Мемуары - Ш Талейран

В последней статье святейший отец заявлял, что его привели к вышеуказанным решениям соображения, вытекающие из современного положения церкви, и уверенность, внушенная ему его величеством, что он окажет свое могущественное покровительство столь многочисленным в настоящее время нуждам религии.

Известие о подписании этого договора вызвало у публики чувство большого удовлетворения. Но радость папы была, кажется, непродолжительна. Он едва успел принести жертвы, которые требовались от него, как уже испытал чувство большой горечи; оно могло лишь усугубляться, по мере того как изгнанные и заточенные кардиналы - Консальви, Пакка, Пьетро и другие - получали свободу и право отправиться в Фонтенебло. Я не претендую на знание того, что произошло тогда между святейшим отцом и этими кардиналами, но Наполеон был, вероятно, предупрежден по некоторым признакам о предстоящем; дело в том, что, несмотря на взятое им в отношении папы обязательство считать подписанные одиннадцать статей лишь предварительными, не подлежащими опубликованию, он тем не менее решил сообщить о них в послании, которое великий канцлер должен был передать сенату.

Эта преждевременная огласка акта, о подписании которого папа так глубоко сожалел, ускорила его отказ от него, о чем он сообщил императору в послании от 24 марта 1813 года. Не знаю, какими доводами святейший отец обосновал этот отказ, но можно лишь сожалеть о слабости, руководившей его поведением в данном вопросе и заставившей его по истечении столь короткого срока согласиться на отказ от своих действий. Лучшее объяснение, которое можно дать такому поведению, это то, что вследствие физического и морального расслабления его дух покорился требованиям Наполеона и что силы вернулись к нему, лишь когда он увидал себя окруженным своими верными советниками. Можно сожалеть об этом, но кто сочтет себя вправе порицать его?

Хотя и очень раздраженный отказом, император решил и на этот раз, что в его интересах не дать делу огласки, и по внешнему виду он не придал ему значения. Он издал два декрета, один от 13 февраля, а другой от 25 марта 1813 г. Первый объявлял новый конкордат, подписанный 25 января, государственным законом; второй устанавливал его обязательность для архиепископов, епископов и капитулов и как вывод из четвертой статьи этого конкордата предписывал архиепископам дать назначенным епископам инвеституру; в случае отказа им грозило привлечение к суду трибунала.

Свобода, на короткое время предоставленная святейшему отцу, была снова ограничена, и кардинал Пьетро возвратился в изгнание. Вскоре затем Наполеон отправился в Германию руководить кампанией 1813 года, подготовившей войну, которая должна была привести позднее к его гибели.

Декреты, изданные ab irato, не выполнялись, и колебания успеха в кампании 1813 года побудили императорское правительство к нескольким попыткам завязать с папой переговоры, которые ни к чему не привели. Дело, таким образом, затянулось, и не было видно никакого выхода, когда 23 января 1814 года вдруг распространился слух, что папа покинул в тот же день Фонтенебло и возратился в Рим.

Наполеона сильно теснили тогда союзные войска, вступившие во Францию, но так как он рассчитывал на победу, то мотивы такого неожиданного и поспешного решения казались непонятны. Между тем оно вполне объяснимо. Мюрат, покинувший императора и заключивший, как мы уже говорили, соглашение с союзниками, занимал тогда Церковную область; понятно, что в своем негодовании против Мюрата Наполеон предпочел возвращение папы в свое государство его переходу в руки его шурина.

В то время как Пий VII находился в пути, а император воевал в Шампани, декрет от 10 марта 1814 года объявил о возвращении папе той части его владений, из которой были образованы Римский и Тразименский департаменты. Лев, хотя и сраженный, не желал еще выпустить всей добычи, надеясь удержать ее.

Путешествие святейшего отца не обходилось без превратностей и затруднений; временное правительство, которое я имел честь возглавлять, было вынуждено распорядиться 2 апреля 1814 года, чтобы всем этим помехам был положен предел и чтобы римскому папе отдавали в пути принадлежащие ему по праву почести.

Нужно сказать, что вице-король Италии Евгений принял папу почтительно и что даже Мюрат не осмелился препятствовать возвращению ему его владений, хотя он и занимал их своими войсками.

Папа прибыл 30 апреля в Чезену, 12 мая - в Анкону, а 24 мая 1814 года он совершил торжественный въезд в Рим.

