Агент тьмы (ЛП) - Риверс Алекс

Я взяла с полки две бутылки и пошла к кассе.

Молодая женщина за прилавком хмуро посмотрела на меня. Я знала, что она видела: растрёпанную и полубезумную с виду женщину, которая покупала дешёвое вино почти в четыре утра. Мне было всё равно. Если бы она слышала крики в моей голове и знала то, что известно мне, она бы вообще три бутылки купила.

Я приложила карту. Когда та пикнула, я схватила пластиковый пакет с кассы. Спеша обратно в хостел и вытаскивая ключ-карту от номера, я постаралась заблокировать голоса, которые волнами накатывали на мой череп.

Добравшись до своего номера, я откупорила первую бутылку и сделала большой глоток. Затем ещё один, стараясь заглотить как можно больше дешевого вина. К счастью для меня, я вовсе не была знатоком вина, так что «Французское Вино» за 2,99 фунта казалось вполне неплохим. Хотя становилось ясно, что оно меркло в сравнении с кларетом Лероя, да и неопределённая этикетка начинала меня беспокоить. Может, стоило раскошелиться на что-нибудь подороже, чтобы не чувствовать себя совсем алкашкой. Хотя я бы всё равно не почувствовала бы разницы, и дешёвое дерьмо делало свою работу.

Когда я осушила половину бутылки, голоса в моём сознании начали стихать. Тусклая комната в хостеле накренилась и повернулась, мой разум опустел и притупился. Я пошарила в сумке, вытащила ручку и нацарапала на этикетке вина слово «Шикарное».

Резкие крики стихли до тихого рёва, а в голове не осталось лишь приглушённое ощущение страдания. И тут я наконец-то уснула прямо в одежде.

***

— Могу я вам помочь? — молодая блондинка смотрела на меня из-за прилавка в спортивном магазине, и её глаза выдавали все мысли. Основной посыл сводился к «выглядишь ты дерьмово».

Я посмотрела на себя, заметила джинсы с расстёгнутой ширинкой, футболку с пятнами горчицы... «Когда, чёрт возьми, я ела горчицу? Пожалуйста, скажите мне, что я не нажралась сосисок из уличного киоска...»

Я попыталась незаметно застегнуть ширинку, уже осматривая витрину. Белая ткань наполовину прикрывала её, заслоняя зазубренную дыру в стекле. Нижняя половина Лондонского Камня всё ещё выглядывала из-под ткани, вибрируя странной силой, которая манила меня. Мне нужно снова прикоснуться к нему, услышать тот один крик.

Может, я просто скажу, что сущность моей матери задержалась в том камне, заточённая и одинокая. Когда я шагнула ближе к Камню, крики сделались оглушающими.

Выглядывая из-за угла небольшого стеклянного холодильника со спортивными напитками, продавщица прищурилась. Наверное, задавалась вопросом, не надо ли вызвать полицию. Подозревала ли она, что это я пробила стекло? Смесь крови и горчицы пятнала повязку на моём запястье.

Я посмотрела ей в глаза.

— Просто ищу бутылку воды, — я открыла холодильник и достала бутылку. — Вот.

Мои руки дрожали, когда я поставила её на прилавок. Крики всё ещё эхом отдавались в моём сознании, бушующие эмоции затмевали мои мысли.

Я выдавила из себя улыбку.

— Мне нравится поддерживать водный баланс, — это прозвучало нормально?

Нет. Это определённо не прозвучало нормально.

***

Поздно ночью я снова пробралась в магазин, дрожа и чувствуя подступавшую к горлу тошноту. Когда я ела в последний раз? Вот уйду из магазина и найду себе еду. Что угодно, только не уличные сосиски.

Лондонский камень маячил в витрине, маня меня ближе. Я не могла объяснить, почему пришла. Эта штука ужасала меня, переполняла мою голову теми кошмарными криками. И всё же я жаждала ощутить тот тёмный восторг, который охватывал моё тело, когда я прикасалась к нему — та сила была столь мощной, что заглушала мои мысли. Мне просто нужно, чтобы крики были достаточно громкими. Чистый ужас, а не воспоминания, которые преследовали мой разум. Прикасаясь к Камню всего на несколько секунд, я терялась в нахлынувших потоках криков. Это ощущалось как свобода — тёмный, дионисийский экстаз. Древние знали важность этого чувства, этой свободы от преследовавших нас мыслей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Более того, это связывало меня с моей матерью. Я слышала там её голос, завывавший поверх остальных. Я не могла сказать, что сильнее влекло меня к камню: потребность в этой разрядке или отчаянная жажда связи с мамой.

