Час волка на берегу Лаврентий Палыча - Игорь Боровиков

Близнец. Так, что у меня такая душевная ширина вдвойне присутствует.

Особенно скучал я по Виктории, когда она надолго уезжала. Правда, при этом трахался направо и налево. Скучал и трахался, как в старинном анекдоте: "Ебу и плачу, ебу и плачу". Ужасно тосковал по ней и переживал её уход, когда жил в Анголе. Я вот тебе почти все уже письма оттуда сканировал, кроме одного, самого длинного. Оно было написано еще в июне 79-го, значительно раньше того сентябрьского, что я послал тебе пару месяцев тому назад. Поначалу сканирование и отсылка именно этого письма вообще в мои планы не входили. Слишком уж оно мне казалось интимным. Но раз ты такой вопрос задал, то не послать не могу. Ибо кроме как этим письмом, ответить тебе мне просто не чем. Сам уже теперь не могу понять, кому в первую очередь я его адресовал. Помню, что первый экземпляр отправил Вике, а копию Татьяне Карасевой. Даже не знаю, прочла ли его Вика, ибо ответа никакого я не получил, и никогда она со мной письмо это не обсуждала. А Танюше понравилось. Говорит, мол, здорово ты там все описал. Очень, мол, чувствую твое настроение и тоску. Как только вернешься, в любой позе дам.

Вот прочти, не поленись, вполне возможно, хотя бы на первый твой вопрос оно ответит

Луанда, отель Costa do Sol, 15-25 июня 1979 года

За долгие годы мне часто снился один и тот же сон: куда-то, где я живу, приезжает самая близкая мне женщина. Может Мария-Пия, может

Вика, а может, совсем другая, которую я должен был в жизни узнать, да так и не пришлось. Приезжает, и, оказывается, чуть ли ни все имеют на нее право, обнимают, смеясь, куда-то уводят. Она тоже смеется и уходит вместе с ними. А я стою и вижу, что совсем лишний, что меня никто не приглашал, никто не ждал, никто никуда не зовет. И она, мельком со мной поздоровавшись, уходит в окружении чужой веселой компании, которой до меня просто нет дела. Я, растерянный, спрашиваю: Куда же вы? На меня смотрят удивленно, а она делает ручкой, мол, чао, не скучай!…

… Всего позавчера, 13 июня, в это же самое время мне было удивительно хорошо. Я жил в Лобиту, в гостинице с романтическим именем "Белу Оризонти", лежал на широченной постели в маленьком номере с балкончиком, лампочкой висюлькой на шершавой коричневой стене. Справа был белый зеркальный шкаф, а слева на низком столике – стопка португальских и бразильских книжек, только что купленных у чудом уцелевшего белого букиниста. Я лежал, лениво ждал ужина, читал о средневековых страстях королевы Франции Маргариты Бургонской, предвкушая кайф от подаваемого за ужином пива… Вдруг, стук в дверь и голос коридорного: Камарада, спуститесь вниз, вам звонят.

Кто может звонить мне в городе Лобиту?! Оказывается, есть такой человек в массивных очках по имени Петр Железнов, или доктор Педру, как называют его в местном госпитале. Доктор Педру объясняет, что наши летчики только что привезли ему из Луанды письмо шефа на мое имя и припиской "срочное".

– Я не знаю, в чем там дело, – говорит он туманно, – но, вроде, речь идет о приезде Терешковой.

Стою, согнувшись, упершись локтями в красную деревянную стойку, одной рукой затыкаю ухо, а второй прижимаю еле дышащую трубку.

– Петр Филипыч, так может завтра? Чего там может быть срочного?

Моя жена у них в Комитете работает, передала, наверное, чего-нибудь,

– говорю я, а сам чувствую какой-то нервный озноб, понимаю, что это действительно "срочно", и мне уже не придется завтра ездить по красивому аккуратному городку на длинной косе в океане, а надо будет всё к черту бросать и куда-то мчаться.

Сажусь в стоящую у подъезда машину – длинный серый фургон санитарной Волги с матовыми стеклами и красным крестом на крыше.

Всего пару месяцев тому назад, в начале апреля, я испытал, может быть, первое в жизни настоящее приключение, перегоняя его сюда из

Луанды по земле, на которой идет война. В военной миссии нас с доктором Железновым вооружили Калашниковым с откидным прикладом и двумя рожками, а мы с ним добавили к этой экипировке две пол-литровые бутыли коньяка Арарат, ибо, кого уж точно не смогли бы встретить в пути, так это постов ГАИ.

Выехали еще затемно, на рассвете и помчались по вполне приличной двухполосной асфальтовой дороге на юг. Пересекли Кванзу, полюбовались с моста на окаймляющие ее джунгли и снова углубились в саванну. Шоссе с обеих сторон обступали трехметровые заросли так называемой слоновой травы, так что местами мы ехали, словно в зеленом тоннеле. Вокруг нас не было никого: ни людей, ни машин.