Излагая так пространно, как я это сделал, переговоры между императором и папой, я преследовал двойную цель: я хотел показать, как далеко могла страсть увлечь Наполеона, когда он встречал сопротивление, основанное даже на добром праве, и доказать, что в изложенном здесь вопросе он был одинаково не прав по существу и по форме; установить это, как я думаю, нетрудно: я полагаю, что мне не нужно ничего добавлять, чтобы показать, насколько недоброжелательно было все поведение, усвоенное им с 1806 года в отношении папы; факты, описанные мною с беспристрастием и со всем тем хладнокровием, какое возможно при изложении таких недостойных преследований, говорят сами за себя; настаивая на этом, можно только ослабить впечатление. Но я считаю еще более необходимым указать на громадные ошибки, совершенные Наполеоном в его сношениях с римским двором с точки зрения общей политики.

Когда в 1801 году Наполеон восстановил во Франции культ, он не только совершил акт справедливости, но и проявил большое политическое искусство, потому что этим он немедленно привлек к себе симпатии католиков во всем мире, конкордатом же, заключенным с Пием VII, он укрепил на прочной основе мощь католичества, потрясенную на короткое время французской революцией; усилению его должно способствовать всякое разумное французское правительство, хотя бы лишь для того, чтобы противопоставить его распространению протестантизма и влиянию греческой церкви. А в чем же главная сила католицизма, как и всякой власти, если не в единстве и независимости? Между тем оба эти источника силы Наполеон пожелал подорвать и уничтожить в тот день, когда, влекомый самым безрассудным честолюбием, он вступил в борьбу с римским двором. Он подрывал единство католической церкви, стремясь лишить папу права давать инвеституру епископам, и ослаблял ее независимость, вырывая у папского престола его светскую власть.

Выдача папой инвеституры епископам - единственная действительная связь, соединяющая католические церкви всего мира с Римом. Это она поддерживает единообразие церковных доктрин и уставов, допуская к епископату только тех, кого римский папа признает способными охранять их и защищать. Представим себе на мгновение эту связь порванной, и раскол окажется неизбежным. Наполеон был в этом отношении тем более повинен, что он имел перед собой опыт Учредительного собрания. Каково бы ни было мое участие в этом деле, я не боюсь признать, что гражданское устройство духовенства, декретированное Учредительным собранием, представляло собой, может быть, самую большую политическую ошибку этого собрания: об ужасных преступлениях, бывших его следствием, я не буду напоминать здесь. Имея перед собой такой пример, было непозволительно впасть в ту же самую ошибку и возобновить против Пия VII преследования, которыми Конвент и Директория действовали против Пия VI и которые сам Наполеон так сурово и справедливо осудил. Поэтому не может быть никакого извинения для его образа действий в этом вопросе. Напрасно стали бы мне возражать, что существовали беспокойные папы, злоупотреблявшие правом выдачи епископам инвеституры и превратившие его в орудие борьбы с правительствами, даже с католическими. На это я могу ответить, что это верно, но что правительства выпутались из этого затруднения, что если бы им снова пришлось испытать его, они действовали бы так же; между тем создание реальной опасности для предупреждения возможного злоупотребления - плохая политика. Добавим, что Наполеону было менее простительно, чем кому бы то ни было, действовать так, как поступал он; в Пие VII он встретил самую неожиданную уступчивость при разрешении церковных вопросов, а также снисходительность и кротость, которым папа ни разу не изменил, несмотря на столь враждебный образ действий в отношении него: булла об отлучении - лишь инцидент, лишенный всякого значения. Какова же была вина Наполеона в этом случае, если, несмотря на его похвальбу, что он всюду создает Англии врагов, как некогда Митридат создавал их римлянам, он сделал из папы союзника англичан? Каковы были ошибки императора, если ему пришлось хотя бы в течение одного момента опасаться, что англичане увезут из Савоны его жертву?

Уничтожение светской власти папы путем поглощения Церковной области великой империей было в политическом отношении не меньшей ошибкой. Совершенно очевидно, что глава религии, столь широко распространенной во всем мире, как католическая, нуждается в совершенной независимости, чтобы беспристрастно пользоваться своей властью и влиянием. В современных условиях, при территориальных разделах, возникших в ходе истории, и политических осложнениях, порожденных цивилизацией, эта независимость может существовать только, если она обеспечена светской властью пап. Попытка вернуться к первоначальным временам церкви, когда папа был просто римским епископом, потому что христианство ограничивалось Римской империей, была бы столь же бессмысленна, как и стремление Наполеона превратить святейшего отца во французского епископа. Что сталось бы тогда с католицизмом во всех тех странах, которые не входят во Французскую империю? Если бы папа очутился во власти Австрии или какой-либо другой католической державы, как бы отнеслась к этому Франция? Могла бы она верить в его полное беспристрастие и независимость? Какие бы иллюзии ни строил себе Наполеон о силе и прочности своей власти, сосредоточенной в его собственных руках или в руках его преемников, ему не следовало создавать столь опасного прецедента, который мог в известный момент стать роковым для Франции. 1814 год доказал, что тут не было ничего невозможного.