Я шатко подошла ближе, пока не встала перед стеклом, занавешенным тканью. Я протянула руку, убрала материю, посмотрела на грубую поверхность известняка и ощутила тягу в своём теле. Мои пальцы дрожали, когда я потянулась к зазубренной дыре.

Конечно, мне не стоило касаться камня, но я хотела вновь затеряться в тех криках. Словно услышав мои сомнения, сила камня хлынула в моё сознание рекой воплей. Буквально на секунду я слилась с Камнем, а через него и с другим присутствием: мужским духом. Над гладкой поверхностью поднялись образы: сильная рука, сжимающая меч, лезвие, разрубающее шею женщины у реки. Те же руки капают красный воск на сложенный пергамент и скрепляют его печаткой с изображением кипарисового дерева. Затем те же мощные ладони поднимают клинок и вонзают в нежную плоть пониже рёбер женщины; я почувствовала, как смертоносный восторг убийцы наполняет моё тело силой. Затем яблочный сад, висящий на ветке красный и соблазнительный фрукт, кожица которого чернеет и гниёт на моих глазах.

Моя рука задрожала ещё сильнее, и стекло пронзило кожу на моём запястье. Шок боли вернул меня в настоящее, и я отдёрнула руку, заставляя себя отступить.

«Бл*дь». Мне надо прекратить это. В данный момент я уже не знала, что происходит, но это не к добру.

Я отпрянула, и моя кровь закапала на пол. Крики, которые манили меня к зеркалу, звали обратно, умоляли о милосердии. И в их воплях звенело два слова: Владычица Ужаса.

***

Я моргнула от ослепительно яркого освещения в «Теско». Продавец сердито посмотрела на мои ноги, и я покачнулась перед прилавком, не сразу сообразив, почему. Я выперлась из хостела, одетая в золотистое коктейльное платье и шлёпки. Платье было усеяно крошками, и на нём виднелось пятно — наверное, от вина. Мне правда надо начать смотреться в зеркало перед выходом на улицу, иначе они перестанут продавать мне виски, но чёртовы крики в голове продолжали отвлекать меня.

— Они удобные, — сказала я. — Шлёпки.

Сердито посмотрев на меня, женщина за прилавком взяла вторую бутылку виски и пробила её.

Я уже приготовила банкноты, пока она пробивала третью бутылку, и сунула их продавщице. Мне не терпелось вернуться в свой номер, приглушить крики в голове и погрузиться в глубокий сон.

Может, я навещу Камень всего один раз перед отходом ко сну, вновь услышу свою маму. Может, в этот раз она не будет кричать.

***

Я стояла в ванной хостела и смотрела в зеркало. Камень смотрел на меня в ответ, виднеясь в отражении стеклянной витрины. Если я потянусь через отражение, то смогу к нему прикоснуться. Услышу ли я вновь голос своей матери? Смогу ли я её освободить? Это был бы интересный эксперимент: большая часть моего тела в грязной общественной уборной, моя рука на Лондонском Камне в миле отсюда, а моя душа сливается с ним. Я поднесла виски к губам и сделала большой глоток, упиваясь приятным жжением в горле.

Который час? Может, часа три ночи? С другой стороны, на поверхности известняка уже начинал подниматься красноватый дневной свет, окрашивавший его розовыми оттенками. Должно быть, уже рассвет. Где-то в другом измерении психически адекватная Кассандра вышла бы на пробежку в парк, съела грейпфрут на завтрак и порадовалась тому, что живёт на свете.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мой телефон завибрировал — наверное, опять Скарлетт. Я проигнорировала его, уставившись на Камень. Мой разум ощущался тяжёлым, вялым от виски.

Я противилась желанию вновь прикоснуться к Камню, позволила его образу исчезнуть, и моё отражение вернулось, уставившись на меня. Мои бледно-розовые волосы спадали на плечи жидкими прядями, под налившимися кровью глазами залегли пурпурные мешки. Я выглядела как полное дерьмо. «Бесполезная».