Да здравствует король - Кай Хара

Я не знаю, как переварить тот факт, что она мертва столько же времени, сколько ее не было. Я потратил больше половины своей жизни, ненавидя ее за то, чего она, по-видимому, никогда не делала. Она не бросила меня, ее у меня забрали.

Справа от меня появляется стакан, наполненный жидкостью насыщенного коричневого цвета. Я оглядываюсь через плечо на Риса, который держит его перед собой.

— Тебе это понадобится.

Очевидно, он знает это по собственному опыту.

Я поворачиваюсь, хватаю напиток и встречаюсь с ним взглядом.

— Мне очень жаль. — Говорит Феникс.

Какое у нас трио. Брат Феникса умер, когда мы были детьми, и он так и не смог с этим смириться.

Теперь мы друзья, связанные смертью и общим переживанием горя.

— Что тебе нужно? — Он добавляет.

— Больше этого, — говорю я, поднимая свой бокал и осушая его.

— Тебе следует отказаться от бутылки, приятель. — Предупреждение исходит от Риса, который смотрит на меня с беспокойством в глазах.

— Отвали.

— Слушай, я знаю, что тебе больно…

— Отвали. — Прорычал я. — Ты можешь просто дать мне спокойно выпить. Мы находимся на моей частной территории, я никуда не собираюсь ехать, я не собираюсь садиться за руль, у меня нет телефона. Я не подвергаю опасности ни себя, ни кого-либо еще, так что позвольте мне просто напиться, чтобы не думать о том, что мою мать убили десять лет назад, а я только сейчас об этом узнал.

— Мы просто хотим убедиться, что ты в безопасности.

Рис рядом с Фениксом, и они оба стоят надо мной. Я сижу в шезлонге у костра на восточной части территории. Рядом со мной лежит бутылка скотча, почти пустая.

— Тогда возьмите стаканы, сядьте и молча смотрите на костер вместе со мной, пока я буду напиваться до чертиков.

Феникс бессловесно кивает, они садятся по обе стороны от меня и, к счастью, делают то, что я говорю. Я даже не знаю, как разобраться в том водовороте дерьмовых, противоречивых и непонятных эмоций, которые я сейчас испытываю.

Один пятиминутный разговор может изменить основу вашей жизни и все, во что вы верите. Как мне совместить десять лет презрения к ней с печалью и неожиданным горем от ее потери. Я так долго ненавидел ее, и в один момент мне приходится одновременно любить и оплакивать ее.

Злость и обида на то, что я каким-то образом потерял ее во второй раз, даже не сумев найти, чернотой завладели моей душой. Я не должен был искать ее. Жить с верой в то, что она ушла от нас, менее больно, чем знать, что она мертва гораздо дольше, чем я думал ее искать.

Мы молча пьем уже несколько часов. Если я думал, что алкоголь заглушит боль, то я ошибался. От него все становится только хуже. Он обостряет каждую мысль, каждую ненавистную эмоцию в моем теле, каждую порочную мысль. Он подпитывает черную яму негатива внутри меня.

Сквозь туман темноты пробивается яркий смех, легко прорезая его. Он отчетливо звучит среди моих беспорядочных мыслей.

Я знаю этот смех. Я бесчисленное количество раз пытался вырвать его из рук его обладателя.

Беллами.

Я поднимаю глаза и вижу ее издалека, идущую к костру. Она говорит по телефону и оживленно идет к нам, почти скачет. Счастье просачивается из каждой ее поры. На ней байкерские шорты, безразмерный свитер и кроссовки с носками Nike.

От нее захватывает дух.

Она отвлекает.

Подняв глаза, она видит, что я смотрю на нее, и улыбается, помахивая мне свободной рукой. Ее рука немного колеблется, как будто она чувствует, что я в полной заднице. Как будто она видит это в моих глазах.

Может быть, ее свет сможет вытащить меня из темноты.

Когда она подходит ближе, я слышу, как она говорит:

— Хорошо, мама, поговорим позже. Я тебя очень люблю, повеселись с Дэйвом.

Если счастье просачивается из ее пор, то яд вытекает из моих. Этого небольшого обмена достаточно, чтобы тьма снова сомкнулась вокруг меня.

Яд просачивается сквозь меня, наполняя мои вены и топя в горечи.

Мое поле зрения сужается.

— Эй. — Говорит она, приближаясь к нам. — Привет, ребята. — Она слегка машет им рукой.

Рис слабо машет ей в ответ.

— Какого хрена ты здесь делаешь?

Этих слов достаточно, чтобы остановить ее на месте. Хорошее настроение и доброта, которыми она была овеяна, врезаются в кирпичную стену, которая является моей яростью.

— Роуг. — Рис выкрикивает мое имя, вскакивая на ноги. Его тон — предупреждение.

Не делай того, о чем потом пожалеешь, — говорит он.

Очень жаль. Я нахожусь в режиме самоуничтожения.

Я оборачиваюсь к Беллами, которая все еще стоит на месте с озадаченным выражением лица. Она в замешательстве от происходящего.

— Я спрашиваю, какого хрена ты здесь делаешь, Беллами?

— Я тебя слышала. — Она говорит, задрав подбородок. — Это шутка?

Ее маленький акт неповиновения громко и ясно дает понять, что она не отступит. Она не собирается отступать.

Отлично. Она хочет играть, а у меня есть потребность уничтожить.

Голос внутри меня пытается прорваться на поверхность, но я не слушаю его. Я не слышу, что он говорит.

Только не она. Не она. Не она.

— Ты мне надоела.

Она не отвечает, только скрещивает руки и смотрит на меня.

— Да что с тобой такое? Я думала, мы уже прошли стадию твоего мудака.

— Осторожнее, — говорю я, огрызаясь на нее. — Тебе стало слишком комфортно. Ты забыла о своем месте и о том, с кем имеешь дело. Я сказал, что у нас эксклюзивные отношения, а не то, что ты можешь приходить и уходить отсюда, как будто это место принадлежит тебе. Или владеть мной. Ты просто вкус месяца. — Я сделал паузу, размышляя. — Или,