Полярник - Александр Бруссуев

На улице все также расцветало лето, люди спешили по своим надобностям, воробьи, как мыши, копошились под кустами, бандитского вида коты, сторожко озираясь, нервно пробирались вдоль стенок по важным кошачьим делам, собаки, свернувшись клубками, собирали на себя пыль, валяясь в самых неожиданных местах. Внимания на нас никто не обращал. Дембельская эйфория очень легко угасала, оставляя после себя легонькую нервозность, почти истерику:

«А как же мы? Нас не было почти два года, мы же заслужили хоть толику уважения! Продайте нам билеты домой!»

Но городу, точнее, людям было пофиг. Тем не менее, домой в тот вечер мы все-таки уехали, вломившись к воинским кассам. Каким образом нам выдали два квиточка, позволявших впихнуться в общий вагон, я не знаю. Может быть, бронь всплыла во время нашего появления перед уставшей кассиршей? Уже забросив немудреную поклажу на третьи полки, пихая друг друга в бока, мы с Лехой заметили, как по проходу в тщетной надежде обнаружить свободное место, продвигался в погонах старшины наш третий земляк, служивший с нами в одной дивизии. Нас, олонецких, было всего трое во всей гвардейской дивизии, в один и тот же день судьба решила вернуть нас домой. Кирилл тоже не сумел купить билета, поэтому прокрался в вагон, изображая зайца, в погонах старшины. Грозные контролеры, внимательно изучив наши проездные документы, лишь скользнули взглядом по молодцеватому военному, притулившемуся у окошка.

— Во, — говорю Лехе, — если бы и мне на присягу дали «парадку», то я тоже бы ездил в транспорте бесплатно.

— А у меня же была вполне приличная форма! — вздохнул мой друг.

— Ну и чего же ты в нее не вырядился? — спросил я.

— Да ты поехал в гражданке, вот и я решил, — ответил Леха, потом дал мне подзатыльник и добавил, — ну, а вообще-то так достала эта военная форма, что, сколько же надо было на отъезде выпить, чтобы вновь в нее вырядиться!

Это был первый в моей жизни дембель, обучающий, так сказать. Дома меня кроме моих родителей никто не ждал. Друзья и приятели не особо бы переживали, задержись я еще на месяц — другой. А так хотелось, чтобы встречные — поперечные улыбались мне при встрече, жали руку и радовались тому, что я наконец-то вернулся! Как первым космонавтам в свое время! В те майские дни я впервые всем своим нутром ощутил, что свобода — это осознанная необходимость, и познается она лишь тогда, когда ее у тебя отнимают. Постоять несколько мгновений на вокзале ранним утром, вдохнуть звонкий майский воздух, посмотреть в спину заспанным пассажирам, которые тоже только что слезли с поезда, восхититься пейзажем, щедро залитым лучами восходящего солнца — это миг счастья! Жаль, что только всего лишь миг.

Сделать первый шаг — значит нарушить идиллию. Отвлекаться на сползающую с плеча сумку, волноваться о предстоящей встрече с родителями, предвкушать дружескую вечеринку с друзьями, ощутить неясную тревогу от еще не сформулированного вопроса: а дальше что?

А дальше была жизнь. Временами — радостная, иногда — горестная, и всегда — непредсказуемая.

Волею судьбы пришлось мне стать моряком. За пятнадцать лет морской карьеры не один десяток раз ощутил на себе всю неповторимость дембеля, а, значит, и того счастья, когда все волнения и тоска от разлуки с семьей остаются уже позади. Стоит только открыть зажмуренные глаза, подхватить вещи и сделать первый шаг по направлению к дому…

2

Честно говоря, даже не особо помню, как вошел домой после армии. Зато некоторые свои возвращения из дальних и долгих странствий, вымученные и выстраданные, настолько свежи в памяти, что вряд ли когда-нибудь будут блеклыми и заурядно скучными.

Я долго и неохотно расставался со своим детством. Мне мучительно жалко было перерасти свое отношение к жизни, как к чуду, волшебству, где справедливость и добро — было законом. И каждый свой облом я воспринимал, как ступеньку, уводящую меня вдаль от мира своей мечты. Но жизнь — это борьба, как бы лениво ни было предпринимать какие-то действия, они неизбежны.

Я честно оттрубил подписанный шестимесячный контракт на только что построенном контейнеровозе и предвкушал, что со дня на день отправлюсь домой. Но судьба распорядилась несколько иначе. Эти последние недели моего пребывания на «Линге» сохранились в моей памяти с некоторой долей скептицизма: а со мной ли все это произошло?

Мой путь к дембелю начался с того дня, когда я, мрачно растолкав многочисленную китайскую судостроительную шоблу, поздним августовским вечером подошел к трапу собирающегося в свой первый рейс судна, принадлежность к которому характеризовала строка из контракта: «второй механик теплохода». Я перекрестился под любопытными взглядами копошащейся во всех доступных для обзора местах узкоглазой братии, взвалил на плечо чемодан и поднялся на борт. Через чертову уйму времени я должен спуститься этим же путем обратно, чтобы начать свой благословенный путь домой. Боже мой, но как же до этого было дожить!

Китайцы, в виду своей многочисленности, готовы браться за любое дело. Они и одежду шьют, и компьютеры мастерят, и автомобили выпускают, и пароходы штампуют. Они вездесущи, а надпись на ярлыке «made in china» уже кажется просто неотъемлемой частью любого продающегося предмета. Разве я против такого положения вещей? Вообще-то — да, категорически против.

Тысячелетия существования этого народа в постоянной борьбе за свое место под солнцем не могло не наложить свой отпечаток на восприятия ими окружающей действительности. И мне кажется, что этот след на китайском обществе диктует манеру их поведения. Они не видят завтрашнего дня. Они живут настоящим, поэтому они счастливы, они не испытывают угрызений совести от содеянного. Им живется легко и просто. Поэтому они стали чемпионами в производстве моделей. Любая их вещь — это телефонная будка, созданная стариком Хоттабычем. А мне довелось в этой «будке» носиться по морям — океанам, посреди непрекращающихся тайфунов, пытаясь заставить дожить внешне симпатичный агрегат «Линге» до завтрашнего дня. В одном я уверился на сто процентов — если где-то в чем-то происходит отказ — то свою руку к этому обязательно приложил китаец, пусть даже и не являющийся гражданином «поднебесной».

Ломалось у нас все, даже то, что по определению не может ломаться. Обрывались трубы, отваливались кабеля, тяжелое и дизельное топливо сочилось сквозь стенки танков. Китайцы называли этот эффект чудом. Конечно, если бы по стенкам стекал мир, а не вонючие черные ручейки, я бы согласился. И самое интересное заключалось в том, что наше новое судно было на полной заводской гарантии. Однако заставить что-то сделать спецов из поднебесной не так-то уж было и просто.