Только несколько раз дорогу грациозно перебегали леопарды, которых я раньше видел лишь в зоопарке. А кроме этих огромных кошек- ни единой души. Хотя мы оба прекрасно знали, что земли, по которым проезжаем, принадлежат сАмому, что ни на есть лояльнейшему племени кимбунду, и, следовательно, ни засад, ни нападений на нас не предвидится, всё же было не по себе. Вот тут и пригодился запас армянского коньяка.

Именно сразу после Кванзы, когда люди и деревни исчезли, а машина погрузилась в бесконечный коридор слоновой травы,. мы раскрыли пузырьки и стали посасывать каждый свой. После нескольких глотков я почувствовал себя абсолютно комфортно и защелкал фотоаппаратом заряженным гедеэровской слайдовской пленкой.

Плохо мне стало лишь совсем недавно, когда проявил слайды и вставил их в рамки. У одного из летчиков был слайдоскоп, и пол этажа авиаторов собрались посмотреть вблизи на ту землю, над которой они пролетали по несколько раз в неделю. На одном из сделанных мной на полной скорости снимков четко был виден сидящий в засаде черный человек в куртке просвечивающей сквозь заросли ярким пятном. Видимо, мы слишком быстро пронеслись мимо него, и он просто не успел среагировать.

Таким образом доехали мы с доктором Педру до поселка под символическим названием Кинжала, откуда начинались земли мятежного племени Умбунду. Там был контрольно-пропускной пункт, где я впервые за все время моего пребывания в Анголе предъявил ангольским властям мои московские права, выданные когда-то ГАИ в Подкопаевском переулке, да к тому же на русском языке. Мы прождали на КПП почти 3 часа, пока не сформировалась колонна, и только тогда тронулись в путь. Впереди ехал советского производства БТР, на котором черный стрелок беспрерывно шарил по обочинам дороги стволом крупнокалиберного пулемета. Сзади колонны пристроился военный грузовичок ГАЗ, в чьем кузове, набитом солдатами ФАПЛА, точно такой же пулеметчик впился взглядом в окружающие дорогу кусты.

А по обочинам я снова, второй раз в жизни увидел "пейзаж после битвы": взорванные и сожженные грузовики, бронетранспортеры и легковушки вроде нашей. На каждом километре снимал стресс, прикладываясь к горлышку быстро пустеющей бутылки, и с каждым глотком чувствовал себя всё уютней и безопасней в железнном пространстве санитарной Волги…

… А вот теперь, два месяца спустя, я снова – в Лобиту, эта красивая железная коробка вручена мне, и я уже целую неделю вожу на ней новичков медиков по городу. Так и сейчас, сажусь, включаю двигатель и еду по длиннущей косе вдоль пляжа мимо серого сетчатого здания капитании порта, красивых колониальных коттеджей. Приезжаю на виллу наших врачей, вскрываю конверт и читаю записку шефа: Олег, сегодня 13 июня, в Луанду прилетела тов. Николаева-Терешкова, а с ней Вика. Они остановились в резиденции рядом с президентским дворцом и Минздравом. Я там сегодня был, видел Вику, она познакомила меня с Валентиной Владимировной. У них очень напряженная программа, предполагаются поездки в Маланже, Лубанго и Мосамидеш. Срочно выезжай!

Боже, моя Вика в Анголе, а я – в Лобиту за 700 километров валяюсь в гостинице и читаю о страстях какой-то говенной Маргариты Бургонской!

Конечно же, не сплю всю ночь, кручусь, борюсь с эротическими видениями, постоянно чиркаю зажигалкой и смотрю на часы, ибо выключатель настенной лампочки почему-то у самой двери, и жалко разгонять такой хрупкий полусон. Вскакиваю пол шестого, импровизирую умывание в пластмассовом тазике (так как воду дают только к семи утра) сажусь в Волгу и гоню по спящему городу на встречу с человеком, любезно согласившимся проснуться ни свет, ни заря и отвезти обратно из аэропорта Бенгелы этот санитарный фургон.

Подъезжаю к большой, колониального стиля вилле. Оттуда выходит заспанный и наверняка в душе проклинающий меня доктор Винниченко, садится вместо меня за руль, и мы гоним 30 километров в соседний городок Бенгелу, где есть аэропорт. Приезжаем, я с диким трудом выбиваю место в Боинге и в 8 утра уже оказываюсь в Луанде.

Несусь в гостиницу, стучусь в номер шефа, но он заперт, а больше никто ничего не знает. Тогда я иду вниз на пляж, купаюсь, затем моюсь под душем, переодеваюсь во все самое праздничное: белую рубашку, синий блейзер, повязываю шикарный бордовый галстук и сажусь ждать у моря погоды в самом прямом смысле этого слова. Через пару часов появляется шеф, который рассказывает мне подробности.