, на первый взгляд, как пища крушта, ежедневного послушания. Кто мечтает о громкой славе, вряд ли вернётся из своего Миртару. Истинный путь небесного кочевника – это просто жить, заботясь о своих близких. Лишь повзрослев, кто-то из вас поймёт, что в простой жизни обыкновенного общинника, без крикливых подвигов, но и без постыдных поступков, намного больше смысла.
– Лучше уж на всю жизнь остаться ребёнком, чем обрести такую мудрость! – ворчал себе под нос каждый раз Варэк после подобных нравоучений.
И, стоило Мудрейшему отвернуться, злобно пинал панцирь опостылевшего крушта.
Только когда Король Небес пролетал над большим водоёмом, Варэк забывал, что ненавидит его.
Уже пятый час он, вместе со всеми членами общины старше двенадцати лет, стоял на сетях. Работа была тяжёлой (дары озера так и норовили выскользнуть из рук), неприятной (рыбный дух стоял такой, что самого большого рыбоеда начало бы подташнивать), и монотонной (забросил сеть, вытащил сеть, а дальше – оглушай рыбину, да бросай раздельщику). И только такого эстета, как Лилле, могла радовать в такие моменты красота Блестящего Озера – духи этой воды презрели обычай быть невидимками, они заставили ярко гореть всю поверхность озера и чешую каждой рыбы.
И только мысль о том, что последует дальше, помогала пережить все тяготы. Крестьянин в засуху так не ждёт дождя, как Варэк – часа, когда крушт начнёт покачиваться, давая тем сигнал к прекращению рыбной ловли.
Пока одни общинники убирали сети и последнюю разделанную рыбу, другие проверяли, надёжно ли задраены двери Квартириуса, где недовольная малышня тщетно требовала принять участие в намечающемся веселье.
И вот он – долгожданный момент. Крушт раскачивается всё сильней и сильней, а потом происходит то, что способно примирить на один вечер даже такого парня, как Варэк Непоседа, с дорогой небесного кочевника.
Сколько ни готовься к нырку, всё равно в рот да попадёт немного воды. Сколько ни настраивайся, всё равно погружение застанет врасплох. Сколько ни вспоминай предыдущие купания с круштом, как тебе было тогда хорошо, холодные брызги заставят вжаться в панцирь, вцепиться в ремни и пожелать, чтобы ничего не происходило. А потом, греясь с другом возле сопл, лениво считая звёзды и болтая ни о чём, лишь смеёшься внутри над этим сиюминутным желанием. И не знаешь, что было лучше: оглушающий всплеск или подводная тишь; ужас и восторг, слившиеся воедино в первую секунду смены стихий, или блаженство, растекающееся по мышцам в последующие, когда тело теряет вес, а кожа словно перестаёт существовать.
А может, вся соль во внезапно подступающем страхе, что сейчас воздух в лёгких закончится, и облегчении, когда крушт успевает вынырнуть? Не в погружении в чужую стихию, а в радости освобождения из неё? Не окунуться в воду с головой, а, вцепившись до боли в ремни, с радостным визгом подставлять тело её потокам, стекающим с хитинового панциря – не это ли истинное блаженство?
Варэк не знал ответа,
