Махатма Ганди - Кристина Жордис

«Но я остался непоколебим, — обычный вывод. — Я постоянно говорил ему “нет”. Чем больше он спорил, тем крепче становилось мое упорство». Он молился Богу, в которого не верил, и умирал от голода. Английская пища казалась ему безвкусной. Напрасно он искал вегетарианские рестораны, ежедневно проделывая по 15–20 километров по улицам Лондона от одной харчевни до другой — английская кухня не улучшалась. Вареную капусту или твердокаменный зеленый горошек было не сравнить с пряной индийской кухней. Оставался хлеб, который он пихал в себя, никогда им не насыщаясь. Но было удовлетворение от соблюдения обета, хотя и тягостного, трудно исполнимого, влекущего тысячи осложнений в повседневной жизни. Для него этот обет (принесенный, по рассказу, на коленях у матери) был высочайшей истиной, жизненным путем, а следовательно, сутью самого себя. Попав в чужеродную среду, его внутренние принципы становились еще более ценными и хрупкими, наряду с преданностью далекой и горячо любимой матери, по которой он очень скучал. Обет связывал его с родной страной, с родной религией. «Я беспрестанно думал о доме, о родине. Меня не покидало нежное воспоминание о матери… Все мне было чуждо — люди, манеры, сами дома»[42].

Этот героический обет превратился в линию поведения. Он стал все больше заботиться об истине, ставил над собой разные диетические опыты: ел только хлеб и фрукты, не употреблял в пищу картофель, сыр, молоко и яйца… Диета варьировала в зависимости от смысла, которым наделялось слово «вегетарианский». Проблема возникала от неопределенности, от возможности разного истолкования с риском «солгать и изменить». Нужно было с этим покончить. И вывод: он не имеет права отклоняться от аскетичного образа жизни своей матери. «Но я был убежден, что поведение моей матери и есть то определение, которого я должен придерживаться. Поэтому, чтобы соблюсти обет, я отказался и от яиц». Как всегда, в результате опытов был установлен общий закон, ставший непререкаемым: «Существует золотое правило: придерживаться честного объяснения обета, данного человеком, который принял его на себя». А в случае сомнения следует «принимать сторону самого слабого». Благородно. Он поступал так всегда.

Сомнений больше нет, пришла полная уверенность, наступил внутренний покой: «Смысл, который вкладывала в слово “мясо” моя мать, был, согласно золотому правилу, единственно верным для меня…» Сложности с питанием увеличились, но «строгое соблюдение моего обета приносило мне гораздо более здоровые, утонченные и длительные внутренние наслаждения».

Эти «внутренние наслаждения» были сложными и в самом деле «утонченными», поскольку происходили от нравственного торжества, и им ничто не угрожало. В сопоставлении с ними, простое удовлетворение чувственной потребности, в данном случае вкуса, явно выглядело поверхностным, заурядным. Ганди нашел радость в лишениях и аскетизме, а не в утолении своих желаний — это становится понятно уже из рассказа о его отроческих годах.

Меры экономии, когда Мохандас, достойный отпрыск предков-торговцев, решил безжалостно сократить свои и так небольшие расходы наполовину, говорят о многом. «Я записывал свои расходы до последней копейки и тщательно их рассчитывал. Любая мелочь, траты на омнибус или почтовую парку, пара монеток на покупку газет, заносилась в расход, и каждый вечер, перед тем как лечь спать, я подводил итог. С тех пор эта привычка меня не покидала»[43]. Впоследствии Ганди пришлось ворочать государственными средствами и огромными суммами: он говорит, что применял их с теми же правилами строгой экономии. И вместо результатов по приводившим в трепет огромным расходам мог свести положительный баланс.

Итак, сокращение его бюджета прошло в три этапа: первые два касались транспорта и жилья (двухкомнатная квартира неподалеку от места работы, вместо того чтобы жить в семье, где он был обязан из вежливости порой угощать того или другого). «Я сэкономил на расходах на транспорт и каждый день ходил пешком 12–15 километров». Благодаря этому ему удалось, как он уверяет, не заболеть в течение всех трех лет пребывания в Англии, а заодно и укрепить свое тело. Если подойти к принципу экономии грамотно, то он будет хорош со всех сторон. Простая жизнь, дисциплина, самообладание, сокращение потребностей, экономия, здоровье… Сведение различных соображений в общее целое, которое содержало в зародыше множество элементов доктрины Ганди, а главное, раскрывало его манеру продвигаться вперед, постоянно ставя опыты над самим собой.

Настал третий этап. Он попытался еще больше упростить свою жизнь: так она будет соответствовать жизни его семьи, которая была весьма скромной (позже он захочет жить, питаться, спать, как бедняки, уничтожив разрыв между собой и ними). «Я отказался от своей квартиры, поселился в одной комнате, приобрел плиту и сам принялся готовить себе завтрак». Утром — овсяные хлопья и какао, на ужин — то же самое и немного хлеба. Вернувшись на родину, он посадит на эту диету всю семью. И он напряженно трудился. Успешная сдача экзаменов стала логическим результатом всей внутренней работы над собой. Чтобы читатель не пришел в ужас от такой дисциплинированности и самоотречения, а захотел всему этому подражать, под конец идут уверения в радости: «В моей жизни явно появилось больше истинности, и душа моя наполнилась от этого безграничной радостью».

Ганди шел по пути к самому себе. Добавим, что, как он говорил, бог или случай пришел ему на помощь в виде вегетарианского ресторана на Фаррингдон-стрит. Вдобавок к этому чудесному открытию, он вскоре узнал о существовании вегетарианского общества и стал его членом (по его словам, именно там он получил первые уроки политической организации), а также прочел книгу Генри Солта о вегетарианстве — «Семьдесят лет среди дикарей», которая произвела на него сильное впечатление. Он попал в «новую эпоху», по словам Мартина Грина, разом открыл для себя и чтение, и общественную жизнь (вегетарианство находилось тогда в центре революционной идеологической системы), нашел способ удерживать дистанцию с английскими ритуалами власти и случай обмениваться мыслями с дружественными умами.

Отныне его выбор был сделан свободно, запрет больше не был навязан ему страхом греха и чувством вины: он выбрал вегетарианство, как взрослый, и решил посвятить себя служению этому делу.

Контроль над вкусовыми ощущениями стал первым шагом к самообладанию. Вегетарианство, как и опыты с режимами питания, вписывалось в его духовное развитие. Его обет превратился в миссию.

Одна глава автобиографии озаглавлена «Я становлюсь английским джентльменом», но для Ганди это была игра. Чтобы компенсировать свое вегетарианство и понравиться другу-искусителю, Мохандас пошел на эксперимент и сделал кое-какие уступки в плане одежды. Именно в этот период экстравагантности (но контролируемой) в Лондоне его повстречал соотечественник: «На нем был шелковый цилиндр, жесткий накрахмаленный воротничок, а поверх шелковой сорочки в полоску — ослепительный галстук всех цветов радуги. Костюм-тройка: пиджак, жилет, темные брюки в тонкую полоску, кожаные лаковые туфли с гетрами. Вдобавок ко всему этому — пара кожаных перчаток и трость с серебряным набалдашником»[44].