«Если», 1997 № 10 - Джефф Хетч

Были в Германии, как положено, утопии патриархальные и технократические, религиозно-мистические и социалистические, преисполненные шовинизма и проникнутые пафосом интернационализма… Достаточно упомянуть две из них, чтобы показать широту охвата.

О технократической утопии австрийца Теодора Герцки «Земля свободных» (1890) в нашей критике писали много — не в пример другому, не менее значительному произведению, которое стыдливо обходили молчанием. Почему — понятно. Ведь трактат-роман «Новая родина» (1902) одного из крупнейших теоретиков сионизма. Теодора Герцля — это, по замечанию критика, единственная литературная утопия, которая, пусть и с издержками, но реализовалась на практике.

Если же окинуть взглядом диапазон литературный, художественный, то на одном краю его расположится откровенно популяризаторский «Туннель» Бернхарда Келлермана, книги местного «жюль верна» — Курда Лассвица и местных же «Циолковских» — пионеров космонавтики Гайля, Оберта и Валье. А на другом, бесконечно от них далеком и как бы уходящим за горизонт конце спектра, один из литературных шедевров XX века— «Игра в бисер» Германа Гессе16.

И наконец, спектр политический. Тут в предыстории немецкой фантастики, кроме одиозных и однозначных фигур Ганса-Хайнца Эверса и Ганса Доминика, начинавших с лозунга «техника — молодежи», а затем совершивших закономерную эволюцию в сторону «арийской крови» и Deutschland liber alles, следует упомянуть еще и странную супружескую пару, впоследствии распавшуюся как раз «через политику». Это гениальный режиссер немого кино, автор «Метрополиса» Фриц Ланг, эмигрировавший в Америку после прихода Гитлера к власти, и его жена, автор сценариев к его фантастическим фильмам и последующих новеллизаций — Tea фон Харбу. Активист нацистской партии, литературная гордость рейха…

К чему привела эта двойственность немецкого сознания, хорошо известно. К расколу уже не одной конкретной «фантастической» семьи, а и всей национальной фантастики.

С той поры та Германия, которую назвали Западной, по сути, ничего нового в НФ не сказала. И на имена оказалась не плодовита.

Один сколько-нибудь заметный писатель-фантаст Герберт Франке, основная масса переводов которого поспела у нас аккурат к 1991 году. Любопытный масс-литературный феномен под названием «Перри Родан» (серийный «антигерой» со всеми родовыми пятнами iibermensch’a — только не арийского, а англосаксонского); правда, любопытный скорее политологам, социологам, психологам, психиатрам, критикам, наконец, но никак не читателям, воспитанным на «серьезной» фантастике. И все17. При том, что прилавки Западной Германии были завалены фантастикой. Американской, английской и советской, выпускаемой, в основном, у соседей-соп-леменников в бывшей ГДР!

«Гэдээровская» фантастика, на мой взгляд, во многих отношениях оказалась интереснее своей единоутробной сестры, оказавшейся за Берлинской стеной.

Местный послевоенный урожай фантастики «ближнего прицела» пропускаю: никому из читателей не знакомы имена Дель Антонио, Раша, Крупката и других. Однако уже в конце 1970-х ситуация изменилась: в ряды научных фантастов ГДР влился отряд молодых авторов, которые в упомянутый прицел никак не попадали и, в большинстве своем, счастливо избежали прицелов иных…

Ситуация в ГДР, как рассказывал мой друг на протяжении вот уже двух десятилетий Эрик Зимон, фантаст, редактор и переводчик, — была существенно иной, чем в нашем отечестве. В чем-то еще более «режимной», а в чем-то и более расслабляющей.

У них не было нашего иезуитского и поднаторевшего в идеологических боях Госкомиздата, его заменяло идеально дисциплинированное и организованное, как часы, Министерство (аналог Главлита), которое методично спускало четкие разнарядки издательствам — сколько и кого издавать. Причем, среди прочих критериев работы издательств учитывалось и такое: экономическая эффективность. Стругацкие шли нарасхват, Лем шел нарасхват, американцы шли нарасхват — и всех их рекомендовалось издавать. А чтобы поддержать отечественных авторов фантастики — то их издавать вменялось в обязанность.

Переводов издавалось немного — как и у нас в ту пору, но все-таки с «Левой рукой Тьмы» Урсулы Ле Гуин читателей ГДР познакомили раньше, чем нас. Как и с первыми книжными изданиями отдельных вещей Стругацких. А уж что издавали своего — так нам в годы застоя подобный либерализм и не снился!

В научной фантастике ГДР были свои «Хаксли» и «Оруэллы», множество «Кафок», «Свифтов», «Борхесов» и кого угодно. Кавычки в данном случае закономерны, ибо подражательство было налицо. Другое дело, что подражать можно разным авторам…

Конечно, сегодня я чуть идеализирую картинку, но пример этой страны еще тогда лишний раз убедил меня, что уж если выбирать из двух тираний — бюрократической и идеологической, то лучше ставить на первую. Тупую и идеально организованную машину всегда легче обмануть, нежели цензоров «идейных». Об этом многое могут поведать отечественные авторы-ветераны, еще помнящие о том, как сравнительно легко можно было обвести вокруг пальца наш заорганизованный и неповоротливый Главлит, но Госкомиздат — никогда…

По крайней мере, имена Стефана Хейма или супругов Браунов, Йоханны и Гюнтера, быстро оказались на слуху и у читателей по ту сторону Берлинской стены; в конце концов эти писатели закономерно обосновались в западногерманских издательствах, а Хейм — даже в американских. Что касается книг их коллег — Хайнера Ранка, Герхарда Бранстнера, Альфреда Лемана, Герта Прокопа, еще одной супружеской пары, Анжелы и Карлхайнца Штайнмюллеров, Эрика Зимона, Ганса Таубер-та, Бернда Ульбриха, Герберта Циргибеля, то у себя на родине они составляли заметную конкуренцию даже англо-американским переводам. Хотя за пределы тогдашней ГДР так, увы, и не вышли.

Причины последнему обстоятельству можно выискивать разные, но главная, на мой взгляд, понятна и хорошо знакома тем, кто еще помнит времена до падения «исторического материализма».

Дело в том, что для большинства указанных авторов ГДР «НФ» означало просто легальную возможность писать завуалированную политическую сатиру либо уходить в безудержный «абсурд», который в иных ситуациях был «непроходимым». На Западе все эти кукиши в кармане удалось пристроить лишь вышеупомянутым Хейму (впрочем, такому же «научному фантасту», как, скажем, Борис Виан) да супругам Браунам — а остальные только облизывались из-за пресловутой Стены. Что касается направления «восточного», то лишь редкие рассказики проскочили в наши журналы и антологии, поскольку, как уже было сказано, для нас в те времена и это было «слишком»…