Тузы за границей - Гейл Герстнер-Миллер

– А зря, – отозвался Уайльд.

Он был крупным мужчиной с тонкими чертами лица, которые, впрочем, уже слегка утратили свою привлекательность и обрюзгли. Его мокрый, хоть выжимай, костюм отчаянно нуждался в чистке, а количества вылитого им на себя одеколона вполне хватило, чтобы Кристалис от души порадовалась, что они едут в открытой машине. Во время разговора он томно обмахивался левой рукой, а правую не вынимал из кармана пиджака.

– Ведь джокеры – это негры мира. – Поджав губы, он бросил взгляд на шофера, который, как и девяносто пять процентов всего населения Гаити, был чернокожим. На этом острове подобное утверждение звучит забавно.

Джип с ревом сорвался с места и следом за всей колонной покатил от больницы прочь. Кристалис ухватилась за спинку водительского сиденья, воздух холодил ее лицо, скрытое в складках капюшона, но тело женщины взмокло от пота. Весь тот час, что кортеж петлял по узеньким извилистым улочкам Порт-о Пренса, она рисовала в своем воображении запотевший бокал с каким-нибудь охлажденным напитком, который она будет неторопливо потягивать, и освежающую ванну, которую она примет. Когда они наконец добрались до отеля «Ройял Гаитиан», женщина выскочила из джипа едва ли не раньше, чем он остановился, мечтая о гостеприимной прохладе гостиничного вестибюля, и мгновенно очутилась в море молящих лиц и невнятных возгласов на гаитянском креольском. Кристалис не понимала их языка, но отчаяние в глазах, грязные лохмотья и истощенные тела говорили гораздо красноречивей слов.

Нищие напирали, и Кристалис оказалась прижата к боку джипа, поэтому острый приступ жалости, которую вызвал у нее их несчастный вид, заглушил страх перед этими жалобными просительными голосами и десятками тощих рук, протянутых к ней. Однако не успела она что-либо сказать или сделать, как водитель сунул руку под приборную панель, вытащил тонкую длинную палку, похожую на искривленную ручку от швабры, встал и принялся дубасить попрошаек, что-то быстро и резко крича по-креольски.

Кристалис услышала (и увидела), как первый же удар переломал тощую, похожую на прутик руку мальчишки-подростка. Второй разбил голову старику, а третий пришелся мимо цели: предполагаемая жертва успела увернуться.

Шофер снова занес палку для удара. Кристалис, всегда осторожная и сдержанная, вдруг разъярилась и, повернувшись к нему, закричала:

– Хватит! Прекратите!

От резкого движения капюшон слетел у нее с головы, и попрошайки увидели ее лицо. Вернее, те его части, которые были видимыми.

Кожа и плоть были прозрачными, как шедевр стеклодува, без единого пузырька и изъяна. За исключением мышц, примыкавших к костям черепа и челюстей, видны были только ее губы. Они казались темно-красными подушечками на поблескивающей глади черепа. Глаза, плавающие в глубине костяных глазниц, напоминали своим цветом небо в просветах между облаками.

Водитель уставился на нее, раскрыв рот. Попрошайки, которые уже перестали клянчить и испуганно вопили, разом умолкли, будто незримый спрут одновременно зажал всем рты своими щупальцами. Это безмолвие тянулось несколько секунд, потом один из нищих благоговейно-приглушенным голосом произнес:

– Мадам Бригитта.

Его слова разнеслись по толпе, точно заклинание, и даже те, кто сгрудился вокруг других автомобилей, едва не свернули шеи, чтобы поглазеть на нее. Она прижалась к двери джипа: всеобщее внимание, смесь страха, благоговения и удивления, испугало ее. Эта сцена продолжалась еще мгновение, потом шофер, грубо выкрикнув что-то, взмахнул палкой. Толпа мгновенно бросилась врассыпную – однако кое-какие попрошайки все же не удержались, чтобы напоследок не бросить на прозрачную женщину взгляд, исполненный благоговейного ужаса.

Кристалис обернулась к водителю. Это был высокий тощий негр в мешковатом дешевеньком костюме из синей саржи и рубахе с широким воротом. Он ответил ей угрюмым взглядом поверх солнцезащитных очков, а затем надвинул их так, чтобы не было видно выражения глаз.

– Вы говорите по-английски? – спросила она у него.

– Oui[4]. Немного.

Кристалис различила в его голосе пронзительную нотку страха. Интересно, чем это вызвано?

– Зачем вы их побили?

Он пожал плечами.

– Деревенские олухи собираться в Порт-о Пренс клянчить деньги у добрых людей, как вы. Я сказать им убираться.

– Говори громко и держи в руках большую дубину[5], – сардонически заметил Уайльд.

Кристалис презрительно покосилась на него.

– Благодарю за помощь.

Он зевнул.

– Я придерживаюсь правила никогда не ввязываться в уличные стычки. Это так вульгарно.

Кристалис фыркнула и снова повернулась к водителю.

– Кто такая мадам Бригитта?

Он пожал плечами в неподражаемой галльской манере, тем самым невольно проиллюстрировав культурную связь Гаити со страной, от которой она была политически независима вот уже без малого двести лет.

– Лоа, жена барона Самеди[6].

– Барона Самеди?

– Очень, очень могущественный лоа. Он – владыка и страж кладбища. Хранитель перекрестков.

– Что еще за «лоа»?

Нахмурившись, шофер снова пожал плечами.

– Лоа – это дух, часть бога, очень могущественная.

– И что, я похожа на эту мадам Бригитту?

Ответа не последовало, и женщина, несмотря на тропический зной, ощутила, как по спине у нее побежали мурашки. Она почувствовала себя раздетой, хотя на ней был просторный плащ. Нет, не физически. Вообще говоря, Кристалис привыкла расхаживать на публике полуголой – то был ее своеобразный вызов миру, так она заставляла всех увидеть то же самое, что видела всякий раз, глядясь в зеркало. Но сейчас ею овладело чувство душевной наготы, как будто все, кто глазел на нее, пытались угадать, кто она такая, раскрыть ее тщательно оберегаемые секреты. Ей отчаянно хотелось спрятаться от их жадных глаз, но она не могла позволить себе даже ускорить шаг.

В вестибюле было сумрачно и прохладно. Кристалис ухватилась за высокую спинку стула, у которого был такой вид, словно его сделали лет сто назад, а последний раз вытирали на нем пыль полвека спустя. Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и медленно выдохнула.

– Что случилось?

Она оглянулась через плечо и увидела Соколицу – та обеспокоенно смотрела на нее. Крылатая красавица ехала в лимузине в голове кортежа, но вряд ли от ее внимания ускользнула сцена, разыгравшаяся вокруг джипа Кристалис. Роскошные шелковистые крылья лишь добавляли ее смуглой и гибкой чувственной красоте легкий налет экзотики.

«А ведь ее, наверное, многие не любят», – отчего-то подумала Кристалис. Дикая карта принесла этой женщине популярность, скандальную славу и даже собственную передачу на телевидении. Но ее лицо выражало искреннее участие, непритворную обеспокоенность, а Кристалис сейчас так нуждалась в сочувствии… Но она не могла объяснить Соколице все то, что сама понимала лишь отчасти и смутно, поэтому лишь пожала плечами.