Цена империи. На начинающего Бог - Влад Тарханов

— Так…

— А тетрадку долговую тоже из жалости вел? Там до копеечки кто сколько должен и за что. Это тоже из жалости?

— Так это другое. Это деньги…

— Понятно с тобой все, Абраша, пойду я, неинтересен ты мне. — И Мезенцев поднялся, взяв в руки папку со стола, подойдя к двери мимо совершенно поникшего, сгорбившегося на хлипкой табуретке аптекаря, взялся за ручку двери, после чело резко развернулся и спросил, почти шепотом:

— Жить хочешь?

— А кто ж не хочет, ваше высокоблагородие… — сквозь хлынувшие слезы пробормотал аптекарь-неудачник.

Так была создана секретная «Лаборатория Майрановского». Почему Государь назвал это заведение именно таким образом, Сергей Николаевич не знал. Для секретности, таков был ответ. Кто такой Майрановский? Была такая еврейская семья — ничем выдающимся не выделялась. Впрочем, в ней работали только несколько человек, над каждым из которых висел смертельный приговор. Сложнее всего было с химиками-народовольцами. Не хотели они идти на службу царизма. Но к каждому подобрали ключик. Особенно запомнил Мезенцев, как он по плану Государя объяснил одному самому толковому, но и самому же упрямому типу, что яды, которые они будут разрабатывать, это еще и лекарства. Тот не поверил. Тогда на сцену вышел наш Абрамчик, рассказавший, что яд кураре используется в охоте, имея парализующий мышцы эффект. Особенно сильно парализуется дыхательная мускулатура.

— Это открыли Клод Бернард и наш российский врач доктор Пеликан. А теперь прошу вас обратить внимание на стол. Предположим, что у этой собачки опухоль легкого. Или проникающее ранение и инородное тело в легком.

А дальше сам Вакаревич дал крепко привязанной к операционной собачке эфирный наркоз, и та заснула. Затем ввел в заушную вену какое-то вещество, через несколько секунд дыхание остановилось. Потом он стремительно вскрыл ей грудную клетку (шерсть на месте разреза сбрили заранее) и перед ошарашенными зрителями предстало бьющееся сердце и парализованные легкие животного. Так же быстро и ловко Абрам Витольдович перекрыл один из бронхов, пережал сосуды, его снабжающие и дал сигнал помощнику — тот ввел в рот животного интубационную трубку и начал накачивать очень медленно воздух при помощи своеобразного мешка. Менее чем за четверть часа операция была закончена. Легкое удалено, рана зашита. А собачка стала подавать признаки жизни.

После такой демонстрации последние сомнения некоторых фигурантов, проходивших по делу народовольцев исчезли, а Государь объявил мне, что сегодня создана первая «шарашка». Историческое событие! Немного меня смутило такое слово, вообще, мне показалось, что Михаил Николаевич иногда любил издеваться над языком, странно перекручивая слова. И это не было тюремное арго, скорее, он брал иностранное слово и искажал его, встраивая в русскую речь. Но получалось сие достаточно ловко и метко. Порой — лучше и не скажешь.

А вскоре была создана еще одна шарашка. Во главе с неким Кибальчичем. Вот это был истинно твердый орешек. И попали сюда практически все «нитроглицеринщики» — труженики динамитных и нитроглицериновых лабораторий, кои были у господ народовольцев в достаточном количестве. Работали в них и барышни, которые были намного более аккуратными, нежели мужчины, а оттого им было сподручнее изготавливать эти весьма капризные и опасные средства. Ну а теперь они всем скопом стали работать над изготовлением и проверкой технологий новых взрывчатых веществ. Над всеми ними висели смертные приговоры. По приказу Государя излишним либерализмом военно-полевые суды не страдали. Из пятнадцати фигурантов дела о теракте в Зимнем дворце петлю получили все без исключения. И обставлено сие действо было весьма хитро: судили-то их не за убийство императора и членов его семьи, а за гибель невинных жертв покушения: солдат, обслуги дворца, и зал был набит родственниками жертв и всего лишь несколькими журналистами. Так что ни одного слова одобрения или поддержки в свой адрес сии изверги не услышали. Только проклятия! И сие было широко освещено в печати. Осудив их на смертную казнь за убийства простых подданных суд потом им «автоматом» присовокупил оную же и за государя, и его семью. И за гибель высших государственных сановников тоже. Так что каждому по три приговора. И в газетах были напечатаны портреты и описания каждого погибшего во дворце, причем сначала — простых людей, солдат, и только потом — чиновников и Романовых.

Так возникла шарашка взрывного дела, которую назвали «Лабораторией Курчатова». Опять-таки почему, непонятно. Может быть, из-за курчавых волос Кибальчича и многих его сотоварищей? Интересная у государя все-таки логика юмора. Порой никак ее не пойму.

Как они соглашались? Каждого «ломали» индивидуально. И к каждому смогли найти ключик. Тут еще один аспект всех этих дел возник. Ведь надо будет кое-что и на людях испытывать, те же яды, например. Так тут Государь предложил такой подход. Есть такие изверги, которым петля — за благо, столько натворили, что им повешение заменять опытами. А иным, на смертную казнь идущим, предлагать в добровольном порядке: в петлю или в лабораторию. И только добровольно. А кому и послабление сделать, не ему, семье его, такое стало практиковаться. Так что желающие нашлись. Чего уж там.

В итоге из пятнадцати осужденных в петле оказались девятеро. Шестеро отрабатывали в двух шарашках. Ибо толковый государь любому дерьму применение найдет. А тут далеко не дураки, только с мозгами набекрень.

[1] Чтобы иметь возможность строить научную карьеру будущий академик Академии наук СССР и известный на весь мир биохимик принял православие.

Глава 29

Глава двадцать восьмая

Кадры решают всё

Санкт-Петербург. Мариинский дворец

26 апреля