Пленники - Гарегин Севиевич Севунц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— М-м-м! — даже зажмурился Оник. — Это и сейчас не повредило бы. Так сказать, для дезинфекции желудка. Как у тебя — прошли боли-то?
— Кажись, прошли, — ответил Великанов, отрешаясь от соблазнительных воспоминаний.
Разговор на этом оборвался.
— Надо посмотреть, что с этим парнем.
Оник посидел на корточках над больным, послушал.
— Спит, — вернулся он. — В его положении это самое лучшее. Да и в нашем тоже. Давайте-ка спать — вон, уже рассветает…
Но напрасно пытались они уснуть. Тяжелые и мрачные думы пришли на смену воспоминаниям, отгоняя сон от глаз.
3
Вскоре Оник поднялся. Опустив руки на колени, он сидел молча, погруженный в свои мысли.
— О чем загрустил, друг? — спросил Гарник, приподнимая голову.
— Ничего понять не могу!.. В самом деле: если они задумали умертвить нас, так уж кончали бы сразу. Патронов жалеют, что ли? Часовые тут от нечего делать стреляют по собственной тени. Пусть уж потратились бы на нас и прекратили эту комедию. Почему не дают хлеба? Голодом решили уморить? На одной воде ведь долго не протянешь. Ноги слабеют — встать нет сил. Вот и Иван заболел…
— Что? — спросил Великанов, услышав свое имя.
— Ничего, ничего… лежи! Мы тут с Гарником разговариваем. Он спрашивает, как я себя чувствую, а я ему отвечаю… Чорт бы их взял, — принесут они нам хлеб сегодня?
— Хлеб? — повторил Великанов, с трудом подымая веки.
— Я пойду к воротам, узнаю, что там такое творится, — сказал Гарник, вглядываясь в утреннюю мглу. — Оттуда доносились голоса.
— С больной ногой? — возразил Оник.
— Ноге уже легче сегодня.
— Да? Вот видишь! Говорил я тебе, что «бычий язык» поможет? Листья его вычистили рану. Теперь она начнет затягиваться и все пройдет. А все-таки сиди спокойно, я сам схожу. Э, да это новых привели!..
По дороге к лагерю вереницей тянулись пленные.
— Идем, может, знакомые попадутся? — поднялся Гарник.
Все втроем они отправились к воротам — Оник впереди, Великанов и прихрамывающий Гарник следом за ним. Вдруг Оник отошел и склонился над лежавшим в стороне пленным, у которого ночью заподозрили тиф.
— Мертв… — сказал он помрачнев.
Подошли и другие пленные.
— Знает его кто-нибудь? — спросил Великанов.
Никто не ответил. Этот красивый парень, с чуть вздернутым носом и светлыми волосами, был никому неизвестен.
— В карманах надо поискать, — может, какие документы остались, — проговорил кто-то.
Оник обыскал мертвеца и нашел только две карточки. На одной весело улыбалась широколицая, с удивленно вскинутыми бровями девушка. Пышная коса ее была перекинута через плечо и лежала поверх летней блузочки с кружевным воротником.
— Хороша дивчина! — говорили в толпе, разглядывая снимок. — Точно живая!..
Оник перевернул карточку. На обороте была надпись: «Моему любимому Вите на вечную память. Помни: буду ждать, ждать, ждать. Никогда не перестану ждать! Твоя Оля».
На другой фотографии была снята женщина лет сорока, моложавая еще, с аккуратно зачесанными волосами и большими ясными глазами. Около нее стояли, прижавшись, две девочки, очень на нее похожие. Надпись на обороте: «Нашему дорогому Вите, которым гордимся и по которому тоскуем. Мама, Вера, Майя».
Фотографии переходили из рук в руки и, сделав круг, вернулись к Онику. Где живут эти простые, милые люди, ждущие своего Витю?..
Оник оглядел стоявших кругом пленных.
— Пусть, ребята, эти фотографии останутся у меня. Как знать, быть может…
Он не закончил фразу, губы у него задрожали. Все молчали.
— Надо сказать, — пускай его заберут, — пошел один из пленных к подводе, забиравшей умерших за ночь лагерников.
Подъехала подвода с трупами, на нее уложили тело Вити, телега поползла дальше.
Оник шагал за подводой, держа в руках фотографии, повернутые лицами к мертвецу: пусть родные проводят его в последний путь…
Иван и Гарник безмолвно провожали глазами эту необычную похоронную процессию. По щекам Великанова катились слезы.
Так все втроем, не отставая от подводы, подошли они к воротам лагеря. Телега, нагруженная трупами, выехала из ворот.
Навстречу ей в лагерь вступала новая партия пленных.
Знакомых среди них не оказалось. Вновь прибывшие пугливо озирались по сторонам, бросались с расспросами к первым встречным.
Один из новичков подошел к Онику:
— Товарищ, помоги сменить повязку. Рана горит, мочи нет. Не знаю, как и добрел…
— Отойдем в сторонку, — сказал Оник, дружелюбно подхватив его под руку.
Морщась от боли, новичок расстегнул ремень, и из-под гимнастерки к его ногам высыпалось несколько сухарей.
Забыв о ране, он тут же нагнулся и подобрал их; недоверчиво и даже враждебно посмотрел он на Великанова и Гарника, которые подошли к ним. Не зная, куда спрятать сухари, пленный зажал их между колен и только тут начал снимать гимнастерку. Затем так же стянул нижнюю, грязно-землистого цвета, рубаху.
— Плохо дело, приятель! — покачал головой Оник, оглядев рану на плече. — Рана-то зачервилась.
— За…за-чер-вилась? — в ужасе переспросил парень.
— Посмотри, Иван, — подозвал Оник Великанова.
Тот взглянул и тотчас отошел со страдальческим лицом.
— Что же делать? — прерывающимся голосом спросил парень, по очереди оглядывая стоявших.
Оник потер ладонью заросшую густой щетиной щеку.
— Да! — вспомнил он. — Вчера один парень говорил мне, что у него осталось таблеток десять стрептоцида. Ты накинь рубаху и подожди меня здесь. Разыщу этого парня — авось, даст хоть одну.
Оник ушел. Великанов и Гарник с новоприбывшим уселись на земле. Наладился разговор. Оказывается, новая партия пленных перенесла те же лишения, добираясь сюда, что и они.
Рассказав об этом, новичок спросил:
— Что за город мы проезжали? Никто из наших не знает.
— Говорят, Львов. Мы недалеко от Львова.
— Вот куда дошли!.. Я под Киевом в плен попал…
— Пехота? — поинтересовался Великанов.
— Сапер. Мы минировали поле, вдруг откуда ни возьмись, прорвались танки. Наш командир — Асоев его фамилия, он был осетин — приказал умереть, но назад не отступать ни шагу. У нас были одни гранаты. Да… Сержант Карпенко из станицы Дебальцево первым бросился на танк, привязав к поясу три гранаты… Семь танков подорвались на минах, одиннадцать мы вывели из строя. Но танки все шли и шли. И они прошли через наши окопы. Один полз прямо на меня. Я бросил в него две гранаты и тут же потерял сознание. Когда я очнулся, не мог даже пошевельнуться. Один из танков проутюжил наш
