Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза (Часть 2) - Николай Берг

Адмирал Крюйс, донося Государю Петру Первому о результатах боя, необычно для рапорта написал образно: "можно верить, что из бывших на лодках побито более половины. Памятен этот день будет шведам. Я тебе, Великому Государю, истинно сказываю, что неприятель от нас до сего времени ни одной кошки или собаки, не то что человека достал языком; а мы знаем всё, что у них делается. Взяты нами в плен три капитана; у одного 11 ран, у другого семь; четыре поручика и прапорщика. Сказывали, что во время двукратного боя на Толбухиной косе погибло да ранено до 1000 человек. Сам главнокомандующий свейский ранен. Среди трофей этого дня было 500 ружей, найденных на берегу и мели, которые были заряжены пулями, рассечёнными на четверо, и обвитыми конскими волосами, что значительно усиливало опасность раны". Трофеи были очень кстати — среди гарнизона форта Кроншлота мушкетов не хватало половине.

Петр Первый и его приближенные о таком шведском конфузе узнали с удовольствием немалым, только дивились — остров почти двести лет был шведским, а про промоину ту шведы и не знали, да и разведку когда провели не удосужились ее до берега продлить… А промоины той сажени две шириной и глубиной сажень. Ну вот такое водяное несуразие, прихоть течения.

Впрочем сейчас у меня нет никакого желания потешаться над шведами, сам такой же, хоть и дешево отделался. Ну, относительно дешево. С мокрыми портками — неуютно. Вдвойне неуютно то, что я понятия не имею — дальше-то что делать? Поглядываю искоса на напарника. Вообще-то в самом начале знакомства вызвал он у меня резчайшую антипатию, больно уж выглядел этаким пендрючистым аристократом на ровном месте.

Но теперь моя антипатия несколько усохла и выветрилась. Ну, не так, чтобы очень, просто сильное глухое раздражение стало чуток послабее. Немного стыдно себе признаться в том, что когда к нам приехали минометчики, мне этот безногий даже уже стал почти симпатичен. До того момента, как он, не моргнув глазом, отправился перехватывать дорогу героической засадой. Потянув и меня заодно. У меня весь опыт устройства засады — только когда во время прохождения сборов в институте на военной кафедре, приказали мне для оживления скучного марша устроить засаду на колонну разморенных студентов. Взял я отделение, прихватили мы холостых патронов и отправились по возможности незаметно, срезая изгиб дороги. Тут и оказалось, что устроить засаду — не просто, сборы проходили под Мурманском. А там сопки сплошные, заросшие чахлой мелкорослой, но густой растительностью, вот и устраивай засаду — с одной стороны распаханные поля и если мы устроимся в придорожной канаве, то отойти никак не сможем, чистое самоубийство, а если на сопке, то либо ничерта не видим дорогу, либо сидим на склоне за камешками и опять же нас увидят в момент… Время поджимало, сели мы на склоне, ничего лучшего не придумав и обстреляли второй взвод, впереди которого переваливался замкомвзовда-2 Андрюха Зайцев. Взвод радостно заорал, обрадовавшись хоть какому-то развлечению и попер на нас, разворачиваясь в цепь.

— Пиф-паф, ты убит! — грозно заявил добежавший до нас Зайцев. Ствол его калаша дымился — на радостях замок-2 выпустил все холостые, что у него были. Рядом радостно вопили его подчиненные.

— Сам ты пиф-паф! Причем трижды! — гордо ответил я вставая. И нас всех погнали на дорогу офицеры, продолжать марш. Но в общем радости у меня после этого не возникло — хреновая вышла засада. Положили бы нас там, будь оно все на самом деле. Тем более третий взвод ловко выкатился нам в бок и тыл, да. Потому не шибко я мнил себя стратегом. А что за полководец этот калека — мне тоже не известно, во всяком случае с моей колокольни лезть вдвоем черт знает куда — глупость и все. Ну я то ладно — мне еще и то стыдно стало, что в общем я не блеснул, да и праздновать труса при том, что безногий калека берется выполнять задачу, а я…

— Слушай, а ты что так безоговорочно поперся сюда в засаду? — немного неожиданно спрашивает инвалид, продолжая тем не менее внимательно наблюдать за окрестностями.

— Это в смысле чего? — искренне удивляюсь я.

— В смысле картошки дров поджарить. Избыток героизма, или просто дурак? Не, я не для того, чтобы обидеть, мне просто интересно. Интересно откуда такие берутся.

— Ну уж если б кто говорил, так не ты — тихонько возмущаюсь я в ответ, поворачиваясь к нему. Он не замедляет посадить меня в галошу поглубже, показав пальцем понятный знак — нечего мне на него таращиться, мое дело вокруг смотреть.

— Я-то сначала подумал, что ты из Охотничьей команды, крутой как вареное яйцо и всякое такое… А ты лопух лопухом, балбес балбесом. Но вот как под монастырь подвести — так только от тебя и жди подвоха — со злым недоумением вдруг заявляет калека.

— Ты что белены объелся? Ты ж вроде старший, да еще и это… — так же злобно огрызаюсь я шепотом.

— Что еще и это? На мои ноги намекаешь? — еще злее шипит блондин.

— Ну да, и про них тоже. Ты ж вона уже частью чистый терминатор, тебе отстреленные части тела отстегнуть — раз плюнуть и опять в бой! Чего ты завелся-то? — сбавляю я немного градус накала, поняв, что хватанул лишнего.

— Собака ты плюшевая, свинья мохеровая, кабан шерстистый — странно ругается напарник, с которым сегодня меня судьба спарила.

— Ладно, насчет ног, извини, в запале сказал. Но если инвалид не протестует против задачи, то мне с ногами — вообще стыдно. Так понятно? Тем более, что остальные мои в самой гуще, а я вроде как прячусь.

— Значит дурак — уверенно резюмирует калека уже немного спокойнее.

— А хоть и так. Ты-то шибко умный. И чего тут развел психоанализ? — огрызаюсь я, но без особого запала.

— Я жить хочу — тихо и просто отвечает блондин и меня от таких обычных слов передергивает всерьез. Еще и потому, что довелось мне видеть чеченскую видеозапись, где именно так говорил наш паренек, которому ичкерийцы собирались "на камеру" отрезать голову, а он не понимал еще, что эти веселые, добродушные с виду бородачи сейчас будут его убивать. И его зарезали как барана, а он все твердил эту фразу. Пока не забулькал перерезанной глоткой. Тошное было зрелище, до холодного ужаса и бешенства бессильного. А тут этот еще…

— А я нет, можно подумать… Ты б хоть намекнул, что гнилая задача, а ты вишь из себя неколебимого героя корчил! Мне после пары людоедов хвастаться нечем, еще бы я там курдыбачиться бы начал. Ты б меня первым бы к ногтю, да еще и рассказал бы, какой я бесполезный — огрызаюсь я в ответ.

— Значит из-за твоей боязни, что будешь выглядеть как тебе на роду положено, мы тут оба уляжемся? Я ж старший, мне жопой вилять не гоже, тем более народу там было много. Сам им слова не сказал, а на меня теперь батон крошишь? Я ж все же старший — и что, мне артачиться против приказа? Ты ж как памятник стоял, прям Герой Кронштадта и Окрестностей! Весь из себя Медный Пеший!